от кого-то их историю. Во время своих дискуссий они никогда не затрагивали ни правдоподобия, ни связности, вообще никакого компонента повествования. Зато им частенько случалось критиковать иные поступки действующих лиц или некоторые черты их характера так, словно те были их общими друзьями.
Они также сожалеют о некоторых поворотах сюжета, говорят, что, мол, «не повезло», и выстраивают другой ряд событий, отталкиваясь от новой гипотезы: «если бы этого не случилось». Другие возможные развилки встречаются на пути, и все они ведут к разному итогу. Варианты крайне многочисленны, варианты вариантов и того пуще. Кажется, они даже получают удовольствие от подобного умножения, улыбаются друг другу, распаляясь от игры, несомненно упиваясь таким разрастанием...
— Но, к несчастью, он вернулся раньше в этот день, чего никто не мог предусмотреть.
Так Фрэнк единым махом сметает все те вымыслы, какие они вместе нагромоздили. Ни к чему предполагать обратное, ибо все сложилось так, а не иначе: в реальности ничего не изменишь.
Пьют маленькими глотками. Во всех трех стаканах кусочки льда уже совсем растаяли. Фрэнк пристально изучает золотистую жидкость, что плещется у него на дне стакана. Наклоняет стакан то в одну, то в другую сторону, заинтересованно следит, как отрываются от стенок пузырьки газа.
— И тем не менее,— говорит он,— все начиналось так хорошо.— Поворачивается к А*** за подтверждением: — Отправились мы в назначенное время и ехали без приключений. Не было и десяти, когда мы добрались до города.
Фрэнк запнулся. А*** подхватывает, будто побуждая его продолжить рассказ:
— И вы не заметили ничего необычного во все время пути, не так ли?
— Абсолютно ничего. В каком-то смысле было бы лучше, если бы машина сломалась сразу, еще до завтрака. Не по пути, но в городе, до завтрака. Мне было бы трудно добраться до некоторых мест, расположенных довольно далеко от центра, но по крайней мере я вовремя нашел бы механика и починил бы машину до вечера.
— Потому что на самом деле поломка была пустяковая,— то ли уточняет А***, то ли спрашивает.
— Да, ничего страшного.
Фрэнк смотрит в свой стакан. После довольно долгого молчания, хотя на этот раз никто не задавал ему никаких вопросов, он вновь принимается объяснять:
— После обеда, когда мы собрались уезжать, мотор никак не хотел заводиться. Очевидно, что было поздно предпринимать какие-либо шаги: все мастерские уже
закрылись. Нам ничего другого не оставалось, как дожидаться утра.
Фразы следуют одна за другой, каждая на своем месте, сплетаясь в логическую цепь. Гладкая, размеренная речь все больше и больше походит на свидетельские показания в суде или на вызубренный урок.
— И все же,— говорит А***,— Вы сначала подумали, что справитесь сами. Во всяком случае, вы попытались. Но механик из вас неважный, так ведь?
Последние слова она произносит с улыбкой. Они обмениваются взглядом. Он улыбается тоже. Мало-помалу его улыбка превращается в гримасу. Зато она сохраняет оживленный, безмятежный вид.
А ведь Фрэнк должен был научиться исправлять мелкие поломки — с его-то вечно застревающим грузовиком...
— Да,— говорит он,— в том моторе я уже начал разбираться. Но легковая машина до сих пор не доставляла мне неприятностей.
В самом деле, ни разу не было речи о том, чтобы вышла из строя его большая синяя машина, к тому же почти новая.
— Все когда-нибудь случается в первый раз,— отвечает Фрэнк. Добавляет, помолчав: — Просто нам не повезло в тот день...
Легкий взмах правой руки — вверх, потом медленно вниз — заканчивается там, где начался, на кожаной полоске подлокотника. У Фрэнка усталый вид, улыбка так и не появилась на его лице после той давешней гримасы. Тело его в глубине кресла кажется каким-то сплюснутым.
— Невезение,— пожалуй, но никакой трагедии,— подхватывает А*** беспечным тоном, который не гармонирует с настроением ее спутника.
— Если бы мы могли как-то предупредить, сама по себе задержка вообще не имела бы значения, но что мы могли поделать, если эти плантации затеряны в дебрях? Во всяком случае, было бы хуже, сломайся машина посреди дороги, глубокой ночью!
Да, было бы хуже, если бы случилась авария. А так речь идет всего лишь о мелкой неприятности, о приключении без последствий, об одном из незначительных казусов, связанных с жизнью в колонии.
— Пожалуй, мне пора ехать,— говорит Фрэнк.
Он задержался на минутку, просто чтобы завезти А***. Долго засиживаться не хочет. Кристиана не знает, что с ним сталось, и Фрэнку не терпится успокоить жену. Он в самом деле поднимается с кресла — откуда только явились силы — и ставит на низенький столик стакан, который только что осушил одним глотком.
— До свиданья,— говорит А***, не вставая с места,— и спасибо вам.
Фрэнк слегка взмахивает рукой, обычный вежливый жест протеста. А*** настаивает:
— Ну как же! Целых два дня я была вам обузой.
— Напротив, я в отчаянии, что из-за меня вам пришлось провести ночь в этом дрянном отеле.
— Сделав два шага, он останавливается перед коридором, который пересекает весь дом, слегка поворачивает голову:
— Еще раз извините меня за то, что я такой скверный механик.— Та же гримаса пробегает по его губам, только исчезает быстрее. Он скрывается в доме.
Шаги его отдаются по плитам коридора. Сегодня на нем кожаные туфли и белый костюм, несвежий, помятый в дороге.
Когда входная дверь на другом конце дома открывается, потом закрывается, А*** тоже встает и уходит с террасы тем же путем. Она тотчас же проходит в комнату и закрывает дверь на замок, так, что щелкает язычок. Во дворе, перед северным фасадом, рокот включенного мотора быстро сменяется жалобным, пронзительным воем, с которым машина трогается с места слишком проворно, почти мгновенно. Фрэнк не сказал, что именно пришлось ремонтировать в его машине.
А*** закрывает в комнате окна, которые стояли распахнутыми целое утро, опускает все жалюзи, створка за створкой. После такого долгого пути ей надо переодеться — и, конечно, принять душ.
Ванная непосредственно примыкает к комнате. Вторая дверь оттуда выходит в коридор; ригельный замок на этой двери задвигается изнутри, резким движением, так, что щелкает язычок.
Следующая комната по той же стороне коридора — тоже жилая, но гораздо меньших размеров, там помещается всего лишь одна узкая односпальная кровать. Еще два метра — и коридор вливается в столовую.
Стол накрыт на одного. Следует приказать, чтобы добавили прибор для А***.
На голой стене след раздавленной сороконожки все еще виден совершенно отчетливо. Никто и не пытался стереть пятно, боясь, наверное, испортить красивую матовую краску, которая, возможно, боится воды.
Стол накрыт на троих, по заведенному порядку. Фрэнк и А***, каждый на своем месте, говорят о поездке в город, которую они предполагают совершить вместе, на следующей неделе: у нее там накопилось немало дел, и ему необходимы справки по поводу грузовика, который он задумал купить.
Они установили время отправления и время прибытия, прикинули, сколько времени займет дорога туда и обратно, подсчитали, сколько часов останется им на все их дела, учитывая второй завтрак и обед. Они не стали уточнять, будут ли они питаться порознь или встретятся в каком-то месте. Но такой вопрос почти не стоит, потому что приезжие могут прилично поесть только в одном ресторане. Естественно, они там встретятся, тем более вечером, перед тем как вместе пуститься в обратный путь.
Так же естественно, что А*** хочет воспользоваться предоставленной ей возможностью поехать в город: ничего удивительного, что она предпочитает такую оказию поездке в грузовике, отвозящем бананы, почти непереносимой на такое далекое расстояние; что она к тому же предпочитает общество Фрэнка
