новостей. Флери заметил это и с легким презрением укорил его, что он еще думает о женщине, тогда как давно уже пора предпочесть им всем единственную возлюбленную — свободу. Как будто бы эта дама, менее чем все остальные, полна лукавств, непостоянств и слабостей и менее, чем они, создана из собственных наших иллюзий!
Эфраим де Линьер узнал от своего друга, стремившегося навсегда излечить его зрелищем ничем не прикрашенных истин, о последнем увлечении Марселины д'Арси. Жизнь маркиза и маркизы окончательно разделилась. В то время как супруг предавался прежним беспутствам, супруга нашла себе нового утешителя в лице молодого Демарна. Мальчишка был красив, как херувим, испорчен успехами, заносчив, корыстен и жестокосерд. Гордая Марселина, расположения которой искали годами, сама избрала его. В припадке отчаяния, она бросилась в пропасть, и чем глубже были бездны, тем смелее желала она измерить их в своем падении.
Эфраим де Линьер сам додумался до этого вывода и, когда он пришел к нему, испытал новое облегчение. Единственный луч, сиявший ему из мрака, вновь осветил все особенным блеском. Бедная Марселина! Она страдала, она слабела в борьбе с собственной гордостью, она не смела признаться себе, что любит его одного. Не верящая более в спасительность притворств и в силу разлук, она искала союзников в чудовищности измен и в бесстыдстве поступков. Напрасно желала она, чтобы он отрекся от нее. Напрасно подвергала она себя и его жестоким испытаниям. Напрасно пыталась обмануть свою и его судьбу. С большей, чем когда-либо, уверенностью Эфраим был готов ждать теперь неизбежной для них обоих развязки.
Он неотступно и внимательно следил за нею издалека, остерегаясь причинить ей боль вторжением в ее жизнь. Он изучил Демарна и с удовлетворением убедился в совершенной его мелочности и пустоте. По некоторым признакам Эфраим заметил, что этот испорченный молодой человек уже тяготится связью, сущность которой не мог он понять. Однажды, при взгляде на его бледное лицо с искусственной краской губ, Эфраим де Линьер испытал сильное искушение вызвать его и убить. В следующее затем мгновение он усмехнулся и подумал, что здоровье этой жалкой марионетки должен был бы беречь как зеницу ока!
В самом деле было бы безумием в эти приближающиеся критические минуты встревожить и напугать Марселину, дать ей понять, что тайна ее разгадана. Надо было предоставить ей возможность жить по своей воле, чтобы по своей воле изжить темный порыв. Надо было жить самому обыкновенной и равнодушной жизнью. Эфраим де Линьер с такой последовательностью играл свою роль, что ради нее завел себе скромную любовницу.
Содержательница лавки кружев и лент в предместье Сент Оноре, ласковая и тихая, была в этой роли его искренней и довольной партнершей. С легким уколом совести Эфраим переступал ее порог и облокачивался на ее прилавок, видя, как румянятся ее щеки и загораются удовольствием наивные глаза. Любуясь этим зрелищем, он с умыслом заставлял им любоваться других. Он приводил в лавку предместья Сент Оноре своих приятелей и знакомых; Флери де Френэ заходил туда и отхлебывал лимонад, одним глазом косясь на полуоткрытую грудь хозяйки, другим пробегая политический памфлет. О любовнице де Линьера заговорили, ему завидовали.
Эфраим был вознагражден за тонкости своей стратегии самым неожиданным образом. Карета маркизы д'Арси остановилась однажды перед лавкой кружев и лент в предместье Сент Оноре. Выездной лакей отворил дверцу, Марселина помедлила немного и сошла. Она вступила в дышащее кошачьей чистотой и кокетливостью святилище. Вдова обратила к ней красивые влажные глаза. Маркиза д'Арси рассматривала ее некоторое время издалека, бесцеремонно и сухо, потом большими шагами решительно приблизилась к прилавку и, облокотившись на него, взглянула на нее в упор. Любовница де Линьера поднялась на ноги, смущенная таким странным поведением незнакомой знатной дамы. Золотая цепочка на круглой и белой шее привлекла внимание посетительницы, она схватила ее и извлекла скрывавшийся на груди медальон. Внезапно Марселина пришла в бешенство, она дернула за цепочку изо всей силы, желая сорвать медальон. Ее жертва побагровела, приветливые черты ее исказились, она закричала пронзительным голосом. Маркиза д'Арси взмахнула рукой, грозившей нежным щекам соперницы резкой пощечиной, но в следующее затем мгновение опустила руку и выбежала вон.
Происшествие в лавке кружев и лент причинило Эфраиму не мало хлопот, но какой зато оно переполнило его радостью! Терпению его приближался срок, события ускорялись и явным образом подвигались к развязке. Разве не свидетельствовало о близком конце все то, что совершалось вокруг? Правда, он мало до той поры замечал революцию, но под знаком этих неинтересных для него событий, которые изобрела муза истории как будто лишь для того, чтобы наполнить ими объемистый том, лежащий на ее театрально задрапированных коленях, разве не случилось многого, что представляло и для него самый живой интерес? Маркиз д'Арси эмигрировал, бросив жену на произвол судьбы, и почти одновременно с этим, а может быть, и не без связи с новым беспомощным положением Марсели-ны молодой Демарн исчез, не оставив за собою следа.
Эфраим де Линьер отправился к бывшей маркизе д'Арси, чтобы предложить ей свою помощь. Он встретил на улице Флери де Френэ, и тот увлек его по дороге в сад Пале-Рояля. Былой ветреник уже утратил кое-что из своего революционного энтузиазма. Он встрепенулся, однако, как боевой конь, услышав голос оратора, произносившего, стоя на стуле, речь. Лицо Флери вдруг отупело и стало восторженным, рука подстрекающе сжимала локоть равнодушного друга. Эфраим де Линьер не слушал слов речи, он с сожалением оглядывал сограждан. Они казались ему нищими, столпившимися за подаянием, чтобы отойти, увы, с пустой деревянной чашкой и напрасно протянутой рукой. Ему стало стыдно своих внутренних богатств, он освободился из рук Флери и бежал, опрокинув несколько соломенных стульев.
Он встретился с Марселиной д'Арси так, как если бы не было этих многих месяцев, разделявших их. Его помощь она приняла с естественной благодарностью. Никогда не была она так сдержанна и так замкнута в круге невысказанных мыслей. Эфраим де Линьер предчувствовал близость великих решений. Его сердце разрывалось от счастья, когда с искусственно церемонным лицом отводил он глаза в сторону и, взглянув на часы, спешил прикоснуться безжизненными губами к маленьким пальцам и отвесить поклон. Как был бы доволен он, если бы мог оглянуться, увидеть позади улыбку Марселины, услышать беззвучный смех, переходивший в тихие слезы, капавшие крупными каплями из ее прекрасных глаз. Оставшись одна, она удивлялась теперь звуку собственного голоса и однажды застигла себя, садясь в ванну, распевающей беззаботно песенку девичьих лет.
Преследования террора выпали на их долю в разгаре этих недоговоренных идиллий. В заботах о маркизе д'Арси Эфраим проявил несвойственную ему энергию. Предусмотрительность его управляющего спасла их обоих от неминуемой гибели. Этот преданный человек не только закопал деньги в саду, но и доставил их в Париж, преодолев тысячи затруднений. Гражданин Линьер оказался снова богат, но если богатство не было в силах вовсе избавить кого бы то ни было от революционного правосудия, оно могло задержать его совершение на некоторый срок.
История тех трагических времен рассказывает о некоем докторе Пти, который из несчастий других сумел сделать выгодное для себя ремесло. В противоположность своей кличке, доктор Пти был высок и широкоплеч. Оливковый цвет кожи и жесткость черных как уголь волос изобличали в нем мальтийца или сицилианца; никто, впрочем, не знал настоящего его имени. В очень удачно выбранный момент он снял в аренду дом для умалишенных в окрестностях Парижа в Роморантэне. Первой его заботой было очистить этот дом от одних пациентов, чтобы приготовить его для других.
Гильотина соглашалась ждать тех, чьи умственные способности находились не в полном порядке. К счастью, в бурные времена революции было не слишком легко решить, кто именно находится в здравом уме. Доктор Пти нашел способы исключить из этого опасного состояния всех, для кого оказалось место в его заведении. Пациенты платили ему очень дорогой пансион. Когда с ним спорили, он улыбался и коротко отвечал, что для сохранения здоровья и жизни не следует жалеть никакой платы. Он был, разумеется, прав, потому что из Роморантэна была только одна дорога — в обычную тюрьму и на эшафот.
Эфраим де Линьер и Марселина д'Арси после тысяч волнений и хлопот оказались пансионерами доктора Пти. Развязка, о которой мечтал Эфраим, наступила. Он понял это, оглядев как во сне грязные комнаты с обвалившейся штукатуркой и наскоро расставленными кроватями, коридоры, наполненные шумными, разнообразно одетыми людьми, старающимися скрыть под искусственной веселостью тревогу
