— Небесная дева — фея поэтов и бардов, которые обязательно являются мужчинами. К тому же все герои — тоже мужчины.
— Еще есть Мэв, — произнес мой прадед, — которая разъезжает в колеснице. И монахиня Каир, подобно ангелу поющая на своем острове.
В моем сне сорока опять прилетела на крышу.
— Брось это! Брось это! — трещала она.
Итак, я проснулась.
Квартира моя находится на Бранч-роуд, в десяти минутах ходьбы от последней станции метро «Расселл Парк».
Четыре дня в неделю я работаю в Лондоне. Работа моя скучна и заключается в перекладывании бумажек, звонках и приготовлении кофе боссу. Зато платят достаточно, поэтому я могу снимать квартирку, и свободна я с вечера четверга до утра понедельника. В эти дни я иногда хожу играть в клубы и пабы — я имею в виду — играть музыку. Хоть я несу не арфу, а гитару, сияющую коричневыми боками, словно только что испеченная булочка. В подобных случаях я использую псевдоним Нив.
Жизнь моя весьма любопытна. У меня такое чувство, что она вроде остановки. Или моста. Как будто однажды все переменится. Но мне уже тридцать девять, и ничего не произошло, так что, может, никогда и не произойдет.
Был вечер четверга. Я ехала домой, глубоко под землей, в катакомбах метрополитена, спрутом опутывающего все под городом и даже половину предместий.
Рядом стояла моя сумка, набитая всякой бакалейной всячиной. Я просматривала бумаги и размышляла на тему того, как мир спешит пойти ко всем чертям. Так было испокон веков, с самого начала. Свет мигнул, как порой бывает, и поезд остановился в туннеле, что тоже случается. Ну да, почему бы и нет? До конца ветки оставалось пять остановок, и в поезде находилось совсем немного народу. Приезжие туристы не обратили на это никакого внимания, привыкнув к подобному в нью-йоркской подземке и парижском метро, но мы, местные, тревожно оглядывались по сторонам, ибо нам свойственна недоверчивость.
Через мгновение поезд с железным лязгом двинулся вновь. Между сиденьями, пошатываясь, шла пожилая женщина; уселась рядом со мной. Я решила, что она пьяна: от нее пахло спиртным. Тут я даже почувствовала некоторую симпатию к ней: в моей сумке вместе с хлебом, сыром и фруктами лежала зеленая бутылочка джина. Но когда дама повернулась ко мне и заговорила, дыша мне в лицо винными парами, я сильно пожалела, что она оказалась рядом, пьяная и в непосредственной близости от меня, выбрав меня своей жертвой.
— Ну да, мерзкие черви.
Улыбнувшись, я отвернулась.
Старушка настойчиво вцепилась в мою руку.
— Я говорю, поезда. Как черви, как змеи, ползущие во чреве земли. Смотри-ка, на полу бумажка. — Наклонившись, она подняла ее. Это оказалась обертка от шоколадки. Дама задумчиво глядела на бумажку. — «Марс», — дохнула она перегаром.
Признаюсь, я тоже не раз думала о том, что присвоить шоколадке имя бога войны или название планеты — это как-то так… Чудный аромат поднялся было из обертки, но без остатка растворился в запахе алкоголя, окутывающем пожилую даму, да теперь и меня тоже. Прочие пассажиры, конечно же, углубились в книги, газеты или размышления и не собирались обращать внимания на пожилую особу. Это была моя проблема.
На секунду я задумалась: откуда, собственно, она взялась? Была ли она в вагоне все это время и просто встала и пошла, пошатываясь, ко мне, повинуясь минутному капризу? Ее речь лилась музыкальными переливами зеленых земель, а моя — нет, ведь я всего лишь житель Лондона с ирландскими корнями.
Старушка продолжала:
— Что там такое, в твоей сумке? Что-то полезное? Конечно, выглядит просто чудесно. Розовое яблочко да бутылочка зеленого стекла. Слушай, мы же потом отправимся на танцы!
Я читала один и тот же абзац снова и снова. А старушка продолжала монолог. Говорила и про меня, и про бутылку, и про поезд, что он будто бы змея, и о том, что скоро
Я сошла с поезда на остановке «Расселл Парк», и она, шатаясь, сошла вместе со мной, ухватив меня за свободную руку, дабы удержаться на ногах. Я уже подумывала, не позвонить ли в полицию с мобильника. Может, стоит удрать? Может, толкнуть старушку, закричать на нее или позвать на помощь? Нет. Никто не обратит внимания. К тому же, хоть и нетрезвая, она пожилая женщина, весьма прилично одетая в добротное, чистое длинное пальто и поношенные кожаные ботинки. И ее седые волосы были чудо как хороши: густые и по пояс длиной. Не удивительно, что эта красота была спутана или кое-как заколота: вероятно, даме приходилось каждый день немало времени уделять такой гриве, хотя очевидно, что ей есть чем заняться помимо этого.
Не успела я и глазом моргнуть, а мы уже стояли на эскалаторе и двигались вверх, и старушка все так же висела у меня на руке, словно мы были ближайшие подружки, собравшиеся в кино в 1947 году.
Смутившись, я огляделась по сторонам и обратила внимание на двух или трех девушек весьма готической внешности, стоящих позади нас. Хоть и свирепые с виду, они казались, на мой взгляд, весьма впечатляюще красивыми, одетыми во все черное, с черными же, словно жидкие чернила, волосами. Все они были в солнцезащитных очках, причем самых что ни на есть черных — как будто вообще не хотели никого видеть. Я только мельком взглянула на них и поняла, что ни я, ни моя попутчица им абсолютно неинтересны.
— Вам куда? — вежливо осведомилась я у пожилой спутницы, когда мы сошли с эскалатора.
— Вот сюда.
— Нет, я спрашиваю, какая остановка нужна вам? Или какая улица?
— Бранч-роуд, — ответила дама, вновь окатив меня выхлопом виски.
«Боже мой, — подумала я. — Боже мой».
Я со своим билетом прошла через механический барьер, и старушка как-то проскользнула вместе со мной, что вообще-то невозможно. Именно тогда я начала кое о чем догадываться. Но все равно не поняла до конца. И решила, что бабка-то с криминальным уклоном, хоть и пьяна в стельку.
Итак, мы вышли на улицу. С грохотом проносились по-летнему пыльные машины, и старушка прищелкивала языком с очевидным неодобрением.
— Теперь,
И подмигнула мне. Глаза у нее были голубые, но, когда она закрыла один глаз, подмигивая мне, они вспыхнули ярко-желтым огоньком, подобным нарциссу. Вот тогда-то я должна была все понять, разве нет? Представляете, всего лишь семь дней назад я нашла и прочла рукопись Колума и встретилась с ним во сне.
Хотя деревья на улице и были подпорчены пылью и выхлопными газами, но из комнаты они казались нефритовыми флагами. В квартире все было так, как я оставила, уходя: везде беспорядок, потому что последний раз я убиралась недели четыре назад, стиральная машина полна выстиранным и уже высохшим бельем, а в шкафах пусто.
Я поставила сумку и смотрела, как фея сновала по квартире, разглядывая то и это, заглядывая в крохотную ванную комнату, поднимая крышку на сковороде с запеченной фасолью, которая все еще стояла на плите. Я не пошевелилась даже тогда, когда ей удалось открыть стиральную машину, и почти все белье вывалилось на пол. Коль она смогла ворваться в мою квартиру, похоже, остановить ее не получится.
— Что вы хотите?
Я знала. Но тем не менее…
Теперь она изучала холодильник, вытянув шею, будто черепаха, пытающаяся дотянуться до листа салата.
