— Я думала, это будет похоже на сеанс у психотерапевта. Вы меня спросите про работу, про мою семью, счастлива ли я и всякое такое.
— Вы когда-нибудь ходили к психотерапевту?
— Нет.
Он пристально смотрел мне в лицо.
— Да. Один раз. Когда уволилась с работы. Я тогда еще бросила своего бойфренда и купила квартиру.
Он глядел на меня не мигая.
— Вас уволили. Ваш бойфренд ушел от вас, и вы снимаете студию.
Я слабо усмехнулась:
— Хотела вас проверить.
— Для пользы дела будет лучше, если вы не станете мне врать.
— Раз в конечном счете все сходится, то, значит, это и не вранье. Важен результат.
Он слегка повеселел, насколько в применении к нему можно говорить о веселье.
— Расскажите, как это у вас так получается.
— О'кей, если бы я сказала, что выиграла в лотерею, это была бы откровенная ложь, потому что у меня совсем нет денег, и мне пришлось бы жить как миллионерше, что было бы по меньшей мере сложно. Но когда я говорю, что уволилась, это не меняет сути, ведь я же правда там больше не работаю, и значит, мне не надо притворяться, что я туда хожу каждый день. А насчет того, что я купила новую квартиру, тоже не ложь, ведь живу я теперь в другом месте.
— Вы забыли кое о чем упомянуть.
— О чем?
— О бойфренде.
— Ну, это то же самое. — Как ни странно, это я проговорила с трудом, потому что знала, он ждет от меня этих слов. — Сказать, что… я его бросила, — это все равно что сказать… понимаете… совсем наоборот…
— Что он вас бросил.
— Ну да.
— Потому что…
— Потому что в итоге все одно.
— Потому что…
— Потому что мы расстались.
И тут у меня на глаза навернулись слезы. Гадство. Предательские, подлые слезы. Унизительно, не то слово. Не помню, когда я последний раз плакала из-за Блейка. Я настолько зациклена на нем, что не могу даже говорить об этом.
Бывают такие ситуации: кто-нибудь вдруг начинает выспрашивать, а все ли у тебя в порядке, нет, ну что же все-таки не так — а что-нибудь всегда не так, — и ты начинаешь беситься, и хочется сделать этому человеку физически больно. Именно так сейчас и было, он вынуждал меня произносить все эти слова, громко, вслух, пытался меня одурачить и заставить признаться в том, что, как он думал, я не хочу замечать. И было похоже, что это сработало, что мне жалко себя. Ту себя, какая я есть, по его мнению, на самом деле. Но я не такая. Я в порядке. В полном порядке.
Я небрежно смахнула слезы, пока они не хлынули рекой.
— Я не переживаю.
— О'кей.
— Абсолютно.
— О'кей, — он пожал плечами, — тогда расскажите мне о работе.
— Я очень люблю свою работу. Получаю от нее огромное удовольствие. Мне очень нравится работать с людьми, много общаться, нравится инновационный подход к делу. Я ощущаю, что делаю нечто полезное, помогаю людям, что мы взаимосвязаны и я могу повлиять на то, чтобы они сделали правильный выбор, и я рада, что они принимают верное решение при моем содействии. Разумеется, одно из главных достоинств…
— Простите, перебью вас. Вы бы не пояснили, что именно вы делаете?
— Да.
Он придвинулся к компьютеру и прочел:
— Вы переводите сопроводительные инструкции для вашей компании. Так?
— Так.
— И эта компания выпускает холодильники, газовые плиты, микроволновки и прочее.
— Да, это крупнейший в Европе производитель бытовой техники.
— О'кей, продолжайте.
— Спасибо. На чем я остановилась? Разумеется, одно из главных достоинств моей работы — это наш коллектив. У нас работают творческие, заинтересованные люди, они побуждают меня добиваться все больших успехов не только в деловой сфере, но и вообще в жизни.
— О'кей. — Он потер лоб. — Людей, с которыми вы работаете, вы про себя называете: Грэм Гулькин Хрен, Квентин Дергунчик, Луиза Длинноносая Сука, Мэри Мышь, Стив Сосиска и Эдна Рыбья Морда.
Я сохранила полную невозмутимость. Неплохие я выдумала им прозвища.
— Да.
Он вздохнул.
— Люси, вы опять врете.
— Вот и нет. Они реально побуждают меня быть лучше — лучше, чем они сами. И добиваться продвижения по службе, чтобы я могла оказаться от них где подальше. Видите? Это не вранье. В итоге все сходится.
Он откинулся на стуле и долго изучал меня, потом потер свою щетину, и я услышала, как она заскрипела.
— Ладно. Вы хотите узнать всю правду об этой работе или вообще о работе? Отлично. Вот она. Я не из тех, кто жить без своей работы не может. Я не отношусь к ней настолько серьезно, чтобы делать хоть чуть больше, чем то, за что мне платят. Я не хочу заводить дружбу с людьми, рядом с которыми провожу большую часть дня и с которыми в нормальной обстановке я бы и двух слов не сказала. Два с половиной года я работаю в этой компании потому, что мне нравится их тренажерный зал, хоть оборудование у них дерьмовое и все там насквозь провоняло потом. Зато я хожу туда бесплатно и могу на этом сэкономить. Еще мне нравится, что там востребовано знание языков, на изучение которых я потратила не один год. У меня не так много друзей, говорящих по-немецки, итальянски, французски, голландски и испански, а тут можно совершенствовать свои навыки.
Я пыталась произвести на него впечатление своими лингвистическими талантами.
— Вы не говорите по-испански.
— Да, брюзга, я об этом знаю, но мое начальство — нет.
— А что будет, если это обнаружится? Вас опять уволят с треском, как в прошлый раз?
Я проигнорировала его выпад и принялась разглагольствовать дальше:
— Тошнотворное выражение «с огоньком», которое многие сейчас используют, говоря о работе, ко мне неприменимо. Я просто честно отрабатываю свои деньги. Я не трудоголик.
— Вы не готовы посвятить себя делу.
— Защищаете трудоголиков?
— Просто говорю, что стойкая приверженность делу, знаете, способность отдаться чему-то до конца, — это совсем не так плохо.
— А как насчет алкоголиков? Ими вы тоже восхищаетесь? Может, мне начать пить без продыху, чтобы вы могли гордиться моей стойкой приверженностью?
— Не передергивайте. — Он сердито насупился. — Может, мы лучше скажем честно, что в вас нет заинтересованности, вы не умеете сосредоточиться и не знаете, что такое преданность делу.
Обидные слова. Я сцепила руки в замок.
— Это еще надо доказать.
