Сильхас Руин вложил меч в ножны и подошел к Ульшану Пралю.
Схватил за горло.
Слева раздался низкий женский голос: – Повреди моему сыну, Тисте Анди, и не выйдешь отсюда.
Он повернул голову, увидел женщину – Имассу в шкуре пантеры. Она стояла над скорчившимся телом отброшенного им воина.
– Он еще жив, – сказала Имасса, показав на тело у босых ног. – Только поэтому я не разорвала тебя в клочья.
Гадающая по костям. В ее темных глазах читалась зловещая решимость.
Сильхас Руин ослабил хватку на горле Имасса. Провел по груди, ловко вытащив из-под одежды кремневый кинжал. – Вот все, что мне нужно.
Едва взвесив примитивное оружие в руке, он понял истинность своего заявления.
Отошел, не сводя глаз с женщины.
Она не пошевелилась.
Удовлетворенный Сильхас Руин отвернулся.
Склонившаяся над Траллом Серен Педак смотрела, как Белый Ворон идет туда, где была Чашка (она только что села на каменный пол). Анди протянул к ней свободную руку.
Схватив за куртку, резко поднял девочку – и вновь швырнул – голова стукнула о камень – тут же он вонзил кремневый кинжал в середину детской груди.
Ножки дернулись и замерли.
Сильхас Руин не спеша выпрямился и отошел.
Удинаас отвернулся – все равно слезы застлали ему зрение. Да, дитя знало, как знал и он сам. Ведь Чашка была последним, отчаянным творением Азата.
Здесь, в дикарской пещере, она соединилась с Финнестом.
Он услышал вопль Серен Педак. Поморгал, стряхивая слезы, и взглянул снова.
Сильхас отступал к одному из порталов.
Чашка лежала, и обмотанная кожей рукоять клинка торчала из груди. Над ней собиралась тьма, воздух забурлил. Тело девочки стало подергиваться, затем руки и ноги начали медленно извиваться – из них ползли корни, вонзаясь в каждую трещину. Камень зашипел, застонал.
Сильхас Руин смотрел на нее еще миг… затем подобрал второй меч, вложил в ножны и исчез в портале.
Хрипло дышащий Удинаас извернулся, отыскивая взглядом труп Скола – но ублюдок куда-то пропал. К одному из порталов вели красные следы. Неровные следы.
Окружившая Чашку темнота набухала. В ней проступили каменные фундаменты. Черные корни извивались, вода растекалась по полу.
Азат, готовый вечно удерживать душу Скабандари.
Тут Удинаас опустил голову и зарыдал вслух, ибо больше не мог сдерживаться.
Траллу как-то удалось подняться на ноги. Если бы не Серен, принявшая часть веса, и не каменное копье, на которое он опирался, он не смог бы устоять.
– Прошу, – прошептал он. – Мой брат…
Она кивнула и поморщилась – свежая рана на плече отозвалась стреляющей болью – и помогла ему доковылять до тела Фира Сенгара, лежавшего у порога потемневших врат.
– И что мне делать? – спросил Эдур, начав неуверенно оглядываться на приземистую женщину в шкуре пантеры. Она, как и второй мужчина, склонились над неподвижным телом третьего Имасса. Женщина гладила голову мертвого или потерявшего сознание воина. – Онрек… друг мой…
– Сначала родич, – сказала Серен. И возвысила голос, окликнув Имассов: – Этот, упавший, будет жить?
– Да, – ответил мужчина. – Мой отец жив.
У Тралла вырвался всхлип. Он оперся на нее. Серен зашаталась под внезапной тяжестью, но устояла. – Идем, любимый.
Это слово привлекло внимание Тралла так, как не смогло бы никакое другое. Он искал взглядом ее глаза, ее лицо.
– Нужно вернуться ко мне домой, – объяснила она. А сердце содрогалось под когтями ужаса
– Мне снилось, как ты говоришь это…
Она на миг закрыла глаза. И кивнула.
Затем они продолжили путь и оказались около Фира. Серен помогла Траллу опуститься; он положил копье, коснулся рукой пепельного, лишенного жизни лица брата.
Рядом появился Удинаас – лицо его измазано полосками слез – и хрипло сказал: – Привет тебе, Тралл Сенгар. Должен сказать, что твой брат… Фир… он умер как герой.
Тралл поднял голову и уставился на летерийца: – Удинаас. Ты неправ. Мой брат желал… предать.
– Нет. Он видел тебя, Тралл, и знал, что на уме у Белого Ворона. Он понимал, что ты не выстоишь против Руина. Ясно? Он видел тебя.
– Это что, утешение? – бросила Серен.
Удинас оскалил кровавые зубы: – Если единственная альтернатива – предательство, то да. Тралл, мне… жаль. И все же… Фир… я горжусь им. Горжусь, что узнал его.
Она видела, как любимый кивнул и выдавил из себя печальную улыбку. – Спасибо, Удинаас. Твой путь – ваш путь… он должен был быть трудным и долгим. – Он поглядел на Серен, потом снова на Удинааса: – За то, что ты остался на стороне брата, благодарю тебя.
Онрек Сломанный открыл глаза. Он находится в старинном сне – осознание заставило душу страдать, как от удара ножом.
Старинный сон, верно. Даже еще более старинный. Он и не думал, что
