Анатолий Москвин
Провидец или популяризатор?
Жюля Верна по праву считают «отцом научной фантастики», крупнейшим автором научно- фантастического романа, детища «технического» XIX века. Иные, правда, утверждают, что любимый миллионами читателей автор оказал существенное влияние на развитие науки и техники, значительно обогнал свое время и предугадал появление многих технических «чудес» нашего столетия. Такая точка зрения в корне неправильна. Ж. Верн никогда не занимался наукой, не имел ни технического образования, ни сколько-нибудь устойчивых навыков изобретательского творчества, а поэтому просто не мог разрабатывать какое-либо направление техники, какой-либо научной отрасли. Да он и не думал браться за такое дело! Задача была другой: за последними достижениями научной и технической мысли угадать «направление главного удара», уловить тенденции в развитии различных областей знания. Верн обладал важнейшим для создателя фантастических произведений качеством — обостренной интуицией, умением отыскать в море открытий (информацию о которых с превеликим тщанием заносил в свою картотеку) самое важное и осмыслить его как художник — не с помощью расчетов и чертежей, а с помощью сверхмощного воображения. Этот поразительный выдумщик с неподражаемой убежденностью рисовал как реальность то, что еще жило туманной мечтой в головах ученых-затворников и чудаков-изобретателей. Поэтому правильнее было бы называть Ж. Верна не фантастом, а великим популяризатором науки и техники, вдохновенным певцом научно-технического прогресса.
В представленном томе читатель познакомится с малоизвестной у нас стороной творчества французского писателя. Эти произведения — приближение к «научному» роману, как понимал его Этцель, верновский издатель, требовавший от литераторов художественного изображения самого процесса научного творчества. Такая задача для Ж. Верна оказалась слишком сложной, пожалуй, даже непосильной. Куда больше «технологии поиска» его интересовала дальнейшая судьба открытия. И, естественно, там, где было неинтересно автору, неинтересно и нам, читателям. Впрочем, справедливости ради нужно сделать оговорку: XIX век не знал ни кино, ни радио, ни телевидения, а тираж научно-технических журналов был ничтожно мал. Так что современная точка зрения на подобные романы с их ошеломляющим потоком цифр, специальных выкладок весьма отлична от реакции тогдашних читателей, любителей популярного изложения сложных тем.
Роман «Плавающий город» явился непосредственным результатом путешествия автора вместе с братом Полем на трансатлантическом гиганте «Грейт-Истерн». Впрочем, океанский Левиафан привлек внимание Ж. Верна еще в 1859 году, когда, возвращаясь из Шотландии на родину, он посетил Лондон. Уже тогда строившийся на стапеле пароход вызвал восторг молодого француза. Восхищение кораблем- исполином зафиксировано и на страницах «Путешествия в Англию и Шотландию», но это произведение начинающего литератора Этцель отверг, и оно при жизни автора осталось ненапечатанным. «Плавающий город» был закончен весной или в начале лета 1870 года и с 9 августа по 6 сентября печатался на страницах газеты «Журналь де Деба». Книжное издание вышло лишь через два года.
Историко-технические реалии «Плавающего города» обсуждаются в отдельной статье.
Что же касается литературных достоинств романа, то даже Верн-внук признает в написанной им биографии деда: это ординарная книга без каких-либо претензий. Изобилующий разнообразными деталями, рассказ о гигантском корабле перемежается с незамысловатыми сюжетами. Самый примечательный из них — история несчастной любви. «Тема эта вообще имеет тенденцию возникать под пером нашего писателя. Одна фраза как бы выдает некое личное сожаление: пассажиру, который, завидев юную парочку, говорит: «Как прекрасна молодость!» — он отвечает: «Да, молодость вдвоем»[1].
Но эти побочные сюжеты не меняют существа дела: «Плавающий город» скорее представляет жанр художественного репортажа, чем настоящего романа.
Почти одновременно с этим произведением Ж. Верн берется за другое и приглашает читателя вместе со своими героями, русскими и английскими астрономами, в Южную Африку — регион планеты, неожиданно ставший популярным в конце 1860-х годов.
Хотя европейцы появились на юге «черного континента» еще в середине XVII века, внутренние районы материка оставались и два столетия спустя очень слабо изученными. Исследования здесь вели только отдельные миссионеры, отвлекаясь по мере возможностей от своих прямых обязанностей по спасению душ аборигенов. Самым важным исследовательским центром стала миссионерская станция в Курумане, основанная в 1820 году Робертом Моффетом. Сюда в марте 1841 года прибыл 28-летний шотландец Давид Ливингстон, которому предстояло сказать новое слово в географическом изучении африканского Юга. Около шестнадцати лет провел этот выдающийся исследователь во внутренних районах континента — открывал школы, лечил больных, изучал языки и обычаи местных жителей, а также вел географические, геологические и биологические наблюдения. Начиная с 1848 года он не раз пересекал Калахари, жил среди бечуанов и макололо, путешествовал вдоль Замбези и в лесных дебрях Анголы. Ливингстон нанес на географические карты многие территории Африки, не известные до него европейцам. В декабре 1856 года, увенчанный славой и научными наградами, путешественник вернулся в Лондон, где уже в следующем году издал книгу «Путешествия и исследования миссионера в Южной Африке» — непритязательный рассказ о своих странствиях и приключениях, написанный «с прямодушной простотой», без какой-либо заботы о литературных красотах изложения. Видимо, эта простота, строгая документальность, обилие фактического материала, ярко выраженная симпатия автора к местному населению и покорили читателей. Книга имела большой успех, и вскоре понадобилось повторное издание. В 1858 — 1864 годах Ливингстон совершил новое путешествие по внутренней Африке, в результате которого появилась еще одна книга — «Рассказ о путешествии по Замбези и ее притокам» (1865).
Работы Д. Ливингстона, в том числе его литературные труды, быстро получили европейскую известность. Конечно, не мог пройти мимо них и Жюль Верн. Одним из первых среди писателей он использовал в своих художественных произведениях сведения, содержащиеся в трудах великого путешественника. Роман о геодезической экспедиции в Южную Африку буквально пропитан ссылками на книги шотландского миссионера. Для Верна Давид Ливингстон являлся высшим авторитетом, что, конечно, не должно удивлять читателя — ведь еще в течение нескольких десятилетий никто не мог сравниться со знаменитым исследователем по полноте и качеству собранного материала.
Заимствования из Ливингстона оказались тем уместнее, чем выбранная тема (разбивка триангуляционной сети и геодезические измерения) совершенно не подходила для приключенческого романа. Каждый, кто хоть немного знаком с геодезией, знает, что подобные измерения являются скучным, рутинным делом и сводятся к стандартному набору однообразных, повторяющихся операций. Похоже, что и сам писатель очень скоро убедился в нехудожественности, неэмоциональности темы, поэтому, быстренько перешагнув через обязательный минимум описательных глав, стал больше внимания уделять второстепенным эпизодам, проявляя в них и недюжинную выдумку, и отменную литературную сноровку. Удачно, например, высмеян примитивный национализм, приводящий людей, выполняющих общее дело, к глупому, бессмысленному конфликту. Столкновение русских и английских ученых усилено внезапно полученным известием о начале военных действий между двумя могущественными империями. (Хотя на самом деле напряженность в отношениях между Лондоном и Санкт-Петербургом нарастала постепенно в течение долгих месяцев. В конце 1853 года, после начала русско-турецкой войны и ввода объединенного англо-французского флота в Черное море, придуманная Верном экспедиция просто не могла бы осуществиться.) Честь европейцев спасают разбойники макололо. «Здравый смысл торжествует в словах полковника Эвереста: «Здесь нет сейчас ни русских, ни англичан, есть только европейцы, объединившиеся для самозащиты». Может быть, вся книга и написана только ради этой… фразы»[2].
