Проблема «бессознательного»

последствия, а в других остаются лишь мимолетными эпизодами, не вы­зывающими в объективном развертывании патологических процессов никаких стойких отзвуков. И еще менее ясно, почему стремление к выздоровлению, почти всегда субъ­ективно представленное при нормальном психическом со­стоянии соматического больного и имеющее характер более или менее ясно осознаваемого переживания (мы отвлека­емся от более редких случаев осознаваемого «ухода в бо­лезнь», т.е. от случаев, в которых больной осознает свое негативное отношение к перспективе, выздоровления), иногда остается малоэффективным, а иногда, напротив, оказывает на судьбу патологического процесса настолько мощные воздействия, что создается впечатление вмеша­тельства фактора, ломающего наиболее твердо установлен­ные клинические и патофизиологические закономер ности.

Ответ на эти вопросы ни концепцией «аутопластики», ни концепцией «внутренней картины болезни» не мог быть дан прежде всего потому, что ни одна из этих трактовок не опиралась на разработанные представления о функцио­нальной структуре психологических реакций, на более глубокое понимание специфической роли, которую играет в отношениях субъекта к любой возникшей перед ним объективной ситуации фактор осознаваемых и неосозна­ваемых психологических установок.

§

116 «

Только вербализуемое» желание, «подлинная» установка и болезнь

В одной из своих работ, посвященных теории обработки информации,

Lindsay указывает, что к важным вопросам, возникающим при рассмотрении адекватности линейных нейронных моделей для объяснения сложно организован­ных систем, неизбежно относится и проблема «установки».

Lindsay подчеркивает, что в психологических теориях эта проблема также давно выступает, фигурируя под разно­родными названиями, но мало меняясь из-за этого по смыслу. Понимая «установку» как состояние системы, при котором введенная информация вызывает ответы лишь определенного класса (т. е. исключает ответы, возможные в другой ситуации),

Lindsay напоминает, что условием получения реакций подобного типа у машины является возможность для «установочной» информации, поступаю­щей до предъявления основной задачи, воздействовать на программу. Это достигается путем введения одного или нескольких корректирующих сигналов, пригодность кото­рых контролируется специальными подпрограммами.

Мы напомнили это своеобразное кибернетическое пони­мание «установки» потому, что в нем выступает наиболее характерная — и весьма общая — функция последней, за­ключающаяся в придании поступающей информации опре­деленного «значения», которое обусловливает возникнове­ние ответов специфического типа. Если «установка» в ка­ком бы то ни было из возможных вариантов ее конкретной реализации отсутствует, то эффект поступившей информа­ции становится (как мы об этом уже говорили однажды) совершенно непредвидимым. При наличии же «установки», опосредующей связь между поступающей информацией и ответом, соотношение обоих этих элементов становится закономерным и потому прогнозируемым.

Мы не будем сейчас вновь возвращаться к обоснова­нию того, почему эта общая логическая схема полностью сохраняет свою силу также применительно к поведению человека. Напомним только, что выше мы много внимания уделили представлению, по которому эффект любого воз­действия, рассматриваемый как в его психологическом, так и физиологическом аспекте, глубоко зависит от пред

существующих, обусловленных ранее накопленным опытов установок субъекта. Для нас важно сейчас признание лишь того фундаментального факта, что включение субъ­екта в новую для него объективную ситуацию болезни было бы неправильно рассматривать как событие, клини­ ческие последствия которого определяются только «сензи- тивным» и «интеллектуальным» уровнями «аутопластиче­ской» картины. Клинические результаты этого включения выступают в действительности как функции, во-первых, дополнительной информации, получаемой субъектом в этих новых условиях, и, во-вторых,

установок,

преформированных или возникших лишь после включения субъ­екта со всеми его «субстанциональными», «функциональ­ными» и «теоретическими» потребностями (по термино­логии Д. Н. Узнадзе) в эту новую ситуацию.

Ввиду же того, что мы допускаем возможность неосознаваемости последней группы факторов, мы приходим

к

неизбежному логически заключению, что реакция субъ­екта на его собственное заболевание и, следовательно, в какой-то мере

судьба

его болезни должны зависеть от процессов его высшей нервной деятельности, которые мо­гут оставаться иногда (а с позиций школы Д. Н. Узнадзе даже должны быть всегда) неосознаваемыми.

Это — очень важное положение. Оно требует, однако, некоторых дополнительных пояснений.

Прежде всего следует вновь подтвердить, что прини­мая его, мы как бы возвращаемся к традиционным полу- интуитивным представлениям о факторах, влияющих на течение клинических процессов. Этими представлениями всегда подчеркивалась роль той же «установки», только понимаемой не как строгая психофизиологическая кате­гория, а как один из терминов «житейской» психологии, широко используемый в художественной литературе и поэтому легко смешиваемый с такими же интуитивно по­стигаемыми выражениями, как «воля к жизни», или, на­против, как «установка на использование клиническога расстройства» (в смысле придаваемом этому выражению в психиатрии) и т.п.

Подобная близость выводов анализа функциональной структуры реакций к данным интуитивного восприятия и художественного описания менее всего, конечно, снижает значимость первых. Вряд ли у кого-либо могут возникнуть сомнения по поводу того, что своеобразная форма пости

женин мира, которая дается созданием и последующим восприятием художественных образов также основана на результатах накопления и переработки информации, толь­ко не всегда достаточно ясно осознаваемых[97]

.

Эта форма постижения иногда даже опережает научное знание, но она не позволяет подвергать объективному контролю ее выво­ды и не дает возможности произвольно ставить проблемы. Поэтому только рационализировав интуитивные представ­ ления о сано- и патогенетической роли установок, только внеся в эту область обычную для научного анализа стро­

гость в использовании категорий, мы сможем ответить на множество важных вопросов, которые на протяжении «ху­дожественного этапа разработки» (если можно так выра­зиться) всей этой темы оставались по необходимости от­крытыми.

Первой проблемой, которая, естественно, возникает при такой рационализации, — это в высшей степени труд­но разрешимый вопрос: чем психологически и физиологи­чески отличается почти всегда присутствующее, но оста­ющееся часто клинически довольно малоэффективным вербально выражаемое «желание» выздороветь от подлин­ной «установки на выздоровление», которая нередко дает (как это подсказывает почти каждому практическому те­рапевту его клинический опыт, особенно опыт прослежи­вания динамики патологических процессов в разнообраз­ных «стрессовых» условиях) весьма ощутимые результаты.

Ставя этот вопрос, мы подходим к тому, что является на сегодня рубежом научного знания. Рубеж намечается здесь по той причине, что мы еще не располагаем разрабо­танной теорией, которая осветила бы фундаментальное (как это видно из клинических фактов) различие, сущест­вующее между двумя нетождественными видами «готов­ности», — той, которая находит выражение

только

в вер­бальном «желании», и той, которая проявляется в форме «подлинной установки». То, что мы узнали о психологиче­ской структуре и физиологической природе установок, подсказывает в данном случае лишь одну мысль, которая может быть использована в качестве отправной гипотезы.

Мы говорили выше (§95) о «больших фарах» созна­ния, включаемых на критических участках пути, в то вре­мя как непрерывное целенаправленное регулирование дея­тельности обеспечивается светом «малых фар бессозна­тельного». Мы воспользовались этим образом, чтобы упро­ стить описание сложных соотношений, вытекающих из одновременного существования содержательно- дискретного характера активности сознания и непрерывного ха­рактера функции регулирования. Применяя эти представ­ления, можно сказать, что готовность, которая проявля­ется