Через некоторое время снова поднял голову. Какой-то свет, прежде я его не замечал.
Дверь холодильника приоткрыта. Свет горит. Пакет с сельдереем на столе.
Не помню, видел ли я, как Джен убирала его на место.
Встал, подошел, взял пакет. Держу в руках. На нем картинка — домашняя индейка.
Лицо трупа на месте. Глаза закрыты. Рот открыт.
Убрал сельдерей обратно в ящик холодильника.
Пока, сидя на корточках, с грохотом задвигал ящик, сзади вроде что-то послышалось.
Оборачиваться не хотелось. Хотелось остаться лицом к холодильнику.
Заставил себя посмотреть через плечо.
Труп на столе неподвижен. Нигде никакого шевеления.
Закрыл дверь холодильника.
Потом открыл, достал бутылку колы и снова закрыл.
Кофеин.
Выпил колу, опершись о раковину. Прикинул, может ли труп до меня дотянуться на таком расстоянии. Вопрос в том, сделает ли он выпад, прежде чем схватить.
У этого человека волосы на груди росли неравномерно, пятнами.
Чтобы скоротать время, задрал рубашку и стал смотреть в окно на свой торс, сравнивая. Окно в качестве зеркала. Снаружи, за моим зеркалом, было темно. Поднял руку, потрогал грудь. У меня волосы клочками, но симметрично. Соски торчат.
Заправил рубашку и сел.
Прочитал еще несколько страниц, выделяя важные места. Попробовал выучить несколько. Не запоминались. Попробовал произнести их в слух, громко, тихо. Но так как в памяти все равно ничего не оставалось, бросил.
За окном появилась ласка.
Уронил книгу. Она провалилась между коленями. Взглянул на ласку. Настенные часы показывали три.
Ласка смотрела на труп. Маленькими черными глазками.
Встал и подошел к окну. Бояться нечего. Между мной и лаской стекло. Ласка оскалилась. Я протянул к ней руку.
Теперь уставилась прямо на меня.
Постучал по стеклу, она вся сжалась. Убежала.
Постоял, глядя в ночь за окном.
Повернулся и пошел на свое место.
Сел и поднял упавшую книгу.
Стал искать, где остановился. Не нашел.
Не вспомнить, о чем читал.
Нащупал маркер.
Перевернул книгу. Она хранила мое тепло.
Я спал и знал это. Спал на своем стуле около трупа. Шли часы, и мне что-то снилось.
Я спал.
Что-то чем-то хлопнуло, и я проснулся.
Подхватил книгу. Она чуть не упала на пол. Светло.
Встал.
— Доброе утро, — сказала Джен, входя в кухню спиной вперед с подносом в руках.
Меня охватила паника. Тело онемело. Посмотрел на труп. Надеясь увидеть, что его лицо на месте.
Она отнесла поднос к раковине и поставила.
— Ты как? — спрашивает.
С лицом все в порядке. Ничего не случилось. Солнце взошло.
— Был кто?
— Был. Ласка, — отвечаю. — Подходила к окну.
Джен кивнула.
— Ведьма. Они умеют превращаться в ласок.
Повернулась и пошла к холодильнику.
— Апельсинового сока хочется. А тебе налить? — спрашивает.
Прошептал:
— Да.
В горле пересохло. Во рту какой-то отвратительный привкус.
— Ехал куда-то?
— К родителям.
— Это хорошо. Кроме ласки, никого не было?
— Нет. Ничего такого.
— Просто иногда они превращаются в медведей. Для этого нужно двое. Одна — одни лапы, вторая — другие.
— Нет.
— С ними шутки плохи, с медведями.
Налила мне апельсинового сока и приготовила большой омлет. Разложила по тарелкам, одну мне, остальные для родственников. Я свою порцию съел в кухне, остальные в гостиной. Пришли ее мать и тетка, вымыли посуду. Я так там и сидел. Сказали мне, что она сейчас придет, принесет деньги. За мытьем посуды тихими голосами обсуждали приготовления к похоронам.
Я стоял около трупа и внимательно его оглядывал. Все в порядке. В полном порядке. Чудом пронесло. Хотелось поскорее убраться оттуда. Вдруг как-то прознают, что я заснул.
Вернулась Джен, полностью одетая. С сотней долларов наличными.
— Спасибо, — говорит. — Я боялась, что ты заснешь.
Кивнул. Сложил деньги.
Посмотрела на меня.
— Но ведь ты не заснул, — сказала. Это был вопрос.
Покачал головой.
Протянула руку и взяла меня за подбородок. Посмотрела пристально. Внимательно изучая мое лицо. Я моргнул. Старался никак не реагировать.
— Ты красивый парень, — сказала она. — Постарайся не повторять моих ошибок.
Опустила руку. Кивнул.
— Счастливо тебе добраться домой. Ехать далеко?
— На автобусе.
— Куда?
— На запад.
— Черт, — говорит. — В полях видели огромные следы.
Я оставил этот дом с его трауром. Но как бы быстро я ни шел, все же медленнее, чем мне хотелось.
Прошел по дорожке и повернул налево, в город.
Автобусы не ходили по обычному расписанию. В ожидании проболтался несколько часов в центре. Все ходили в магазин к банкомату.
Около одиннадцати в начале улицы послышался какой-то шум. Оказалось, плакальщики, идущие перед гробом. В профессиональных одеяниях, бьют себя камнями в грудь. Считается, что им уже не увидеть этот мир, поэтому глаза у всех заклеены крест-накрест кусками изоленты. Они находили дорогу по памяти, как все оплакивающие чью-то смерть.
С воплями и стенаниями.
За ними несли тело, на белой простыне, которую родственники, все в черном, усыпали цветами.
