В какой-нибудь другой вечер они могли «патрулировать» улицы, в поисках, где бы напакостить, Гарри провоцировал других водителей ехать или слишком быстро или медленно, подрезая или садясь им на хвост.
В один из выходных Гарри раздобыл несколько ракет для фейерверка, для чего с родителями он съездил в Нью-Гемпшир, а затем раскрасил их, сделав похожими на настоящие снаряды, или пририсовав им рожицы с дьявольским оскалом зубов. Выехав за пределы Викбурга, они закладывали миниатюрные бомбы в почтовые ящики и смеялись над тем, как они с треском разлетаются на части. Затем с ревом мотора и смехом они уносили оттуда ноги. Что их особенно возбуждало, как говорил Гарри, так это то, что взрывать почтовые ящики, было федеральным преступлением.
Иногда вслед за ними взрывались мусорные урны где-нибудь в Джедсон-Парке. Целью было распугать скрывающиеся в темноте влюбленные пары. Вдобавок ко всему они могли распотрошить большие горшки с посаженой в них декоративной растительностью, а затем бросать друг в друга их содержимым, или же на глазах у изумленных зевак помочиться в фонтан. На следующее утро, вспоминая события предыдущего вечера, Бадди мог содрогнуться. В такое одно утро он познакомился с похмельем: у него в животе начиналась ядерная война, глаза горели, будто он только что чистил лук, голова болела и была будто бы тяжелее всего тела, ко всему добавлялось осознание того, что где-то десяток часов тому назад он совершал нечто постыдное. Глядя на себя в зеркало и видя свою болезненно-желтую кожу, налитые кровью глаза и слипшиеся волосы, он начинал думать, как остановить Гарри, под началом которого проводились их «Времена Веселья». Но в какой-нибудь вечер он снова сдавался, чтобы сопроводить Гарри Фловерса куда бы то ни было.
Но, как бы то ни было, намного важнее, чем Гарри, для него была выпивка — чтобы забыться. «Времена Веселья» с Гарри Фловерсом и его дружками приносили ему дружбу и чувство того, что он не один. Каждый раз, выпив, он забывал об одиночестве, ему становилось хорошо, он уплывал, перед глазами все размывалось, он забывал обо всем трудном и неприятном и уже не нуждался ни в друзьях, ни в товарищах.
Ни в ком.
Особенно в отце или в матери.
Арти начал вскрикивать во сне спустя две неделе после покушения на их дом. Когда впервые это произошло, Джейн пробудилась ото сна. Она не сразу смогла определить, откуда послышался визг. Какое-то время было тихо, и она услышала, как открылась и закрылась дверь, а затем снова был пронзительный крик, уже прозвучавший глуше, чем предыдущий. Спустя секунду она полностью пробудилась ото сна. На электронных часах светились цифры: «2:21».
Когда крик раздался снова, то она встала с постели, подошла к двери и прислушалась. Она содрогнулась от холода ночи. Звуки исходили из ванной, куда нужно было идти через гостиную. Вскрики следовали один за другим. В них не скрывался ужас, ни чем не похожий на ее собственный.
Она остановилась у двери ванной. Под ее ногами был холодный дубовый пол. Теперь там было тихо. Затем кто-то начал хныкать, будто попавший в западню маленький зверек. Когда она аккуратно приоткрыла дверь, то поняла, что это было негромкое бормотание родителей. Заглянув внутрь, она увидела отца, сидящего на краю ванны. В его руках был Арти. Мать стояла перед ним на коленях. Ее руки гладили прижатое к отцовской пижаме лицо Арти.
Арти завизжал снова, вырвав лицо из отцовской защиты. В его глазах был ужас. Затем он затих, но руками схватился за голову.
Мать обернулась и увидела Джейн.
— Кошмар, — сказала она.
Но это был не кошмар. Это был явный ужас, которого Арти еще не знал. Затем, спустя несколько минут он окончательно отошел ото сна.
Это продолжалось три ночи подряд. Арти визжал и рыдал, его глаза были широко открыты, будто он был свидетелем до невероятности ужасных и грязных событий, которые его ум отказывался признавать. Когда он просыпался, то безутешно рыдал, будто попал в как никогда более опустошенный мир, за пределы домашнего комфорта и тепла.
На четвертый день они отвезли Арти в Монумент к доктору Элисону, к их старому семейному врачу, который знал все болезни их семьи.
Доктор Элисон отправил мальчика на целый список анализов и проверок в клинику, которой он управлял. Анализы ничего не показали. Он сказал, что дети дошкольного возраста иногда проходят период ночных кошмаров. Сейчас у него именно такой период.
— Не считает ли он, что это может быть как-то связано с вандализмом в нашем доме? — позже спросила у отца Джейн.
— Возможно, — ответил отец с усталостью в голосе. — Доктор Элисон желает, чтобы мы не теряли с ним связь. Он сказал, что проще лечить тех, у кого что-нибудь видимое, ощутимое: переломы, растяжения, порезы и ушибы, или такие симптомы, как температура, повышенное давление и так далее. Но сложнее заниматься тем, что не можешь увидеть или измерить. Он говорит, что в случаях такого рода время — лучший доктор.
Доктор Элисон был прав. Прошло несколько дней после очередного ночного ужаса Арти, и все закончилось. «Будем надеяться, что навсегда», — сказала мать. Когда наступало время ложиться спать, то Джейн и ее родители продолжали чувствовать напряжение. По ночам все они ворочались, просыпались по нескольку раз на протяжении ночи, вслушиваясь и ожидая.
А что сам Арти? Для Джейн он был загадкой и, возможно, для родителей также.
Он всегда был стандартным младшим братом, похожим на братьев всех ее подруг: надоедливым, подсматривающим из-за угла, существующем сам по себе в загадочном мире мальчишек, со своими секретами, тайнами, приходящим и уходящим, попросту лишь слегка касающемся ее жизни, за исключением того, когда он выбирал способ досадить тебе своим туалетным юмором. Его словарь наполнялся словами, описывающими телесные функции, с которыми он приставал к Джейн в моменты, когда это не слышали родители. Он также воспроизводил звуковые эффекты всех этих функций, из-за чего Джейн выскакивала из дому, зажав обеими руками уши.
— Арти в порядке? — крикнул однажды ей через дорогу Кенни Крейн, когда она пробегала мимо трусцой.
— Думаю, что да, — выплюнула она, остановившись и удивившись озабоченному взгляду Кенни. Она пересекла улицу и подошла к нему. — А почему ты это спрашиваешь?
Кенни пожал плечами:
— Не знаю. Его не видно на улице. Раньше мы обменивались «Звездными войнами», но теперь он ими не интересуется.
— Думаю, что у него наступили нелегкие времена, — ответила Джейн. — Наверное, каждый это когда-нибудь проходит. Но он в порядке, — она не стала ему ничего рассказывать, потому что сама не знала, что на самом деле с ним происходит.
— Арти — мой друг, — объявил Кенни, подняв подбородок. Это
зазвучало как вызов.
После недолгого разговора с Кенни Крейном, Джейн начала следить за приходом и уходом Арти, и она сделала открытие: он больше не играл в сумасбродные видеоигры, к тому же стал редко заходить к себе в комнату, разве чтобы переодеться или лечь спать. Он болтался по кварталу и иногда исчезал на несколько часов, куда-нибудь уехав на велосипеде.
— Где ты был, — спросила его Джейн, когда он вернулся после одной из таких прогулок и начал заниматься велосипедом.
— Нигде, — ответил он.
Ответ был стандартным, как и до покушения на их дом.
— Но ты куда-то ездил, — продекларировала она.
Он пожал плечами и продолжил натягивать цепь.
— С каких пор ты перестал играть в видеоигры? — спросила она. Затем она решила немного ему польстить: — Мне показалось, что ты стал ассом в «Звездных Войнах».
