задумываться о наказании, постигшем смельчака, который проявил непочтение к богам. А жрецы Гхатанотхоа насмехались над теми, кто вздумал бы противиться воле Темного Бога или оспорить его право на жертвоприношение. В последующие годы хитрая уловка Имаш-Мо стала известна народу, но и это не изменило общего мнения, что Гхатанотхоа лучше оставить в покое. Впредь никто уже не смел проявить открытое неповиновение. Так проходили века, царь сменял царя, один верховный жрец наследовал другому, народы приходили и уходили, страны поднимались над морем и вновь погружались в него. Через вереницу столетий царство К'наа пришло в упадок, и наконец в один ужасный день поднялась невиданная буря, загрохотал гром, горами поднялись волны — и вся страна My навечно погрузилась в океан.
Но все же в последние века существования My древние тайны просочились за ее пределы. В далеких странах собирались вместе серолицые беженцы с затопленных островов, избежавшие кары морского дьявола, и теперь уже чужие небеса упивались дымом с алтарей, воздвигаемых в честь давно исчезнувших богов и демонов. Никто не знал, в какие бездонные хляби погрузилась священная вершина Йаддит-Гхо и циклопическая цитадель ужасного Гхатанотхоа, но все еще бродили по земле существа, бормочущие имя Темного Бога и совершающие в его честь чудовищные жертвоприношения, чтобы он, разгневавшись, не пробился сквозь толщу океанских вод и не стал бродить тяжкой поступью в мире людей, сея ужас и окаменение.
Вокруг рассеянных по всему свету жрецов формировались рудименты темного и тайного культа — потому тайного, что народы новых стран почитали уже других богов и демонов и в старых богах и дьяволах видели одно лишь зло. Приверженцы этого тайного культа по-прежнему совершали многие преступные деяния и поклонялись древним чудовищным идолам. Из уст в уста передавалась молва, что якобы один из жреческих родов до сей поры хранит истинное заклятие против мощи Гхатанотхоа, выкраденное Имаш-Мо у спящего Т'йога, хотя уже и не осталось никого, кто мог бы прочитать или разгадать тайные письмена или указать, в какой части света затерялись погибшее царство К'наа, ужасная вершина Йаддит-Гхо и титаническая крепость бога-дьявола.
Переживший века культ процветал главным образом в тех районах Тихого океана, где некогда существовал континент My, но легенды глухо намекали на поклонение омерзительному Гхатанотхоа также в злосчастной Атлантиде и на ужасном плато Ленг. Фон Юнцт предполагает его проникновение и в сказочное подземное царство К'ньян, приводит ясные доказательства его следов в Египте, Халдее, Китае, в забытых семитских империях Африки, а также в Мексике и Перу. Более чем прозрачно фон Юнцт намекает на связь этого культа и с шабашами ведьм в Европе, против которых тщетно направлялись грозные папские буллы. Впрочем, Запад никогда не был благосклонен к приверженцам этого культа; и народное негодование, побуждаемое свидетельствами об ужасных ритуалах и жертвоприношениях, уничтожило напрочь многие его ветви. В конце концов он сделался гонимым, трижды запретным, затаившимся, хотя зерна его нельзя считать навсегда уничтоженными. Так или иначе, но он постоянно выживал — главным образом, на Дальнем Востоке и на островах Тихого океана, где его сущность влилась в эзотерические знания полинезийского братства Ареои.[104]
Фон Юнцт неоднократно тонко и тревожно намекал на свое непосредственное соприкосновение с этим культом, и эти намеки потрясли меня, когда я сопоставил их со слухами об обстоятельствах его смерти. Он говорил об оживлении некоторых идей, связанных с ожидаемым появлением дьявола-бога — таинственного создания, которого ни один человек (если не считать отважного Т'йога, так и не вернувшегося назад) никогда не видел, и сопоставлял сам характер этих рассуждений с табу, наложенным в древнем My на любые попытки даже представить себе образ этого чудовищного существа. Особые опасения внушали ученому толки на эту тему, распространившиеся в последнее время среди испуганных и зачарованных приверженцев культа, — толки, полные болезненного желания разгадать истинную природу той адской твари, с которой Т'йог встретился лицом к лицу в дьявольской цитадели на ныне затонувших горах перед тем, как его, по всей видимости, постиг ужасный конец; и я сам был странно встревожен косвенными и зловещими ссылками ученого на эти обстоятельства.
Едва ли менее пугающими были догадки фон Юнцта относительно нынешнего местонахождения украденного свитка с заклятием против мощи Гхатанотхоа и о конечных целях и возможностях использования его. При полной моей уверенности, что вся эта история есть полнейшая мистика, я не мог не содрогнуться при одном лишь нелепом предположении, что вдруг и в самом деле явится на свет чудовищное это божество и обратит все человечество в скопище ужасных статуй, сохранивших в себе живой мозг и обреченных на инертное, беспомощное существование на протяжении бесчисленных веков. Старый дюссельдорфский ученый усвоил отвратительную манеру в большей степени туманно намекать, чем положительно утверждать, и я мог понять, почему окаянная его книга была отвергнута во многих странах как богохульная, нечистая и опасная.
Меня трясло от отвращения, и все же книга фон Юнцта таила в себе некое кощунственное очарование, я не смог отложить ее в сторону, не дочитав до конца. Приложенные к ней репродукции орнаментов и идеограмм из страны My были поразительно сходны со знаками, изображенными на странном цилиндре и свитке, да и все повествование изобиловало подробностями, содержащими смутные, но неприятно возбуждающие намеки на удивительную близость сущности древней легенды к обстоятельствам появления на свет страшной мумии. Цилиндр и свиток — район Тихого океана — твердая убежденность старого капитана Уэзерби, что циклопическая гробница, где была обнаружена мумия, прежде находилась под обширным строением… так или иначе, в глубине души я чрезвычайно радовался тому, что вулканический остров исчез в глубине океана раньше, чем исследователи смогли отыскать на нем нечто ужасное, таящееся под тяжелой крышкой люка.
IV
Сведения, почерпнутые мной из «Черной книги», оказались чертовски полезными, когда весной 1932 года на меня обрушилась новая волна газетных публикаций и свежих событий. Сейчас я едва ли припомню точно, с какого времени меня особенно начали беспокоить участившиеся сообщения о полицейских акциях против причудливых, фантастических религиозных культов на Востоке, да и в иных местах; но в мае или июне я уже отчетливо осознал, что внезапные и необъяснимые взрывы активности тайных мистических сообществ, доселе редко дававших о себе знать, разом прокатились по всему миру.
Тревожные газетные сообщения теперь связывались для меня, пожалуй, не со зловещими намеками фон Юнцта и не с шумихой вокруг мумии и цилиндра, хранящихся в музее, но с тем обстоятельством, что внимание публики во всем мире привлекло бросавшееся в глаза — и упорно, в сенсационном духе подчеркиваемое прессой — разительное сходство обрядовых действий и речей у приверженцев самых разных тайных культов. Во всяком случае, я не мог не отметить с беспокойством постоянное повторение на этих сборищах одного и того же имени — хоть и в различных искаженных формах, — вокруг которого, похоже, сосредоточивались ритуалы большинства культов и которое возбуждало в собравшихся странное смешение двух чувств — почитания и ужаса. Некоторые имена звучали как Г'танта, Танотах, Тхан-Тха, Гатан и Ктан-Тах — и тут не требовалось подсказок моих ныне многочисленных оккультистских корреспондентов, чтобы увидеть неоспоримое родство всех этих вариантов с чудовищным именем, представленным фон Юнцтом в форме Гхатанотхоа.
Проявлялись и другие весьма тревожные признаки. Снова и снова газеты ссылались на смутное, исполненное благоговейного страха упоминание на этих сходках некоего «истинного свитка», с которым, по всей видимости, связывались какие-то жуткие угрозы и опасности и который якобы содержался под охраной «Нагоба», кто бы или что бы ни подразумевалось под этим именем. Настойчиво повторялось также имя, звучавшее в разных вариантах как Тог, Тиок, Йог, Зоб или Йоб и невольно связывающееся в моем возбужденном сознании с именем злосчастного жреца-еретика Т'йога, упоминаемым в «Черной книге». Имя это произносилось в сочетании с такими таинственными фразами, как «не кто иной, как он», «он видел его в лицо», «он знает все, хотя не может ни видеть, ни чувствовать», «он пронес память сквозь века», «истинный свиток освободит его», «Нагоб обладает истинным свитком», «он может сказать, где найти Это».
Атмосфера постепенно нагнеталась, и я ничуть не удивился тому, что скоро мои оккультистские
