Наполеон I Бонапарт

разбили и растащили все, что там нашли, и никакие угрозы и окрики начальства не могли ничего с ними поделать.

Смоленские магазины перестали существовать чуть ли уже не на третий день. Дисциплина падала с ужасающей быстротой, озверение голодных германских, польских, итальянских солдат, а также уже и некоторых частей чисто французских (чего еще в Москве не замечалось) дошло до неслыханной степени. Французские офицеры в своих частных письмах утверждали, что в сумерках и в ночное время человеку, несущему хлеб, было опасно проходить по улицам Смоленска: нападут и убьют. Расстрелы уже не могли восстановить дисциплину. Испугать смертной казнью было трудно тех, кто ежедневно ждал смерти от голода, от истощения и от усталости. Беспощадная суровость Даву еще кое-как поддерживала дисциплину в его корпусе. Другим маршалам это удавалось очень плохо. Смоленск обманул ожидания армии еще и в другом крайне существенном отношении. Отдых совсем не удался: в первые дни – ожесточенная борьба вокруг растаскиваемых магазинов, вокруг распределения найденных запасов по армейским частям, а потом – тревога, слухи о надвигающихся русских (разъезды казаков), сборы к выступлению из города».

Французская армия – точнее, ее арьергард – покидает Смоленск 17 ноября 1812 года. Наполеон вышел на несколько дней раньше, направляясь к Красному, находившемуся юго-западнее Смоленска. Характерно, что Кутузов специально не стал преследовать французов до ворот Смоленска, а предпочел прямиком следовать к Красному, что дало бы возможность перерезать Наполеону выход к Березине. Наверное, стоит упомянуть о том, что стратегическое мастерство Кутузова в финале кампании проступило во всей очевидности. Наиболее прозорливые люди наконец-то стали постигать, в чем состояла его стратегия. Явилось очевидным, что от Бородина было просто необходимо отступить, а Москву действительно следовало оставить.

Русская артиллерия на марше. Литография К. А. Хендрикова

Бои у Краснова продолжались на протяжении нескольких дней – с 15 по 18 ноября. Возможно, «бои» – это слишком сильное слово. Наполеон не собирался сражаться, теперь уж было не до показательных баталий. Он хотел лишь одного для себя и своей гвардии – вырваться любой ценой из стремительно образующегося кольца русских войск. Впрочем, существуют диаметрально противоположные трактовки тех боев. То, что столкновения русских с французами не явились серьезными, утверждает, например, Денис Давыдов:

«Сражение под Красным, носящее у некоторых военных писателей пышное наименование трехдневного боя, – заявляет он, – может быть по всей справедливости названо лишь трехдневным поиском голодных, полунагих французов; подобными трофеями могли гордиться ничтожные отряды вроде моего, но не главная армия. Целые толпы французов при одном появлении небольших наших отрядов на большой дороге поспешно бросали оружие». При всем уважении к легендарному герою Отечественной войны 1812 года его мнение не может считаться вполне справедливым. Отрадно, что Е. В. Тарле, проведя дотошный анализ множества источников, трактует происшедшее иначе: «Он (т. е. Наполеон. – Г. Б.) спешил к Березине. Уход из России, уход как можно более поспешный, один только мог сохранить хоть часть тех 30–40 тысяч бойцов, которые у него остались. Под Красным произошел своего рода отбор: погибли в бою или сдались в плен наименее боеспособные люди, которые просто не могли уже поспеть за уходящими частями. Но все-таки характеристика, которую дает боям под Красным Денис Давыдов, не совсем справедлива. Кстати, это сражение, неизвестно почему, он называет, как и Левенштерн, „трехдневным“, тогда как бои под Красным длились не три, а четыре дня, и сражение стоило не только французам, но и русским немалых жертв».

Маршал Нэй. Неизвестный художник

Арьергард маршала Нея отчасти отвлек внимание русских войск, позволив Наполеону с почти не пострадавшей гвардией достичь Орши. Ней с 7 тысячами солдат был взят в кольцо 80-тысячной русской армией. Он категорически отказался сдаться. Призвав своих солдат, Ней ринулся в глухие и неведомые леса, по бездорожью, и сумел дерзко вырваться из окружения! Более того, он смог достичь Днепра и переправиться через него. Днепр был отчасти затянут льдом, причем еще очень некрепким. Под тяжестью бегущих французов лед не выдержал; смертельно холодная вода довершила остальное. Из 3-х тысяч солдат, бывших с Неем, 2200 человек погибли. С оставшимися Ней все-таки переправился и вскоре воссоединился с Наполеоном под Оршей. Объективности ради стоит заметить, что то, что удалось совершить Нею со своими людьми, выходит за грани разумения. Он был обречен – это понимали все. Наполеон специально медлил под Красновым, ожидая своего любимого маршала. Лишь когда стало ясно, что 80-тысячная группировка русских войск взяла Нея в кольцо, Наполеон отдал приказ двигаться к Орше. Ней и до этого пользовался по праву репутацией великого воина. Русские уважали его не меньше, чем свои! Геройский подвиг Нея под Красновым вошел в анналы Истории; пожалуй, ни одно из событий Отечественной войны 1812 года не может с ним сравниться…

Все требовали или убеждали, чтобы Кутузов покончил с Наполеоном там же, под Красновым. Кутузов, в свою очередь, мечтал сохранить как можно больше русских солдат живыми. Для него было очевидно: миф Наполеона разрушен. В сущности, нет необходимости затевать кровопролитный бой с гвардией Бонапарта. Отборные войска будут свирепо сражаться, и малой кровью дело явно не обойдется. А зачем губить новые русские жизни? Эта война и так уже стоила огромных жертв. А Наполеон – он лишь стремится спастись бегством. Ну и пусть себе бежит! Даже вернувшись к себе, в Париж, он никогда не обретет уже прежней мощи. Его империя обречена…

Мудрость в Кутузове удачно сочеталась с прозорливостью. Он не знал, что на родине Наполеона не все обстоит благополучно. А в это время там происходило следующее.

П. И. Ковалевский пишет:

«Во время отсутствия Наполеона в Париже произошло событие, которое едва не произвело государственного переворота. Генерал Мале решил воспользоваться отсутствием Наполеона, произвести замешательство и стать во главе правления. Генерал Мале был ярым республиканцем и вместе с тем был душевнобольным и параноиком, из-за чего он содержался в заведении для душевнобольных. 23 ноября, пользуясь слабостью надзора, он бежал из больницы и направился к казармам Попинкур. Здесь, при помощи подложных документов, он убедил генерала Ламота в том, что Наполеон умер 7 октября в Москве и что сенат, собравшийся ночью, провозгласил республику. Вместе с Ламотом он отправился в крепость, где освободил генералов Лагория и Гидала, заключенных там за сношения с Англией. Рядом с этим они арестовали и заключили в тюрьму герцога де Ровиго и префекта полиции. Только мужество и стойкость коменданта крепости генерала Гюлена спасает дело. Мале был арестован и казнен. Все это не могло не потревожить Наполеона и не заставить поспешить в Париж…»

Арман Коленкур оставил для нас описание реакции Наполеона на полученное из Парижа известие о попытке переворота:

«Император был в негодовании. Он оказался оскорбленным до глубины души.

– Когда имеешь дело с французами, – сказал он, – или с женщинами, то нельзя отлучаться на слишком долгое время. Поистине нельзя предвидеть, что смогут внушить людям интриганы и что случилось бы, если бы там в течение некоторого времени не получали никаких известий от меня».

Его раздражение понятно. Имея дело с республикой, невольно привыкаешь к возможности заговора. Правда, военный министр пытался убедить императора, что заговор может иметь в своей основе чью-то тонкую интригу. Более того, он даже приводил наиболее вероятную кандидатуру творца всего заговора – член городского совета Фрошо. Наполеон, поначалу не слишком веривший в возможность прямой измены, очень скоро изменил свое мнение и очень беспокоился о том, что творится в Париже. Относительно же Фрошо он сказал, согласно Коленкуру, следующее: «Я хорошо знаю, что не всегда можно особенно полагаться на людей, которые смотрят на военную карьеру только как на ремесло, на выгодную спекуляцию и готовы служить всякому, кто оплачивает их риск соответствующим окладом, но ведь Фрошо высшее должностное лицо, человек с большим состоянием, отец семейства, обязанный показывать своим детям пример верности своему государю, которая является первейшим долгом каждого! Я не могу поверить в такую подлость…» Удаленность от Парижа играла скверную роль, что и говорить. Наполеон становился мнителен. Но была в этой истории еще одна сторона. О происшедшем непременно должна была узнать