наоборот, стал чётче. То ли сплюснулся и приблизился, то ли наоборот обрёл глубокую перспективу, слабо понятную взгляду неподготовленных глаз. На краткий миг. А потом всё снова разгладилось. Но он успел запомнить ощущение, и сможет вызвать его снова. Должно быть, сможет… А там?
— Да и я всего не знаю, даже не могу тебе точно сказать, что это такое. Но прочно прилипло к нему Святой Грааль. Да, все атрибуты мира, так почитаемые христианством, они есть, и у каждого своя история. Но с ЭТИМ у них общего не много. И уж конечно не кубок с Тайной Вечери и не фиал с Чудодейственной кровью. Но ты вот нашёл, — он кивнул в сторону машинки, — забавно, а почему бы и нет? Форма-то может быть любой. Ну ладно, пошёл я. Иди закрой за мной.
Хозяин встал и пошёл следом. В дверях он остановился.
— Погоди, яблоко.
— А, это, — кивнул мальчишка и посмотрел в глаза хозяину необыкновенно ясным твёрдым взглядом, — а я вот слышал, когда пьёшь, надо закусывать. Я закусываю… если пью из него. Так даже вкуснее. Попробуй и ты. Если рискнёшь. Посмотрим, что получится.
Дверь захлопнулась, и хозяин вернулся на кухню. Долго смотрел на яблоко, пока не решился. А оно уже чуть-чуть обветрилось. Самое обычное яблоко, зелёное и должно быть кисло-сладкое. Вот и буреет след от детских зубов, кончено всё просто. Окисление железа, обычная реакция железа с кислородом. Как дыхание на основе гемоглобина.
Как кровь из раны.
И тогда он принял решение.
Много позже, когда компьютер вернулся на стол и скромно приютился в углу, он прочитал ссылку, которую прислал кто-то из знакомых. Интервью с Богом. Прочитал и посмеялся. Беззлобно от души. Это принято считать, что если смеются, то над кем-то и всё как-то над чьим-то горем. А иногда смеются потому, что хорошо, приятно и легко. И есть, что вспомнить.
— 11-
Шеф как-то странно посмотрел в мою сторону и побеспокоился, всё ли со мной в порядке.
— Всё отлично, — только губы пересохли, но об этом промолчал. Интересно, с чего он это?
— У тебя глаза блестят, и ты как-то не то побледнел, не то осунулся. Точно всё хорошо?
Хорошо, и лучше некуда. Я бодро кивнул в ответ, а потом усталость взяла положенное, и я закрыл глаза.
Когда проснулся, мир вокруг гудел тремором фюзеляжа и торможением. За стеклом высились тысячелюдные фрагменты застроенных до неба районов. Никогда бы не подумал, что в одном месте может быть так много высоких домов. Кажется, эим уже не подходит планка небоскребов. Это уже что-то иное. Красивое, непонятное и сильно чужое.
Это неплохо, чужое помогает ценить своё. Как и новое позволяет чуть иначе взглянуть на старое, оставленное позади. Потом, правда, есть риск остаться во власти эмоций и предпочтений, но риск есть всегда, и его цена — расплата за свободу воли. Так мог бы сказать Яблочный гость, если бы нужно было что-то добавить к сказанному. А по-моему, и так неплохо. Поживём — увидим.
Мы не очень-то спешили. Пусть выйдут полновесным потоком все, кому надо очень срочно, а мы следом. Было опасение, что начнутся проволочки, но полиция даже паспортов не проверяла. Просто следила, чтобы пассажиры получили свой багаж и не имели претензий. Красота, когда всё так просто.
JFK гудел голосами объявлений на английском, испанском и японском, а вокруг на уровне лиц плыло пёстрое море людей. Это трудно объяснить как-то иначе, но казалось, лица и тела живут по отдельности. Уследить за движением отдельных людей в этом хаосе немыслимым.
Наконец мы оказались возле магистрали на огромной, аэродромных масштабов парковке. Начальник связался с кем-то по мобильному, а потом бодро указал верное направление. Нам уже подогнали машину. Старенький форд. Шикарно, бессовестно громоздкий на взгляд, непривычный. Образец национальной автоиндустрии.
— Ты разобрался с диктофоном?
— Да, я освоил аппарат.
— Хорошо, у нас времени не так уж много. Тут коллеги… добрые душки, взяли билет заранее, завтра в полдень отлёт обратно. Неудобно, конечно, но сейчас летняя суета, сам знаешь. Трансфер трещит от грузопассажирского потока, всё раскупают за месяц. Ты справишься с текстом?
— Я так понял по брифу двадцать, максимум тридцать тысяч знаков, и десять крупнейших архитектурных проектов. Нет ничего невозможного Алексей Алексеевич. Сяду вечером за ваш нотубук и всё сделаю.
— Своим давно пора обзавестись, дружок, — беззлобно пожурил начальник, — Ладно, ладно, я всё знаю. Справишься с этим, выпишу премию, как раз на что-нибудь достойное хватит. Дизайн тебе не делать, а тексты набирать в самый раз. Ноутбук вечером в твоём распоряжении. А то, хочешь, прямо тут купим? Без пошлин всяких.
— Не, лучше дома. Надо выбрать по уму.
— Хорошо.
Водитель не мешал нам разговором, пока мы выруливали на автостраду. А потом попросил пристегнуться. Горизонт сиял блеском отражённого неба. Стекло и сталь рвались вверх, словно струи льда или замороженные в точке времени фонтаны.
Путь наш лежал до отеля Виллингтон, это на сцепке седьмой Авеню и пятьдесят пятой Стрит. Три звезды, но три звезды в тех краях это точно три, а то и больше. Одна мозаика в интерьере чего стоит. У нас красота в метро, у них в отелях. Как-то так, для равновесия. Впрочем, расслабляться не дали. Мы побросали вещи в номер, где надо чирикнули кредиткой шэфа и отбыли на том же форде в галерею. Она разместилась недалеко, всего в трёх или четырёх поворотах, но адрес я не запомнил. Да и название такое, уж больно непривычное. Там огромные стеклянные стены и двери, так сделано, что готов легко поверить в невероятное. Огромное здание, где галерея на самом нижнем этаже, и всё это держится одним стеклом. Потолок — тоже технологический изыск. Смотришь, а там небо. Причём так реалистично, даже облака плывут. Наверное, натуральное. Всё дело в зеркальных пластинах. Что-то откуда-то куда-то проецируется и в результате небо во весь потолок.
Современная архитектура всё больше и больше уподобляется волшебству.
Между стендами не было стен. Пустое пространство, наполненное немногочисленной плеядой профессионалов. Они не столько разглядывали макеты, издали похожие на космические рисунки по проектам О’Нейла, сколько вчитывались в таблицы и листали пухлые папки спецификаций.
Дело делать, не щи хлебать, тут надо с умом и планом. Прежде всего я взял план экспозиции и набросал маршрут обхода. Фирмы выделил по алфавитному списку. Кстати, совсем не из головы брал предпочтения. Ещё в офисе я закачал на флэш-память несколько статей на заданную тему. Боже упаси меня компиляцию делать, никогда этим не занимался. А вот десяток названий, что на слуху и на верхушке архитектурного Олимпа — отличная подсказка. А то не разобраться, кто и что Дэвид Ховей, или при чём тут британский Waterman. Скажу по секрету, меня впечатлила сверло-образная стела в пол тысячи этажей, запалнированная на выпуск к пятнадцатому году. Сиер Тауэры в сравнении с ней — тонконогие заморышы.
Но не стоит проявлять личных симпатий, этим и скучна работа журналиста. Радость в том, что о десятке избранных надо писать с равным уважением и никому не отдавать предпочтение. Так что если где-то не достаёт, надо выдумать, но за рамки ни шагу. Это не реклама, а качественный обзор с элементами сравнения. Этим непростым проектом я и занялся. Удобный диктофон фиксировал живую английскую речь. Потом будет меньше возни с подборкой адекватного перевода. Терминология это та ещё проблема, и я решал её по мере сил и способностей. Редактор потом подправит, если будут откровенные ляпы.
Час менялся новым часом, и я продолжал работать. Изредка садился на свободный стул и делал пометы на ходу. Иногда вылуплялись целые готовые абзацы. Причём то на английском, то на русском. Это под настроение. Начальник нашёл каких-то нужных ему людей и не вылезал из переговорной. Однажды поймал меня и чуть не силком отправил пообедать. Суши и лазанью я проглотил почти бездумно. А иначе и нельзя, когда на тебя вдруг сваливается такое множество красот, высот и впечатлений. От виски отказался, хотя давно и преданно люблю редкий в наших краях Green Label.
Блуждание по просторам архитектурной ярмарки под вечер сильно утомило, и я едва не пропустил стенд, который цеплял внимание длинной названия. В немецком не бывает так много гласных. Тем более — повторных. С третьей попытки я сумел прочитать название, но повторить вслух вряд ли сумею. Белый фон и синий крест. Кто бы мог подумать?
А ведь мог.
Надо же, как тесен Мирокрай.
И я не ожидал его увидеть, и не узнал бы никогда. Что я знаю о предпочтениях Алёны, какие мужчины ей нравятся?
На мой взгляд слишком полный. Но полнота не отталкивала, скорее, наоборот. Как добрый плюшевый мишка. В простой джинсовой одежде, с закатанными рукавами. Чуть приоткрытый, улыбкой рот с рядом ровных крупных зубов. Глаза добрые, но без слащавости. Викинг, одним словом. Налысо выбритый, ростом под два метра. С огромными мозолистыми руками. На бэйдже имя с фамилией ещё более заковыристой, чем название фирмы.
— Има?
— Hello, — отозвался он и посмотрел на меня.
Тут же быстро прищурился и прочитал имя на моём бэйдже.
— А я смотрел фильм, — как-то сразу легко и по свойски сказал он мне, протянул руку и аккуратно пожал мою, ровно с той силой, чтобы мне не было больно. Да, такая рука способна не то что бани-печи класть, он лом согнёт и не поморщится. Приятно видеть, когда силу осознают и соизмеряют.
— Какой фильм? — я тоже продолжил по-русски, а переводчица негритянка сделала ручкой «хай» и быстро упорхнула. Поняла — тут справятся и без неё.
— Сталкер Тарковского. Я сразу тебя узнал. Мне Алёна рассказывала. Вот и познакомились.
Он говорил по-русски чисто и грамотно, но сильно тянул гласные и смягчал эрр по-американски.
— Спасибо. Так вы её помните?
Я сделал ошибку. И понял это мгновенно. Кажется, он держит себя в руках, но четыре слова, сказанные как будто случайно, навсегда поставили между нами глухую стену. Мы многое поняли без слов. И то, что я всё знаю со слов Алёны и то, как готов встать на её сторону, чем бы эта сторона не отличалась от всех прочих.
