Проблема «бессознательного»

существу. Указания, что «цензора сновидений» не следует вообра­жать в виде «строгого человечка или духа», было, конечно, совер­шенно недостаточно, чтобы этот антропоморфизм преодолеть. Для подобного шага надо было раскрыть закономерности организации сновидений на основе совсем

другой системы понятий,

чем та, которую предпочел

Freud.

Но это можно было сделать, только отказавшись от психоаналитической теории и обратившись к общей теории «бессознательного», т.е. затронув область, кото­рая в годы исследования

Freud

всех этих проблем оставалась еще совершенно неразработанной.

73

«Идея, внушенная во время сомнамбулизма, — утверждает Janet, — не теряется после пробуждения, хотя субъектом она, по-видимому, забыта. Последний ничего о ней не знает: она сохра­няется и развивается под нормальным сознанием и вне его. Иногда она достигает полного развития, вызывая исполнение внушенного акта, не проникая в сознание. Иногда же при выполнении внушенного действия эта идея проникает на один момент в нор­мальное сознание и видоизменяет его, вновь вызывая более или менее полное сомнамбулическое состояние. Существенным здесь является факт подсознательной мысли, существование которой прекрасно подтверждается фактом постгипнотического внушения, иначе этот последний не может быть объяснен» (цит. по Д. Н. Узнадзе [97, стр. 41]).

74

И. Е. Вольпертом применялась чаще «нейтральная» инструкция: «Вам снится сон». Только в отдельных случаях создавалась установка на какую-то эмоциональную окраску сновидения, например на «приятный» сон. Эта установка неизменно, насколько можно судить по опубликованным данным, давала соответствую­щий эффект.

75

«Мне удалось доказать, что в гипнотическом сне можно внушить спящему сновидение любого содержания. Для этого нужно лишь заявить: „Теперь Вы видите сон...” и далее обрисовать любую картину сновидения» (А. К. Ленц; цит. по И. Е. Вольперту [24, стр. 160]).

76

Это обстоятельство было хорошо известно, как напоминает И. Е. Вольперт [24, стр. 16], даже Титу Лукрецию Кару (99—55 гг. до нашей эры): «Если же кто-нибудь занят каким-либо делом при­лежно иль отдавалися мы чему-нибудь долгое время и увлекало наш ум постоянно занятие это, то и во сне представляется нам, что мы делаем то же» («О природе вещей»).

77

И. Е. Вольперт указывает, что «в прошлом многие исследова­тели делали попытки изучать сновидения у спящих путем вызы­вания у них сновидений с помощью различных раздражений. В 1937 г. Ф. П. Майоров совместно с А. И. Пахомовым предприня­ли исследование сновидений в обычном сне. Эта попытка, как и предшествовавшие попытки других исследователей, окончилась неудачей. У спящих далеко не всегда бывают сновидения. Дли­тельное наблюдение над спящими в ожидании сновидения не дает достаточного материала, оправдывающего большую затрату труда и времени. Применение различных внешних раздражений с целью вызова сновидения у спящего нередко ведет к пробуждению, не сопровождающемуся сновидением. К тому же сновидения неред­ко забываются». [24, стр. 161].

78

И. Е. Вольперт рассматривает эту эволюцию сновидных об­разов, как выражение «закона иррадиации и концентрации нерв­ного процесса». Такая позиция нам представляется, однако, упро­щенной. У нас нет сейчас никаких оснований считать, что нервные процессы, лежащие в основе развернутого сценоподобного пере­живания, разыгрываются в мозговых зонах, обязательно более ши­роких топографически, чем те, в пределах которых реализуется нервная активность, обусловливающая переживание какого-то кон­кретного чувственного образа. Отношения между смыслом пере­живания и локализацией мозговых процессов, лежащих в основе последнего, значительно, по-видимому, более сложны, чем выражае­мые такой простой «пространственно-смысловой» корреляцией.

79

В описании фактов, характеризующих мыслительную дея­тельность людей, находящихся на низком уровне культурного раз­вития,

L

e

vy

-

Br

u

hl

пошел дальше других крупных этнологов (на­пример, таких, как

Durkheim

или

Fraeser

). Им был накоплен мате­риал, ярко отразивший особенности представлений и толкований, наблюдаемые в разнообразных изучавшихся им этнических груп­пах. На основе этого материала

Levy

-

Bruhl

было, однако, создано теоретически совершенно неправильное представление о «прелогическом мышлении» (при котором увязывание смыслов определя­ется якобы не законами логики, а принципом «партиципации», имеющим непосредственное отношение к символообразующей и символиспользующей активности сознания). Когда же возникла необхо­димость широкого социологического и философского истолкования выявленных факторов,

L

e

vy

-

Br

u

hl

придал разработанной им кон­цепции откровенно иррационалистический и мистический характер.

Мышление первобытного человека, по

L

e

vy

-

Br

u

hl

, это нечто та­кое, что «непроницаемо для того, что мы называем опытом, т.е. для выводов, которые могут