очнувшегося от летаргии правителя.
– Что ты… сделал?!! – пораженно прошептал Тирриниэль, со странным чувством ощупывая собственное, заметно посвежевшее лицо и засиявший зелеными искрами изумруд на обруче. – ТИР!! КАК ты это сотворил?!! Что это было?!!!
Юноша пожал плечами и уселся прямо на землю, ласково ероша руками послушно льнущую травку.
– Я же говорил, что в нашем Огне заложена не только ненависть. Теперь можешь сам убедиться: так оно и есть. Я не хотел тебя убивать, и он никого не тронул. Рощу тоже восстановил, а то твои Хранители меня потом насмерть бы загрызли, если бы увидели. Резерв можно три дня не восполнять, пара недель спокойной жизни у тебя есть, но потом – извини. Я все-таки не бог. Просто вернул то, что ты мне отдал, когда спасал от Единения, и малость помог на переходе. Считай, что спасибо сказал. Ответная вежливость, не больше, так что не обольщайся.
– ТИР!!!
– А? – вяло отозвался юноша, неожиданно почувствовав резко навалившуюся усталость.
Владыка эльфов, смутно подивившись собственной прыти, буквально слетел с насиженного места и порывисто обнял юного мага, только что сотворившего настоящее чудо. Сам. Без подсказок и помощи, но как-то сумел обратить свою силу на созидание, а не на разрушение, как всегда случалось. Сменил полюса, развернул на сто восемьдесят градусов эту невероятную мощь. Сдержал первый порыв. И, тем самым, только что перевернул новую страницу в жизни своего Рода, Дома и всего Темного Леса. Потому что никто, нигде и никогда прежде не делал ничего подобного. Даже не догадывался, что Огонь может не только сжигать, отнимая всякую надежду, а способен быть чем-то гораздо, гораздо большим. Способен нести с собой жизнь, быть мягким и послушным, как преданный пес возле ног сильного хозяина. Что он умеет дарить жизнь и приносить не только боль и разочарования. Что он – цельный. Живой. Почти разумный, иначе не сумел бы сделать то, что сделал сегодня: не вернул бы пострадавшую Рощу в первозданный вид и не позволил бы двум до смерти уставшим эльфам мирно сидеть друг напротив друга, одновременно гордясь и смущаясь произошедшего.
Один – сконфуженно отводил глаза, в которых гасли последние отголоски недавнего буйства; слегка побледневший и подозрительно сонный. А второй с восторгом и жадным обожанием изучал талантливого ученика, сумевшего снова поразить его в самое сердце. Как? Как это стало возможно?! Как вышло, что разрушительный Огонь сумел вернуть ему жизнь? Как не поранил, не убил? А, наоборот, выдернул из небытия, бережно восстановил истощенный резерв и вернул утраченные силы, о которых он уже начал забывать? Торк! Давно не чувствовал себя настолько хорошо! А Тир… боги, неужели он ЗНАЛ?! Каким-то чудом увидел истинную суть своего дара? Познал его так, как никто и никогда раньше?! Неужели в прошлые разы именно об этом пытался рассказать, не ведая, как донести глупому сородичу эту простую истину?!! А я, дурак, так и не понял!
Тирриниэль с несвойственной себе нежностью вспомнил случайно вырвавшееся у Тира рассерженное 'дед' и ласково погладил трепаную черную макушку. Мальчик… чудесный мальчик, оказавшийся в сотни раз мудрее меня самого… долгожданный, истинный наследник, ради которого я действительно теперь готов на все. Мое спасение, моя единственная надежда. МОЙ внук, который, наконец-то, решил хоть немного довериться.
– Тир, как ты себя чувствуешь?
– Ага, чувствую, – пробормотал юный гений, вдруг опасно покачнувшись и закатив глаза. – Но как-то слабо. Ты только не говори Милле, ладно?
Тирриниэль успел вовремя подхватить безвольно осевшее тело и, испытав кратковременный приступ дикого ужаса, с запоздалым облегчением вздохнул: ничего страшного. Просто обморок.
– Темная Бездна! – почти простонал он в пустоту, с благоговейным ужасом осознавая масштабы случившегося и торопливо осматривая измученного внука, чтобы убедиться, что тот ничуть не пострадал. – Какой дар!! Какой невероятный дар!! Едва ли наполовину резерв истратил! Немного поспать, и снова сможет творить… просто поразительная стойкость! Боги, боги, боги!! Ну, почему он – не мой сын?!!..
Глава 3
Линнувиэль пришел в себя на рассвете.
Некоторое время он просто лежал с закрытыми глазами, силясь сообразить, каким образом оказался в чистой постели, если сам ее не разбирал, и вообще – рухнул в беспамятстве где-то у противоположной стены. Как раз после того, как в окно ворвался кто-то злой и шипящий проклятия не хуже разъяренного демона Черных Земель, да еще и врезал по лбу так, что все остальные события помнятся лишь чередой каких-то смутно знакомых картин.
Он помнил высокий потолок, куда с пронзительным жужжанием взвилась потревоженная на подоконнике муха… медленно расползающуюся лужу на дощатом полу… порванную на груди рубаху, под которой чьи-то удивительно сильные пальцы ловко ощупывают рану. Затем – короткая вспышка боли и дикий жар во всем теле, от которого просто некуда убежать. Чьи-то голоса – сперва недовольные, а потом встревоженные. Бесконечное звездное небо над головой, в которой кто-то услужливо включил круглый светильник с неровными темными пятнами. Холод… сильный холод, не дающий двинуться с места. Последние слова Песни Прощания, эхом отдающиеся в вышине ночного неба. И другие слова – мерные, тягучие, как смола, которые опутывают готовую отлететь душу и упорно тянут обратно, на землю, в темноту постоялого двора, на котором кто-то безвольно распластал его безжизненное тело… а вокруг него творилось что-то странное. Какие-то непонятные тени, чутким стражами хранящие покой этого смутно знакомого места. Рядом – жутковато изломанные силуэты обоих гаррканцев, в темноте неприятно напоминающие двух припавших на передние лапы гигантских котов. Вокруг них – едва заметные ручейки утекающей в бесконечность силы, которая быстро втягивается в их мускулистые тела. А над всем этим – чей-то тихий голос, полный мольбы и властного зова. И запах… удивительно сильный, приятный, манящий, сводящий с ума, терпкий запах эльфийского меда, ради которого он почему-то решил вернуться.
Линнувиэль вдруг вспомнил все до последнего мига и, широко распахнув глаза, подхватился с широкого ложа. В голове тут же помутилось, в ушах опасно зазвенело, зашумело и загудело, будто кто-то ударил в громадный басовитый колокол. А в левом плече вспыхнула дикая боль, заставившая его сдавленно охнуть и измученно повалиться обратно.
– Тихо, спокойнее. Тебе рано вставать, – с укором произнес чей-то мелодичный голос, и на взмокший от усилий лоб эльфа легла прохладная ладошка.
Хранитель жадно вдохнул запах тонкого запястья, оказавшегося у него перед лицом, и непонимающе замер: оно пахло солнцем, летним ветром и зеленой листвой. Нет, не то!!! Совсем не тот запах!! Он снова приподнялся, шаря по сторонам настороженным взором, недоуменно вдохнул снова и почти с разочарованием понял, что ошибся в своих предположениях.
– Доброе утро, – улыбнулась присевшая на краешек кровати Мирена и сверкнула в полутьме белозубой улыбкой. – Лежи, тебе действительно рано подниматься. Рана еще слишком свежа.
Эльфийка осторожно уложила сородича обратно, прикрыла до середины груди покрывалом и заботливо подоткнула, чтобы не спадало. Спокойная, облегченно улыбающаяся, поразительно красивая в своем алом платье, придающем ей какое-то неповторимое очарование.
– Где я? – хрипло спросил Линнувиэль, силясь разглядеть за ее плечом кого-то еще. Но не вышло: она слишком близко наклонилась, снова обдав его ароматом хвои и летнего ветра.
– В своей комнате, конечно. Корвин и Маликон перенесли тебя сюда, чтобы выздоравливал поскорее. Повязка свежая, не беспокойся. Рана почти закрылась, но тревожить ее пока нельзя, хотя Таррэн нас заверил, что рука будет действовать, как прежде.
– Сколько я…?
Мирена обернулась и внимательно посмотрела.
– Сегодня третий день. Ты что-нибудь помнишь из того, что случилось?
