начинала охладевать, брать себя в руки, и он всегда уступал. Уступал, потому что он не мог предположить, где на этот раз она остановит эту их игру и уйдёт в себя - из-за «Тринити», из-за чего-нибудь ещё?
В первый раз они встретились вечером на танцах и внезапно приглянулись друг другу. Они плавно двигались под медленную музыку, но когда она вдруг узнала, что он учится в «Тринити», она напряглась и повела в сторону.
- Что случилось? - спросил он.
- Отвратительное место, - сморщив нос, ответила она.
- Все школы отвратительны, - возразил он, снова пытаясь подтянуть её к себе ближе.
- Я всегда слышала о «Тринити» только самое худшее, - сказала она не в ритм музыке и сопротивляясь танцу.
- Слухи. Не суди обо мне по месту, где я учусь, - он почувствовал, как эта девушка, находясь в его руках, вдруг стала для него важнее, чем школа, хотя он понимал, что предаёт «Тринити». - Суди лишь по мне.
- Ты кто? - спросила она, глядя прямо ему в глаза.
- Я - хороший мальчик, - ответил Оби.
И она улыбнулась.
Но «Тринити» всегда стояла между ними. И ещё больше, чем «Тринити», сам «Виджилс». Главное, что когда они просто говорили об этой школе, то в их разговоре всё чаще и чаще начинали возникать паузы. В конце концов, Оби всё время был вынужден вести себя осторожно, и он боялся потерять её и натворить что-либо, что оттолкнёт её от него прочь, и дистанция между ними снова возрастала, как и тогда - в тот их первый вечер на танцплощадке.
А сейчас она была рядом, в машине. Закрываясь от него в этой весёлой игре, реагируя, волнуясь, теряя дыхание, она становилась всё дальше.
- Оби, пожалуйста…
- Ещё минуту, - прошептал он.
- Для твоего же блага, - сказала она, но он мог слышать в её голосе хрипотцу, всегда выдающую её желание.
- Мне нужно досчитать до шестидесяти.
Он проговаривал слова так, словно упаковывал в них нежность и деликатность. Его пальцы шевелились, словно нажимая клавиши какого-то волшебного инструмента.
Спустя момент-другой она снова останавливалась, отворачиваясь и отталкивая его прочь.
- Так много и так сразу, - сказала она довольно грубо, и он ослабил объятья. Каждый раз, проходя всё это, Оби был в ужасе. У него было чувство, что в последнюю минуту что-нибудь будет не так, всё испортится, и он унизится прямо у неё на глазах. Он старался не рисковать. И, несмотря на его страстный протест такому концу, он был благодарен Лауре за её предостережение, за те ограничения, которые она расставляла.
Нежно её обняв, он прошептал:
- Я тебя люблю…
Она расплющила руками щёки - покорный жест, почти вышибающий слёзы из его глаз.
Внезапно салон машины осветился светом фар. Оби и Лаура инстинктивно пригнулись. Сюда могли нагрянуть любители поразвлечься, чтобы, взяв с собой девушку, приласкать её или всего лишь деликатно с ней пообщаться. Пропасть также была целью для любителей понаблюдать за этим из кустов или для неприятных ребят, врывающихся сюда с визгом резины, слепя фарами и наводя на всех ужас. Вторгшаяся машина удалилась, рассекая воздух светом фар.
Они снова обнялись. Оби был рад тому, что Лаура снова вернулась в его объятия. Машина скрылась, их укутала полная темнота, и его рот снова стал искать её губы. Его рука мягко задвигалась в темноте, утопая в мягкой плоти её тела.
И всё та же их весёлая игра.
- Теперь, Оби… - предупреждая.
- Ещё.
- Оби…
- Пожалуйста, досчитай до десяти.
- Оби.
Сам Бог только мог знать, как он любил, как он желал её, и как
- Нет, - наконец выпалила она, со злостью в голосе, быстро и нетерпеливо убирая его руку со своей груди.
Её торопливые движения рассеяли все его сомнения. Не уже ли она не понимала, что он её любит? И для его ли собственного блага она всё это делала? И их ураганный роман с неделями кинофильмов и «бургеров» в «Макдоналдсе», и сладкая мука здесь, на краю пропасти. И он понимал, что знает о Лауре Гандерсон очень мало. Он ни разу не встречался - ни с её матерью, ни с её отцом, ни с кем-либо из её друзей, словно он был секретной частью её жизни. Большую часть времени, проводимого ими, она старалась лишь говорить. Или она сожалела о том, что он вошёл в её жизнь? Оби было бы удобно сказать себе, что она желала его исключительно для себя.
Он с нежностью наблюдал, как она расправляла свою блузку, расчёсывала волосы. Благослови её Господь. Она уравновешивала худшее, происходящее в его жизни, как, например, его визит к Рею Банистеру в этот день. Он видел разочарование на лице Рея, сложившемся, словно поваленная ветром палатка, когда Оби рассказывал ему о той роли, которую он должен сыграть в новом задании Арчи.
- А это потом, - сказала Лаура, вырвавшись из его объятий.
- Я знаю, - сказал он, сопротивляясь.
В какой-то момент она была пылкой и любвеобильной, а затем вдруг могла стать аккуратной и деловой.
Он завёл мотор. Он хотел, чтобы они вдвоём ехали вечно, без остановки, как можно дальше от Монумента и «Тринити», от Арчи Костелло и «Виджилса».
Кулак Картера изо всех сил ударился в стену. Незащищённые увесистой перчаткой голые костяшки глухо вонзились в штукатурку. Эхо этого удара волной разошлось по всему телу Картера, словно землетрясение, и в его глазах запрыгали «розовые зайчики». Однако боль показалась ему терпимой и даже приятной. Его действия в этот момент были лишь следствием его внутреннего протеста происходящему в школе. Кое-как, до недавнего времени, пока у него были бокс и футбол, Картер с безразличием наблюдал за очередными проделками «Виджилса», и он ни во что не вмешивался. Иногда его могли удивить некоторые задания Арчи, но не более того. И ещё он знал, что никогда не простит его за «шоколадное» задание, в результате чего, указом Брата Лайна была расформирована боксёрская команда. А теперь приближался визит епископа.
Картер осмотрел гимнастический зал. Ему всегда здесь нравилось. Боксёрское братство и запах - аромат прокисшего пота, покрывающего тело и затем впитываемого одеждой, и боксёрские груши, маты, мешки с песком и эти красивые гимнастические снаряды. Теперь всё было убрано, остались лишь пустые трибуны, баскетбольные щиты с пожёванными сетками, бесформенно свисающими с колец, и отсутствие ринга, разобранного и убранного навсегда. Картер почувствовал, как к нему возвращается гнев, перемешанный с печалью. Всё пропало из-за Арчи Костелло.
Он снова ударил кулаком в стену. К собственному удивлению, несмотря на сильную боль в суставах пальцев, он почувствовал себя лучше. Это был ответный удар, адресованный не только Арчи, но и всему окружающему миру, который смотрел на него лукавыми глазами и видел в нём лишь нападающего, который ломает бурную футбольную защиту, замыкающую вокруг него плотное кольцо, и не только всему этому миру, но и людям, сидящим в экзаменационной комиссии, от которых зависит, будет ли он учиться в Дейлтон-Колледже, специализированном на спортивном образовании. Туда принимают лишь таких парней, как Картер. Он был способным учеником, но удача улыбалась ему не всегда. Его даже ещё не приняли, и его
