Смолк последний аккорд. В зале стояла мертвая тишина. Колум про себя прокрутил песню еще раз: звук собственного голоса, искусство игры — и неразумность слов, которые, как все поняли, были обращены к владычице, сидящей рядом со своим повелителем.
«Кажется, пришло время убираться отсюда», — подумал он.
Он совсем забыл об особой привилегии арфистов воспевать красоту любой женщины, будь она хоть королева, хоть простая смертная.
И тут начались овации. Собравшиеся стучали ладонями по столам, топали ногами и кричали. И Колум увидел, что короли с королевами вовсе не сердятся, а, напротив, весьма довольны.
Король, сидевший слева, поднялся с трона. Туника была красной от крови, плащ состоял из золотых квадратов, пришитых к желтой ткани алыми нитями. Колум решил, что он был обычным королем, человеческим, но из далекого-далекого прошлого.
— Ты — тот, кому надлежит сделать это, Колум, — проговорил король. — Повторить великие дела прежних героев.
Колум вздохнул с облегчением, щеки его зарделись от гордости, а настроение опять переменилось.
— Что вы хотите поручить мне, ваше величество?
— Ты освободишь землю от тройной напасти. Только песней можно победить.
Колум в смятении оглянулся кругом.
Небесная дева коснулась его локтя.
— Что мне ответить ему? — спросил он ее. — Скорее подскажи.
— Ответь утвердительно.
Колум откашлялся. Хоть она и была его феей, но все же он знал кое-какие старые сказки, и было похоже на то, что в одной из них он и очутился сейчас. Слово «напасть» могло означать только что-то скверное, что-то дьявольское, а здешняя напасть к тому же была тройной. Неужели ему придется ввязываться в это?
До того, как он обрел дар речи, шум, волнообразно то затихающий, то опять нарастающий, внезапно смолк. Двери распахнулись, и в зал вошли чуть не падавшие от усталости мужчины, перепачканные самой настоящей кровью, которая еще даже не засохла.
— Они опять появились! — вскричал один из них.
Другой возопил:
— Они убили мою жену! Мою любимую жену и нашего нерожденного ребенка!
— И моего сына! — крикнул третий.
И все остальные пришедшие стали рассказывать о своих утратах: целая деревня была разорена, крыши и двери домов сорваны, а детей, насильно оторвав от родителей, вытащили на дорогу и пожрали…
— Они безжалостны, безжалостны!
Тень окутала сияющий зал
— Колум, речь идет о трех жутких женщинах, которые в каждое полнолуние превращаются в трех черных лис величиной с вепря. Они скитаются по холмам и, как ты только что слышал, убивают и пожирают людей. Но, подчиняясь наложенному заклятию, они любят и музыку, и песни; и если к ним придет человек, искушенный в этом, они не тронут его. О, воины пытались сражаться с этими исчадиями ада мечом — никто не вернулся домой живым. Но ты — арфист. Только так,
На этом заканчивалась прадедушкина история, и, перевернув страницу, я обнаружила следующее: «Проснулся я на обочине дороги в предрассветном сумраке. Голова раскалывалась от боли, а дорога выглядела как обычно. Значит, мне все приснилось».
И затем еще вот что: «На следующей неделе в городе я заприметил очень недурную девицу. Звать ее Мэри О’Коннелл».
Дальше следовал список молоденьких женщин, о котором я говорила выше.
Прочитав это, я сначала подумала, что недостающие страницы были вырваны. Но ничто на то не указывало.
Затем я подумала так: «Придумал Колум сказочку, а как закончить — не знал. Вот и оставил ее в таком недоделанном виде, как если бы кто-нибудь поставил прямо перед вами набор редких блюд: и мясо, и фрукты, и сладости, и сливки, и чай в чайнике, вино в бокале и кое-что покрепче тоже. Но стоит вам пододвинуть стул и приготовиться трапезничать — все это великолепию уносят, оно скрывается за дверью, и вы остаетесь ни с чем, голодным и не утолившим жажду».
Рассердившись, я подумала, что даже если это и был сон, то все же Колум справился с задачей. Ведь пообещала же королева ему сто лет жизни, а записал прадед это юношеским почерком, и пообещала легкую кончину — так все и случилось.
А потом уже мне приснился сон, в котором я сама встретилась с Колумом в Ирландии, в том каменном доме, и он поведал мне о том, чего не было в рукописи.
Когда волшебная красавица замолчала, вслед за огнями растворился и замок, а вместе с ним исчезли и его обитатели, как люди, так и прочие существа, и Колум оказался среди диких холмов, простиравшихся сразу за утесом. Луна сбросила свою вуаль и явилась круглой и бледной, словно монета.
От леса, древних дубов и терновника, отделились три бегущие фигуры, впереди них неслись их тени.
Колум сперва подумал, что это три собаки, потом решил, что это волки. Или огромные кошки. Потом увидел, что на самом деле это были три черные лисицы, черные как ночь, с белыми отметинами на хвостах и глазами, горящими словно сера.
В панике он ударил по струнам арфы, они издали надсадный звук, точь-в-точь похожий на крик лисицы морозной осенней ночью, от которого кровь стынет в жилах и волосы встают дыбом.
Колум был один. Фея покинула его. В случае самой сильной нужды именно так и случается.
Ему пришло в голову, что все же король решил наказать его за дерзкую песню, послав сюда. И даже сама Златоволосая была весьма довольна, отослав его. К тому же нечто черное, очень пушистое, все приближалось и приближалось, завывая подобно самому дьяволу. Руки Колума совершенно одеревенели, а горло пересохло и не могло издать ни звука.
— Но страх заставил меня очнуться, — продолжал Колум, пока мы пили виски в доме. — Так мне кажется. Нельзя было продолжать стоять вот так, застыв в мистическом ужасе. Сон это или явь — я решил броситься в него, будто в омут, с головой.
— Ну конечно, — улыбнулась я. — Она же дала тебе сто лет.
— Говорю тебе, я не был ни арфистом, ни поэтом. Небесная дева решила, что я им был, но она не на того напала, просто ошиблась, вот в чем дело. А потому, думаю, они дали мне возможность очнуться и наградили за все то, что я пережил. Но вот ты, — кивнул он в мою сторону, — теперь ты обладаешь этим даром.
— Каким даром? — не поняла я.
— Разве ты не играешь и не поешь немного? — грустно спросил он.
Усмехнувшись, я съязвила: