покоям императрицы, но вскоре быстро возвратился в свою комнату, позвав меня с собою, вместе с нами в комнату вошел и камердинер. Наполеон успел приказать запереть дверь комнаты и повалился на пол без чувств. При этом были судороги и изо рта выделялась пена. Спустя минут 15 Наполеон пришел в себя и начал сам одеваться. Во время припадка Наполеон стонал и задыхался, но рвоты не было. Наполеон запретил рассказывать о происшедшем. Вскоре он скакал на коне вдоль рядов армии».
Это описание представляет картину типичнейшего случая классической соматической эпилепсии и выясняет дело бесповоротно. Но кроме этих приступов классической эпилепсии у Наполеона бывали приступы неполные и измененные, во всяком случае отличные от типических. Так, 18 брюмера Наполеон имел приступ бессознательного состояния, а затем проявил типичный бред эпилептика в своих речах к совету и войску. Его поступки в это время можно признать вполне бессознательными и даже бессмысленными. Своими дикими поступками в течение нескольких минут он едва не разрушил составленного им грандиозного плана государственного переворота. Судорожные припадки, почему-то называемые истерическими, наблюдались у Наполеона и в дальнейшей жизни, против которых его лейб- медик назначал теплые продолжительные ванны. Подозрительный припадок у Наполеона произошел в день объявления развода с Жозефиной. Понесши полное поражение в России и вынужденный сделать распоряжение возвращаться армии по прежней дороге, Наполеон так был всем этим потрясен, что, отдавая это приказание, он впал в обморок. Еще раньше, под Бородино, Наполеон тоже имел какой-то приступ, после которого он перепутал и совершенно испортил составленный им прекрасно план сражения. То же явление повторяется в сражении под Дрезденом, где он своим замешательством губит свою армию и себя. Под Лейпцигом Наполеон впадает в оцепенение и совершает целый ряд чисто автоматических бессознательных действий. Неменьшему оцепенению подвергся Наполеон и в Фонтенбло, в ночь, предшествующую отречению от престола.
Таким образом, несомненно и бесспорно то, что Наполеон имел приступы, и эти приступы были эпилептические, в одних случаях судорожные, в других в виде absence, каталепсии, автоматизма и т. п.
Все почти историки говорят, что в последние годы жизни Наполеона, особенно по возвращении его из России, гениальная его умственная деятельность стала тускнеть. В нем недоставало прежней быстроты, энергии, неутомимости, широты и силы ума и предусмотрительности; он стал неподвижней, тусклей и ограниченней. Шапталь [Chaptal. Memoires, p. 332.], близко стоявший к Наполеону, говорит, что он к этому времени стал
Иначе и не могло быть. Приступы эпилепсии в той поре жизни у Наполеона усилились, а такие приступы не остаются бесследными для умственной деятельности. Поэтому весьма естественно, что даже гений Наполеона, под ударами этого небесного бича, должен был ослабеть и тускнеть. Это не значит, что гений Наполеона опускался до слабоумия. Да и припадки, с устранением резких жизненных потрясений, ослабели. Но важно то обстоятельство, что под влиянием приступов падучей даже гений, если он не принимает скоро борьбы с этой тяжкой болезнью, подвергается некоторой диссоциации.
Признание Наполеона эпилептиком – не новость. Лучшие современные невропатологи почти все того мнения. Если же не все современники считали Наполеона эпилептиком, а особенно его врачи, то это обусловливается недостатком надлежащих знаний об эпилепсии в то время и значительным успехом по этому отделу в настоящий момент. Будет достаточным сказать, что в то время эпилепсия считалась решительно неизлечимой болезнью, тогда как мы смотрим на эту болезнь далеко более светлыми глазами и встречаем немало случаев излечения от нее.
Страданию Наполеона эпилепсией Ломброзо [Lombroso. Rivista d’Italia 1898.] посвятил целую статью. Доводы, на основании которых Lombroso признает Наполеона эпилептиком, следующие: отец Наполеона алкоголик, Наполеон был мал ростом, имел большую нижнюю челюсть, выдающиеся скулы, глубокие впадины глаз, асимметрию лица, редкую бороду, слишком короткие ноги, сгорбленную спину, любил тепло, слишком чувствителен был к пахучим веществам и метеорологическим колебаниям, страдал мигренями, имел тик лица, плеча и правой руки, судороги в левой ноге при гневе, жевательные движения челюсти, чудовищное самолюбие, эгоизм, вспыльчивость и импульсивность, склонность к суеверию, противоречия характера, бессердечность, отсутствие нравственного чувства, недостаток этического чувства и даже недостатки в мышлении. «Из всего этого, – говорит Ломброзо, – мы усматриваем, что в этом великом человеке произошло полное слияние гения с эпилепсией не только судорожной, мышечной, но и психической, выражавшейся в импульсивных действиях, затемнении умственных способностей, цинизме, чрезмерном эгоизме и мегаломании (бред величия)».
«Из этого примера, являющегося в природе не единственным, мы можем вывести заключение, что
В другом месте [Ковалевский П. И. Вырождение и возрождение. Гений и помешательство. 1899.] я касался несостоятельности и безнадежности взгляда Lombroso, что гениальность есть психоз. Единственный пункт, по которому я мог бы сколько-нибудь согласиться с Ломброзо в этом отношении, это тот, что и гениальность, и душевная болезнь суть необыкновенные жизненные явления, причем гениальность, однако, не есть болезнь, а особый дар природы и величина положительная, тогда как душевная болезнь есть прежде всего болезнь, и притом величина отрицательная.
Какие же доказательства Ломброзо имеет за то, что гениальность есть эпилепсия? Прежде всего то, что многие гениальные люди, как Магомет, Цезарь, Петр Великий, Петрарка и проч., были эпилептики. Что же в этом особенного? По всему вероятию, они страдали и лихорадкой. Значит ли это, что гениальность есть лихорадка? Страдали эти люди и другими болезнями, но это все-таки не значит, что гениальность есть проявление этих болезней… Совпадение двух состояний вовсе не означает их сродства, а в огромнейшем числе случаев только лишь простую случайность. Уже это потому так, что гениальность – явление прирожденное, а эпилепсия может быть приобретенной. Приобрести эпилепсию весьма легко, но дает ли эта эпилепсия такому страдальцу хоть каплю гениальности? Нет. Это фальшь. Появившаяся эпилепсия не только не способствует развитию умственных способностей и расширению их деятельности, а напротив, их угнетает, подавляет и уничтожает. Я не буду останавливаться на этом вопросе, так как я его касался в другом месте. [Ковалевский П. И. Психиатрические эскизы из истории. Т. 1. 6-е изд. 1900.] Во всяком случае, факт не подлежит никакому сомнению, что ни приобретенная, ни прирожденная эпилепсия
Но этого мало. Если гениальность есть эпилептический невроз, то отсюда следует, что все гениальные люди должны быть эпилептиками. Однако это несчастье, к великому счастью, минует весьма многих гениальных людей. Гениальных людей эпилептиков так мало, что они все наперечет; гениальных людей неэпилептиков так много, что их всех перечесть нет физической возможности. Отсюда естественный вывод – гениальность никоим образом не является эпилептическим неврозом. Те проявления легкой дегенерации, которые наблюдались у Наполеона, правда, могут иметь генетическую связь с эпилепсией, но они не имеют никакой связи и никакого отношения к гениальности. Это есть простое совпадение, простая случайность.
Многие настаивают на том, что Наполеон имел
