Буря Жнеца

Последовала долгая пауза.

– Ты знаешь то, чего не имеешь права знать.

– И как тебе это? Проникнуть в камень – простое дело. Вылезти обратно – вот дело потруднее. Ты можешь застрять в их беспорядке. Со всех сторон память, они давит и напирает…

– Тебе такое снилось, не так ли? Во снах ты узнал все те вещи. Кт говорит с тобой? Назови имя учителя!

Удинаас хихикнул. – Ты дурак, Тлен. Мой учитель? Ну как же! Его зовут воображением.

– Не верю.

Мало толку поддерживать такую беседу. Уставившись в пламя, Удинаас позволил его мельтешению захватить разум. Он устал. Ему нужно поспать. Лихорадка ушла, но ночные видения, странные нектары, питавшие его нестройные иллюзии, притекали со всех сторон. «Словно моча, сочащаяся изо мха. Сила, которую я ощущал в иных мирах, оказалась ложью. Ясность – обманом. Все пути, по которым я должен был шагать, заканчивались тупиками. Нет, одним и тем же тупиком. Нужно было знать заранее».

– Это руины К’чайн На’рхук.

– Ты еще здесь, Тлен? Зачем?

– На этом плато Короткохвостые некогда построили город. Но теперь, сам видишь, всё разрушено. Осталась мерзость запустения, перекошенные, ломаные плиты. Но мы спускаемся вниз. Понимаешь? Вскоре мы дойдем до середины и поймем, что же разрушило это место.

– Руины, – сказал Удинаас, – помнят холодную тень. А затем – удар. Тень, о Тлен, которая нахлынула, возвещая конец мира. А удар… ну, он был следствием тени, не так ли?

– Ты знаешь такое…

– Слушай, проклятый идиот! Мы подошли к краю плато, высокогорья, ожидая, что оно будет ровным. Но оно скорее похоже на замерзшую лужу, в которую кто-то швырнул валун. Всплеск, и края опустились к центру. Тлен, чтобы понять произошедшее, мне не нужны тайные знания. Нечто большое пришло с неба – метеорит, летающая крепость, все равно что. Мы несколько дней бредем среди пепла, скрытого старым снегом. Пепел, пыль, словно кислоты въевшиеся в лед. А руины – они упали, сначала наружу, а потом внутрь. Были выдавлены наружу, потом соскользнули в яму. Тлен, нужно только поглядеть. Просто поглядеть. И всё. Кончай совать мне мистическое тюленье дерьмо.

Его возгласы пробудили всех. «Тем хуже. Светает, пора вставать». Удинаас прислушался, уловил кашель. Кто-то сплюнул полным ртом. Серен? Чашка?

Беглец улыбнулся. – Твоя проблема, Тлен – это завышенные ожидания. Ты следишь за мной многие месяцы, а теперь тебе захотелось, чтобы я оказался стОящим всех месяцев слежки. И вот ты вытягиваешь «ученую мудрость» из больного раба, а я говорю то же, что и всегда. Понял? Я просто человек с мозгами, которые время от времени работают. Да, я упражняю их, потому что не вижу радости в положении глупца. Похоже, в отличие от большинства остальных. Нас, летерийцев. Мы глупы и гордимся этим, как Имперской Печатью. Не удивляюсь, что я такой неудачник.

Серен Педак вышла в круг света, склонилась, чтобы согреть руки. – В чем ты неудачник, Удинаас?

– Ну, во всем. Не нужно и уточнять.

Фир Сенгар сказал из-за его спины: – Помнится, ты был искусен в плетении сетей.

Удинаас не повернул головы, улыбнулся: – Да, наверное, я и это заслужил. Мой благожелательный мучитель заговорил. Благожелательный? О, может, и нет. Равнодушный? Ближе к истине. Пока я не ошибусь. Небрежно починенная сеть – ай, яй! Спустить шкуру с дурака! Знаю, это было для моего же блага. Или для блага окружающих.

– Опять не спал всю ночь, Удинаас?

Он метнул взгляд над костром, на Серен – но та не отрывала глаз от искр, пляшущих под раскрытыми ладонями. Вопрос, похоже, был риторическим.

– Могу видеть собственные кости, – сказала она.

– Это не настоящие кости, – возразила Чашка, садясь и вытягивая ноги. – Больше на прутики похожи.

– Спасибо, милая.

– Кости твердые, вроде камня. – Девочка положила руки на колени, потерла ладошки. – Холодный камень.

– Удинаас, – продолжала Серен, – я видела в пепле лужицы золота.

– А я нашел куски рамы. – Он пожал плечами. – Странно думать, что К’чайн На’рхук любили картины.

Серен подняла взор, взглянув ему в глаза. – К’чайн…

Сильхас Руин вышел из-за глыбы отесанного камня. – Не картины. На таких рамах растягивали кожу. К’чайн линяют, пока не достигнут взрослого возраста. Выползни использовали для записей, как пергамент. На’рхук были одержимыми летописцами.

– Ты знаешь слишком многое о тварях, которых убивал едва увидев, – буркнул Фир.

Тихий смех Скола прозвучал откуда-то из окружающей темноты; ему сопутствовал звон цепочки.

Голова Фира резко поднялась. – Тебе смешно, щенок?

Голос Тисте Анди наплывал, словно бестелесный призрак: – Страшная тайна Сильхаса Руина. Он вел переговоры с К’чайн На’рхук. Видите ли, тогда случилась гражданская война…

– Скоро рассветет, – сказал Руин, отворачиваясь.

Сразу после выхода группа разделилась, как бывало всегда. Сильхас был впереди, за ним шел Скол. Следующей на тропе была сама Серен Педак, за ней шагах в двадцати плелся Удинаас – он все еще опирался на имасское копье как на палку. Замыкали движение Чашка и Фир Сенгар.

Серен не была уверена, что сознательно желает уединения. Скорее это неистребимые привычки прежней профессии требуют возглавлять людей, пусть впереди и оказались двое воинов – Анди. Как будто им можно доверять… весьма подозрительные проводники, куда бы они ни вели.

Она часто вспоминала невозможное бегство из Летераса, полный хаос блужданий, противоречия – куда и зачем идти; вспоминала времена, когда они не могли тронуться с места – пускали корни в заброшенной хижине или покинутой деревушке… утомление не отпускало их, словно исходило не от плоти и крови. Душа Скабандари Кровавого Глаза ждет, как будто зловредный паразит, затаившийся во всеми забытом месте. Он – их очевидная цель… но Серен начала, наконец, сомневаться.

Сильхас пытался вести их на запад, всегда на запад, но каждый раз разворачивался – как будто угроза Рулада, Ханнана Мосага и их служителей слишком пугала его. Никакого смысла! Проклятый ублюдок может стать драконом. Или Сильхас – пацифист в глубине сердца? Едва ли. Он убивает людей так же просто, как другой давит москитов. Он поворачивал, щадя жизни спутников? Тоже едва ли. Дракон не оставляет никого в живых.

Они шли на север, все дальше от обитаемых районов. К самому краю Синей Розы, страны, некогда управляемой Тисте Анди – все еще прячущихся под носом Эдур и летерийцев. «Нет, я ничему не верю. Не могу. Сильхас Руин чует сородичей. Должен».

Подозревать Сильхаса Руина в обмане – одно дело, объявить об этом вслух – совсем другое. Ей не хватает храбрости. Так просто. Не легче ли брести и стараться не думать ни о чем серьезном… Вот Удинаас слишком много думает, и поглядите на него нынешнего! И даже он держит рот на замке. Почти всегда. Он может быть «беглым рабом», может быть «никем» – но он не глупец.