солнечные зайцы, и было понятно, что уже началась настоящая весна.
Через два месяца Хлою Петровну вызвали на прием к директору института. Причем вызвали личным телефонным звонком, что само по себе было большой честью.
Хлоя Петровна пришла в приемную ровно к назначенному часу и тут же была принята, что вызвало некоторое недоумение у секретарши...
Воробьев на этот раз был один и грустный. Он усадил Хлою Петровну в мягкое кресло и сказал как будто самому себе:
— Вот всю жизнь так. На свой страх и риск...— Потом будто вспомнил, что Хлоя Петровна тоже здесь, и ласково произнес: — Все мои замы категорически против, но решение лично за мной. Конечно, сначала мы проведем полное медицинское обследование, может быть, у вашего сына есть какие-нибудь дефекты.
— Нет у него дефектов! — смертельно обиделась Хлоя Петровна.
Воробьев улыбнулся нежно и попросил Хлою Петровну прийти назавтра с Юриком.
Легко сказать! Это в детстве можно было притащить пухлое румяное существо за ручку куда угодно и еще расстраиваться, что оно, это существо, ни секунды не желает находиться вне маминого общества... Теперь-то Юрик взрослый и у него семья. А мама — на третьем месте. При мысли о семье сына чувства Хлои Петровны снова расстроились и даже голова закружилась.
Надо было все обдумать не спеша.
Света — жутко злая — вышла из детской поликлиники. Ее саму в детстве сюда водили — тогда стены были украшены живописью, посвященной героическим подвигам доктора Айболита. Сейчас сделали ремонт, художества закрасили, но в некоторых местах через плохую краску все еще просвечивали попугаи, крокодилы и мартышки.
Афанасий, упакованный в красивый голубой конверт, вертелся и извивался, как змея, в такт собственным повизгиваниям, не лишенным мелодичности. Свете казалось, что она несет в руках бомбу.
Только что молодая мамаша из очереди отчитала Свету за то, что у нее кричит ребенок.
— Сейчас все заорут! Почему он у вас без соски?
— А вы почему без намордника? — огрызнулась Света и покрепче прижала к себе зареванного сына, заговорив: “Ч-ч-ч”, как будто это когда-нибудь
успокаивало Афанасия.
Очередь приняла не Светину сторону, и ей пришлось позорно уйти из больницы, так и не посетив врача.
“Не могу я справиться с ребенком”,— думала Света, усаживаясь в машину и кивая шоферу — домой. Надо все-таки брать няню, хотя так не хочется, чтобы к толстенькому теплому сокровищу прикасались чужие руки... А что делать? Мать у Светы вся в работе и честолюбивых помыслах, а Хлоя Петровна... Тут настроение у Светы испортилось окончательно.
В конце концов что она сделала свекрови плохого? Та ни разу не говорила со Светой, не приходила к ним в гости и вот теперь даже не желает видеть внука. Юрик говорит — болеет. Хороша болезнь, если на работу человек ходит каждый день! Светина приятельница Лариса Курочкина работала в том же институте, что и Хлоя Петровна, и Света пару раз спрашивала ее о свекрови. С ней все было в полном порядке, если верить Ларисе.
Дверь открыл взволнованный Юрик. Свету так удивило выражение его лица, что она даже не спросила, почему он дома посреди рабочего дня.
— У нас мама,— сказал Юрик, принимая из Светиных рук извивающийся конверт с Афанасием.— Она очень сильно заболела. Видимо, мне придется пройти полное медицинское обследование, потому что эта болезнь передается по наследству.
Света села прямо на пол и спросила на выдохе:
— Афанасий?!
— Его тоже надо будет проверить,— сказал Юрик.— Я завтра пойду к маме в институт и все узнаю.
Хлоя Петровна сидела в спальне с очень скорбным лицом. Она едва кивнула Свете и тут же снова залилась слезами. Юрик кинулся ее утешать, разглаживая ладонью седые кудряшки, а Света машинально начала переодевать мокрого Афанасия.
Вскоре Хлоя Петровна ушла, так и не взглянув на внука. Света и Юрик всю ночь не спали, он курил на кухне, а она плакала от страха за мужа и сына.
Спал только Афанасий, по контрасту с родителями почувствовавший себя взрослым.
Наутро полумертвый от ожидания Юрик пришел в Экспериментальный институт генетики. Его обследовали очень подробно и тщательно, выкачали целый чан крови из вен и пальцев, сделали рентген, УЗИ внутренних органов, электрокардиограмму и еще много чего успели за один день — такая вот была замечательная организация дела в этом институте. Результата некоторых анализов надо было подождать, поэтому Юрик вернулся домой таким же испуганным.
Мама тем временем узнала все про ребенка. Сказали, что если Юрик не болен, то в следующем поколении признаки болезни исчезают, так что мучить Афанасия пока было без нужды.
Свету и ее мужа ждало еще несколько бессонных ночей.
Хлоя Петровна тоже нервничала, пила слишком много чая, и сердце ее по ночам мрачно стучало, сбиваясь с собственного ритма.
В день, когда все должно было выясниться, Юрик хотел взять Свету с собой, но Хлоя Петровна очень попросила его этого не делать.
— Я еще не разучилась поддерживать собственного сына. Кроме того, она-то здорова...— И выразительно сверкнула очками.
У Юрика не было сил спорить. Мать сказала ему прихватить паспорт и всякие там зубные щетки: вдруг госпитализируют на месте?
Сначала к Воробьеву зашла только Хлоя Петровна. Профессор сказал, что сын ее действительно обладает безупречным здоровьем.
— Как он сам — готов? Мне передавали, что он в несколько подавленном настроении...
— Это все из-за жены,— жарко зашептала Хлоя Петровна.— Уже сил никаких нет. Вы лучше вообще с ним этой темы не касайтесь, очень уж он переживает. Ну да ничего, сегодня все и закончится.
— Завтра утром,— поправил ее Воробьев.— Работы еще очень много.
Юрик сидел в кресле, скрючив длинные ноги, и думал о своей несчастной жизни. Вот так быстро все и оборвалось... Теперь он умрет, а Светка выйдет замуж за Васильева, он к ней явно неровно дышит. Васильев усыновит Афанасия...
Дальше думать было невыносимо больно, и Юрик даже застонал. Видимо, чересчур громко, потому что проходившая мимо девушка обернулась, и Юрик узнал в ней какую-то Светкину подружку.
Лариса Курочкина (а это была она) присела рядом с Юриком и только успела открыть рот, чтобы поздороваться, как из кабинета вышли Хлоя Петровна и профессор.
— Здравствуйте, юноша,— весело сказал Воробьев.— Вот вы, значит, какой...
Юрик вскочил на ноги, и Лариса Курочкина даже пискнуть не успела, как вся троица скрылась за ярко- белыми дверями оперблока.
Хлоя Петровна нежно держала сына за руку, и он чувствовал ее тепло, как в детстве. Вдруг ему захотелось снова стать маленьким мальчиком, таким, как Афанасий, только здоровым.
— Они сделают еще один анализ, последний,— шептала Хлоя Петровна сыну на ухо, пока высокая молчаливая медсестра набирала в шприц бледно-розовую жидкость. Воробьев, Иван Семенович и несколько врачей внимательно наблюдали за Юриком.
— Не передумали, молодой человек? — вдруг спросил Иван Семенович, и у Хлои Петровны задрожали руки.
