Стало быть, 'монетаристская' теория — это просто-напросто 'денежная' (monetary) теория. Слово ' монетаризм', значит, переводится на русский как 'деньгизм'. Пожалуй, лучше нам остаться при иноязычном термине. А еще лучше, видимо, понимать английское monetary двояко. Если речь идет о данной теории и соответствующей политике, это слово является именем собственным и его следует переводить как 'монетаристская'. Если же речь вообще о теории или истории денег либо вообще о денежной (monetary) политике (любой), тогда, видимо, следует так и говорить: 'денежная'.
'Монетаризм' в теории означает позицию 'деньги имеют значение'. Это не просто о деньгах. Это о деньгах как существенном факторе экономической реальности, оказывающем влияние на состояние и изменения рынка. Влияние оказывает не что иное, как объем денежной массы (а что же еще?). Поэтому перед нами новейшая количественная теория денег.
По определению Фридмена, это теория спроса на деньги. Важнейшим элементом монетаристской теории является установление реакций центрального банка на спрос Применительно к политике это означает, что регулирующие воздействия осуществляются не через ставку процента, налоги или расходы государства, а через объем денежной массы. Вместо фискальной политики предлагается активная кредитно-денежная политика. Понятно, что такие взгляды идут вразрез с теорией Кейнса.
Чем отличается современный монетаризм от известной нам количественной теории денег? Отличия существенны.
Во-первых, монетаристы с самого начала признали необходимость разработать теорию скорости обращения денег. Мы помним, что в предыдущем варианте теории величина V принималась заданной.
Во-вторых, проблема скорости обращения денег была понята как проблема теории спроса на деньги. У неоклассиков спрос на деньги был однозначной функцией от объема сделок, где величина V была просто коэффициентом функции. Теперь спрос и скорость обращения связаны функционально.
В-третьих, к спросу на деньги применяется обычная теория цен (равновесие спроса и предложения).
В-четвертых, вид (формула) функции 'спрос — скорость' был получен на основе практических исследований, которые доставили надежную числовую базу для выявления аналитической зависимости.
В качестве аргументов функции скорости обращения денег выступают:
1) издержки хранения денег. Грубая оценка таких издержек может быть сделана на основе процентной ставки (хранить — значит терять процент от использования денег). В период сильной инфляции эти издержки измеряются скоростью обесценения денег, т. е. темпами инфляции;
2) средний уровень реального дохода на душу населения. От реального дохода зависит право претендовать на предъявление спроса на деньги;
1. другие независимые переменные, выражающие полезность денег. Последняя считается более- менее стабильной.
Вскоре возникли сложности на почве того, что скорость обращения оказалась зависящей от процентной ставки (издержки хранения). Пришлось ввести допущение, что эластичность V по проценту чрезвычайно мала. Это допущение означает, что при изменении процентной ставки на единицу скорость обращения денег почти не изменяется.
Еще одним новшеством по сравнению с прошлой денежной теорией стала проблема запаздывания. Уже Фишер признавал, что последствия кредитно-денежной политики государства проявляются с задержкой. Однако данное представление не находило отражения в теоретических конструкциях и, что еще важнее, в практических мероприятиях.
Фридмен показал, что в течение 75 лет изменения денежной массы регулярно предшествовали поворотным моментам экономического цикла. При этом среднее запаздывание 'пиков' составило 16 месяцев, а среднее запаздывание 'ям' — 12. Это было весьма тревожащим выводом, потому что надежно предсказывать состояние рынка экономисты умеют, как считается, не более чем на год вперед. Если мы не представляем, чего можно ожидать через 1,5–2 года, что мы можем рекомендовать правительству сегодня?
Фридмен рассудил так. В подобной ситуации лучше вообще отказаться от гибкой кредитно-денежной политики, иначе можно — по неведению будущего — наломать много дров. Самое безопасное (наименее опасное) — это взять за правило постоянно наращивать денежную массу небольшими (за год) и одинаковыми (по годам) порциями. Как установить размер такой порции? Ну тут уже дело техники. Нужно ориентироваться на два показателя, полученных на основе обработки статистических данных. Это среднегодовой прирост объема продукции по стране за много лет и среднегодовой темп изменений V. Проделав необходимые вычисления, Фридмен получил размер порции: 4 % в год.
Второй практической рекомендацией Фридмена было: ограничить чрезмерную (как он полагал) свободу действий центральных кредитно-денежных органов, поскольку любая резкая мера центрального банка может вызвать непредсказуемые последствия.
Кейнсианцы не сдавались. Конечно, самое лучшее — это устойчивые темпы роста денежной массы, говорили они, но отсюда вовсе не следует, будто деньги действительно оказывают серьезное воздействие на цены и объем производства. Все равно, мол, фискальная политика остается более верным регулятором, чем кредитно-денежная.
На такие возражения Фридмен ответил новым исследованием, опубликованным в 1963 г.: 'Денежная (monetary) история США за 1867–1960 гг.' (в соавторстве с Анной Шварц), где монетаристская (monetary) концепция получила убедительное подтверждение. Особенно впечатляющей получилась глава о Великой депрессии.
Вспомним, что именно названное событие вызвало крах количественной теории денег, Фридмен и Шварц сумели показать, что при всех недостатках тогдашней кредитно-денежной системы США катаклизм не разразился бы, если бы не серия грубых промахов центрального банка США — федеральной резервной системы (ФРС).
Монетаризм и кейнсианство (точнее сказать, фискализм) несколько раз схлестнулись в области практики. В 1966 г. Фридмен предсказал экономический спад в будущем году, если не увеличить денежную массу. Кейнсианцы же, задававшие тон в политике, настояли на увеличении дефицита госбюджета (прирост-расходов государства без увеличения денежной массы). Спад начался в конце того же года и остановился в середине 1967 г. Кому присуждать медаль, осталось непонятным.
В 1968 г. инфляция в США приобрела угрожающие темпы. Конгресс решился утвердить повышение налогов (инструмент фискальной политики по-кейнсиански). Монетаристы заявили, что от этого инфляция станет не слабее, а сильнее. Их-то прогноз и оправдался. ФРС спешно ослабила ограничения на рост денежной массы.
В начале 1969 г. ФРС внезапно снова повела жесткую денежную политику. Монетаристы предсказали спад, и он наметился к концу того же года. Поскольку же инфляция продолжалась, тогда и возник термин стагфляция, а доверие к кейнсианству оказалось сильно подорванным.
Теоретические споры между монетаристами и фискалистами еще не разрешились окончательной победой одного направления над другим. Да и вряд ли такое когда-нибудь будет. Пожалуй, нам не мешает здесь сделать одну оговорку касательно некоторых моментов нашего изложения.
Когда мы говорим о 'крахе' или 'обвале' какой-то теории, не следует понимать такие образные выражения слишком буквально. Обычно речь идет о том, что некая теория занимала исключительное, господствующее положение в исследовательских центрах, университетах, учебниках, общественном мнении, прессе и кругах политиков. В один прекрасный момент происходит резкое снижение доверия к этой теории, появляется чувство острого недовольства ею. Это чувство широко распространяется в кругах политиков, университетах, прессе и т. д. (кроме, пожалуй, учебников, где изменения происходят с большим запозданием). 'Обваливается' скорее репутация теории, сама же она, естественно, не исчезает с лица земли, оставаясь зафиксированной в книгах и статьях. Следствием такого 'обвала' становятся научные изыскания в тех направлениях, которые прежняя теория либо игнорировала, либо отвергала.
Как правило, 'обвал' не означает и полного исчезновения такой теории из научного обихода. Всегда
