истраченные жизни. Уход – это моя кара за совершенное преступление, и я не стану перекладывать ее на твои плечи. Это только мой долг и моя ноша, которой ты не заслужил.
Таррэн вдруг нехорошо сузил вспыхнувшие алыми огнями глаза.
– И поэтому решил, что лучше тянуть до последнего? До того времени, когда изменить ничего нельзя?!
– Уход и тогда нельзя было отменить, – совсем тихо отозвался Владыка. – Я всего лишь не хотел тебя тревожить.
– Иными словами, ты посчитал, что лучше умереть, чем попросить о помощи!
– Нет, – тронула благоверного за рукав Белка. – Он по глупости своей посчитал, что со всем может справиться сам.
– И как? Справился?!
– Таррэн…
Молодой лорд сжал зубы и неохотно погасил загоревшийся от гнева кулак. А потом покосился на тревожные лица вжавшихся в стены сородичей, заметно обеспокоившихся Хранителей, поймал умоляющий взгляд Линнувиэля и окончательно пришел в себя. В конце концов, в чем-то отец прав – Уход действительно не остановишь, как не остановишь мягкую поступь Ледяной Богини, услышавшей чью-то Песнь. Рано или поздно она все равно придет за своей жертвой, и удержать ее по ту сторону не сможет ни один расчудесный маг. Тирриниэль всего лишь не желал пугать его раньше времени. Не хотел жалости. Не искал помощи. И только сейчас, когда в запасе не было даже лишнего дня, все-таки решился на трудный разговор.
Знать бы, чего ему стоило так долго молчать. И чего стоило заговорить сегодня первым.
– Торково копыто! – выдохнул Таррэн, отчетливо понимая, что на короткое 'прости' отец наверняка собирал по крупицам все мужество, которое еще оставалось. Даже для того, что уже было сказано, он потратил весь свой запас воли и красноречия. Признал, что неправ, искренне сожалеет и просит прощения. Он просто не умел по-другому, не мог пересилить собственное упрямство раньше, но… к'саш!! Почему же мы начинаем учиться только на пороге смерти?!!! Почему понимаем важное и отодвигаем в сторону обиды, нашу уязвленную гордость и ненужную спесь лишь тогда, когда в спину уже дышит равнодушный холод свежевырытой могилы?!! Почему для нас только смерть оказывается тем неотразимым аргументом, который вынуждает пересматривать старые принципы? Почему ее холодная улыбка делает намного больше, чем вся красота и многообразие жизни? Почему мы даже собственных детей пытаемся понять лишь в последние дни и часы, когда только и осталось, что сожалеть, потому что по-настоящему мы ничего уже изменить не в силах?!
ПОЧЕМУ?!!!
'Потому что всем нам нужно прощение, – молча ответил ему Тирриниэль. – Всего лишь отпущение грехов, которое позволит спокойно уйти. Да, это – немного для тех, у кого нет иного выбора, но невероятно важно для меня, потому что другого мне ТУДА не унести. Это так просто… и так дико тяжело – просить прощения, мой мальчик. А мы слишком редко находим в себе силы, чтобы успеть это сделать при жизни. Жаль, что я решился так поздно'.
– Прости, сын мой. Я звал тебя, чтобы сказать, в первую очередь, именно это. Прости мою ошибку и, если сможешь, пойми.
Таррэн удивленно дрогнул, но в глазах отца, против ожиданий, не увидел ни лжи, ни толики двойного смысла, никаких оговорок. Там было все, без утайки – и едкая горечь поражения, и тоскливое понимание совершенного промаха. Море сомнений, раздирающих его душу на части. Грызущая боль в груди, что не проходит уже многие годы. Тяжкий груз вины, грубо ломающий гордую спину. А еще – искреннее желание все исправить и страстная надежда, что для этого еще есть время.
Он поджал губы.
– Надо же… и когда, интересно, ты стал таким мудрым?
– Недавно, – странно улыбнулся Владыка. – Каких-то пару недель назад, хотя, казалось бы, должен был поумнеть гораздо раньше. Мне и сейчас нелегко, веришь? Но я не променял бы эту правду ни на что в жизни. Даже на второй шанс.
Таррэн только головой покачал.
– Боюсь, это невозможно.
– Значит, я снова опоздал, – горько прошептал повелитель, с болью принимая такой ответ. – А жаль…
– Жаль, – эхом повторил молодой лорд и быстро отвел взгляд.
Они неловко замолчали.
– Эй, хватит кукситься. Тирриниэль, забудь о прошлом – не до него сейчас. Мы все-таки по делу пришли, а не на вечер встреч. Скажи лучше, что ты сумел сделать? – деловито вмешалась Гончая, требовательно глядя на обоих. – Ты же не сидел, сложа руки, все эти двадцать лет? Что у вас получилось?
– Ничего, – кротко сообщил Владыка, поворачиваясь и бесстрашно глядя прямо в ее изумрудные глаза. – Поначалу было еще терпимо – сила уходила постепенно и очень медленно. Если честно, я даже не сразу понял, в чем дело, но когда во время одного из занятий вдруг потускнел и оплавился перстень, Иттираэль забеспокоился. Мы вместе просмотрели ауру. Обратились к Родовому Ясеню, трижды все проверили, потому что это – слишком рано для настоящего Ухода, но после пары недель никаких сомнений не осталось. Сами знаете, Уход не приносит боли. Только слабость и плавное угасание. Первые годы мне даже помощь не требовалась – недостаток силы едва ощущался. Потом понадобились накопители. Дальше – больше. В конце концов, пришлось задействовать свой родовой перстень, чтобы скрывать очевидное, а в последние дни я вообще живу исключительно за счет других. Что, признаться, начинает сильно тяготить и заставляет чувствовать себя паразитом. Собственно, я именно поэтому и отправил Зов. Сын мой…
Таррэн прикусил губу, прекрасно понимая, о чем его будут просить.
– Нет, – покачал он головой. – Мы это уже обсуждали: я не приму Передачу. Это не мое. Прости. Я знаю, что для тебя это важно, но не останусь в Лесу. У меня есть новый дом и семья, которую я не брошу. Да и Ясень меня уже не примет. Я – Отреченный, отец, и этого ничто не изменит: ни время, ни твое желание, ни все усилия Совета. Даже Уход. Я НЕ МОГУ вернуться, понимаешь? Не оставлю МОЙ Лес и МОЮ стаю. Единственное же, что я могу – это попробовать продлить тебе жизнь за счет собственных резервов.
Белка хмыкнула.
– Ага. А потом свалиться на пару недель холодным трупом, который даже я не смогу сразу поставить на ноги. Тирриниэль, что с Рощей?
– Вянет, – немедленно ответил эльф. – Пока только с краю, однако процесс уже запущен. Иттираэль регулярно обходит Холмы, но без толку – с каждым днем опавших листьев становится все больше. Деревья постепенно умирают. А Ясень, хорошо чувствуя мой Уход, очень быстро меняется. Ему нужен новый Хозяин.
– Я не могу занять твое место, – повторил Таррэн, рассеянно поглядывая на напряженных Хранителей. – Прости, но это невозможно.
– Я знаю.
– ?!
Тирриниэль слабо улыбнулся и пояснил:
– Я знаю, что ты не можешь остаться. Правда, поначалу мне казалось, что я смогу тебя уговорить. Найду нужные аргументы, доводы, сумею в чем-то убедить, пообещать или даже заставить, если не получится по-другому, но… теперь вижу – твое место действительно не здесь, сын мой. Твое сердце больше не принадлежит нашему Дому и Темному Лесу. Твоя сила не зависит от Родового Ясеня, тогда как Источник всегда должен быть под рукой. А твой Источник теперь в Серых Пределах – это правда, и я хорошо тебя понимаю. Но, если честно, вовсе не хочу, чтобы ты тратил силы на продление моей агонии.
– Гм, – озадаченно нахмурился Таррэн. – Тогда чего же ты от меня ждешь?
Владыка Л'аэртэ мягко улыбнулся и, кивнув кому-то, тихо сказал:
– Помощи.
– В чем именно?
