это хватало сил лишь немногим, к тому же руки быстро покрывались гнойными ранками. Заражение крови стало частым явлением. Ленни и Анна были одними из первых, кто отказался от этого непосильного труда. Ленни: 'Моей сестре и Марго кое-как удавалось работать, и они делили с нами дополнительный паек, который за это получали: кусочек хлеба и немного водянистого супа. Мы же с Анной «организовывали» еду, то есть воровали или выпрашивали на кухне. Тех, кто на этом попадался, избивали, но нам везло. Это было более выгодное занятие, чем работа. Но мы никогда не крали у своих, а только у нацистов'.
Анна и Марго были уверены, что их мать погибла в газовой камере, но Эдит была жива и в страшных нечеловеческих условиях Освенцима продолжала бороться за свою жизнь. Роза де Винтер стала ее верной подругой, женщины старались держаться вместе. Они даже радовались, когда их вдвоем поместили в «чесоточный» барак. Роза вспоминала потом, что они забились под одно одеяло, но не могли сомкнуть глаз. На следующее утро их и некоторых других пленниц выгнали на перекличку, что они сочли за новое издевательство. Но это оказалось спасением: скоро они увидели, что всех женщин из «чесоточного» блока отправляют грузовиками на смерть. Так называемые чистки длились неделями, после чего газовые камеры Освенцима по приказу рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера были демонтированы и разрушены. Не иначе, как к лагерю подступали союзники…
Эдит и Розу поместили в инвалидный барак, предназначенный для женщин, которые не могли работать. Пленницы страдали от голода, а еще больше от жажды. И с отчаяния глотали снег. Снегом они и мылись — на ледяном холоде, чтобы хоть немного уменьшить муки, причиняемые вшами. В один день Роза была вынуждена отвести свою подругу в санитарный блок. Эдит отказывалась: боялась регулярных селекций среди больных, она не хотела умирать. Но ее била лихорадка, температура поднялась до 41 градуса, а в так называемой больнице было по крайней мере тепло. И все же жить Эдит оставалось недолго. Роза де Винтер: 'Она так исхудала, что напоминала собственную тень. Я прилегла к ней на нары, стараясь хоть немного ее приободрить. Но она едва сознавала, что происходит. Эдит не съедала свой хлеб, а прятала под матрас, уверяя, что бережет его для своего мужа. Может, она была слишком слаба, чтобы есть?'.
Эдит умерла 6 января 1945 года — от чего, точно не известно: тифа, дизентерии или просто — от голода.
В конце ноября в Берген-Белзен прибыла Августа ван Пелс. Анна и Марго не видели ее два месяца, прошедшие со дня депортации из Вестерборка. Госпожа ван Пелс примкнула к их группе, которая кроме Ленни и Дженни Бриллеслейпер включала в себя сестер Дину и Ханну Даниэлс и совсем юную девочку Соню — по воспоминаниям очевидцев, талантливую и мечтательную. Все они были из Голландии и заботились друг о друге. Ленни: 'Когда приносили еду, нужно было не упустить свою долю, иначе все расхватывали другие заключенные. В этом отношении в Освенциме было больше порядка, здесь же царил хаос. Еду мы всегда делили поровну. Следили за тем, чтобы наши подруги не забывали мыться, но и не слишком усердствовали: ведь кран с холодной водой находился на улице. Но как мы не старались поддерживать друг друга, все постепенно теряли силы и волю: мы не жили, а существовали'.
В декабре 1944 года заключенные Берген-Белзена попытались отпраздновать Рождество. Ленни: 'За несколько дней мы начали откладывать хлеб и кофейный суррогат из нашего жалкого рациона, а к празднику нам даже выдали немного сыра. Я спела в другом бараке несколько песенок, за что мне дали кислой капусты. Анне удалось достать где-то головку чеснока, а сестрам Даниэлс — морковку и свеклу'. Все это мы поставили на наш рождественский стол, тайком разожгли камин и поджарили на нем картофельную кожуру. Анна сказала: 'Мы отмечаем не только Рождество, но и Хануку'. Мы пели еврейские песенки и плакали. Потом стали рассказывать истории. Марго вспомнила, что их отец был мастером сочинять. 'Жив ли он?' — спросила она в слезах. Анна ответила: 'Конечно, жив!'. Потом мы легли спать и еще долго плакали под одеялами'.
Одна из бывших пленниц: 'Можно ли рассказать о Рождестве 1944 года в Берген-Белзене, которое отмечали четыре тысячи умирающих? Женщины, сжавшиеся от холода, скрюченные, истощенные дети пытались хоть как-то отметить праздник. Ах, если бы даже нашлась рука, способная описать все ужасы нашего существования, то ни один глаз не смог бы прочитать эти строки, и ни одно сердце не выдержало их…'.
В конце ноября 1944 года в Освенциме оставалось 32.000 заключенных, среди которых был и Отто Франк. Непосильная работа, грубое отношение надсмотрщиков, скудная пища подорвали его здоровье и силу духа. 'Тогда я, действительно, сломался, не только физически, но и духовно. Однажды утром я не смог встать с нар. Но мои товарищи настояли на том, чтобы я собрал все силы и поднялся. 'Иначе, — утверждали они, — это верный конец'. Они позвали голландского врача, и тот отправил меня в больничный барак. 'Я постараюсь уговорить немецкого доктора оставить тебя там подольше', — сказал он. И в самом деле — уговорил, и этим спас мою жизнь.
Петер ван Пелс работал в почтовом отделении Освенцима и получал дополнительный паек. Он навещал Отто в санитарном блоке, и Франк убеждал его попытаться тоже туда попасть, в крайнем случае, затаиться где-нибудь — но во чтобы то ни стало избежать депортации. Но Петер отказался — боялся наказания. Кроме того, никто не знал, кто подвергается большей опасности: оставшиеся или депортированные заключенные. Ведь возможно, нацисты начнут уничтожать оставшихся перед приходом освободителей.
16 января группа заключенных, среди которых был Петер, покинула Освенцим. Так начался их последний скорбный путь, по которому шли десятки тысяч других пленников из Дахау, Заксенхаузена, Равенсбрюка и Бухенвальда. Люди шли, оставляя за собой неисчислимое количество трупов. Петеру удалось добраться живым до австрийского Маутхаузена, где он умер 5 мая 1945 года за три дня до освобождения лагеря.
27 января Освенцим был освобожден русскими войсками. Отто вспоминает солдат в меховых полушубках: 'Это были хорошие люди. То, что они коммунисты, нас мало волновало: мы видели в них прежде всего наших освободителей! Русские дали нам еду, хотя у них самих было немного, и позаботились о больных'. Отто выделили отдельную койку в бараке, где находились также и женщины из Биркенау. Среди них была Ева Шлосс: 'Я обратила внимание на сильно исхудавшего мужчину среднего возраста. Его голова напоминала скорее череп, но глаза были живыми и пронзительными. Мне казалось, что я его уже где-то видела'. Вдруг он улыбнулся: 'Я Отто Франк, — сказал он, — а ты — Ева, верно ведь, подружка Анны?'. Отто подошел ближе, слегка обнял меня, а потом крепко сжал мои руки: 'Скажи, знаешь ли ты что-то об Эдит, Анне и Марго?'. Но я ничего не могла ему рассказать: я уже давно потеряла их след.
Здоровье Отто постепенно восстанавливалось. 25 февраля он написал письмо матери в Швейцарию.
В начале 1945 года в Берген-Белзен прибыла новая партия заключенных. Среди них была и Рут Бонихади, которой удалось поговорить с Анной через колючую проволоку: 'Мы болтали подобно обычным девочкам нашего возраста: об одежде, о мальчиках… Как будто и вовсе не было войны. Но конечно, говорили и о пропавших семьях, скудности пищи. Анна показалась мне слишком взрослой для своих лет. Но это относится ко всем нам: ведь столько пришлось испытать. У меня и в мыслях тогда не было, что Анна — писательница…'.
Вспоминает Ленни Бриллеслейпер: 'Чтобы освободить место для новой партии заключенных, нас перевели в другую часть лагеря. Анна была очень возбуждена, она хотела как можно скорее узнать что-то о новоприбывших: 'Идемте сейчас же туда, они все из Голландии, может, встретим знакомых!'. На несколько минут из грустной и углубленной в себя девочки она превратилась в ту Анну, которую мы позже узнали по ее дневнику: живую, полную энергии… Но этот подъем длился недолго. Она в самом деле встретила несколько знакомых, и узнала от них, что ее старая школьная подруга Лиз уже давно находится в Берген-Белзене. Она разыскала ее, и Лиз отдала Анне что-то из еды. Та хотела разделить ее со всеми нами, но мы отказались: это был подарок только для нее и Марго'.
Ханнели (Лиз) Гослар, ее отец, двухлетняя сестенкя Габи, домработница и бабушка с дедушкой со стороны матери были арестованы в Амстердаме 20 июня 1943 года и помещены в нидерландский концлагерь Вестерборк. Мать Лиз скончалась незадолго до этого при родах третьего ребенка, родившегося мертвым. Дед умер в Вестерборк в ноябре 1943 года, а три месяца спустя Лиз с отцом, бабушкой и сестрой оказалась в Берген-Белзене. Они содержались в лучших условиях, чем сестры Франк и другие женщины из их группы.
Когда в лагерь прибывали новые заключенные, Лиз старалась узнать, нет ли среди них знакомых. Она случайно встретила Августу ван Пелс, которая рассказала ей, что в лагере находится Анна Франк, и обещала позвать ее к забору. Лиз Гослар: 'Я услышала голос Анны, она звала меня, а потом увидела ее саму: замерзшую, наголо обритую, худую, как скелет. Она рассказала, что они вовсе не эмигрировали в Швейцарию, а скрывались в Амстердаме, и что ее матери уже нет в живых, и отца, наверно, тоже. Да, Анна думала, что ее отца убили, а ведь это было не так! Она обожала его, и если бы знала, что он жив, то это, возможно, дало бы ей силы выжить самой…'. Девочки не могли наговориться о том, что им пришлось пережить в последние годы. Анна пожаловалась на голод, и Лиз, в барак которой поступали посылки от 'Красного Креста', пообещала ей помочь.
Следующим вечером они снова встретились, и Лиз перебросила через забор пакет с шерстяной кофтой, печеньем, сахаром и баночкой сардин. Вдруг она услышала отчаянный крик Анны: другая пленница схватила передачу и убежала. Через день Лиз наконец удалось передать подруге посылку. Больше они уже никогда не виделись.
Матери одной из одноклассниц Марго также случилось встретить Анну в Берген-Белзене: 'Я увидела ее через колючую проволоку, отделявшую от нас другой лагерный район. Условия там были гораздо хуже наших: ведь мы получали пакеты от 'Красного Креста', а у них не было ничего. Я крикнула: 'Анна, не уходи!', бросилась в свой барак, собрала все, что мне попалось под руку, и вернулась обратно к забору. Но я была слишком слаба, чтобы перекинуть через него посылку. Тут я увидела знакомого заключенного, господина Брила — мужчину высокого и еще довольно сильного. Я сказала ему: 'У меня здесь старое платье, мыло и кусок хлеба. Не могли бы вы передать все это той девочке?' Он засомневался — ведь за такие действия грозило наказание — но, как только увидел Анну, кивнул мне и сделал то, о чем я просила'.
Однажды в Берген-Белзен поступила группа совсем маленьких детей. Их содержали в относительно сносных условиях, поскольку не могли точно определить: евреи они или нет. Ленни, Дженни, Анна и Марго часто навещали малышей, рассказывали им сказки, пели песенки. Потом Ленни и Дженни добровольно пошли работать санитарками в барак для смертельно больных. Их пути с Анной и Марго тогда разошлись: слабое здоровье не позволило девочкам Франк присоединиться к ним. Сестры Бриллеслейпер увиделись со своими подругами, когда те уже были тяжело больны.
Ленни: 'Марго совсем ослабела от дизентерии и уже не вставала. Анна ухаживала за ней, как могла, а мы пытались «организовать» что-то из еды. Потом их перевели в санитарный блок. Мы хотели отговорить их: ведь находиться там во время эпидемии тифа означало верный конец. Но в
