«Мы предоставим вам хорошую квартиру, но вы станете чернорабочим», – перевёл профессор.
И всё исполнилось в точности так, как сказал главврач, и даже лучше. Профессору выдали временные документы, посадили в коляску и отвезли в отличную двухкомнатную квартиру в центре города. Холодильник был забит продуктами, какая-то женщина приходила готовить и убирать, пока профессора не было дома. А где же пропадал господин Ласточкин? Наш профессор обучался на судью третьего ранга. Когда курсы закончились, профессору присвоили звание, предоставили кабинет, и начался приём посетителей.
Надо сказать, что профессора постоянно мучил один вопрос: а что за пределами Светлогорска? СМИ в городе отсутствовали – ни газет, ни телевидения, ни радио. Дилижансы за город не ходили. А когда он спрашивал, отвечали ему на этот вопрос как-то неопределённо. Чего-то Ласточкин не понимал, даром что был учёный.
Первым посетителем был такой же судья.
– Рассуди, отче! – сказал мужчина средних лет с длинными волосами. – Судит совесть меня. Дитя своё возлюбил я более, нежели соседа, которого вижу раз в месяц. Безумие моё не даёт мне покоя.
– О брате! – ответил профессор, усердно работающий над языком светлогорцев. – Нет греха тебе в деле сем. Естество человеческое требует любить родичей более, нежели соседей.
Абориген посмотрел на Ласточкина округлившимися глазами.
– Но разве так научает Закон Божий? – спросил он.
– Религия и общественная жизнь есть две разные области, не могущие смешиваться, – начал объяснение Ласточкин, постепенно переходя на родной язык. – В демократическом обществе человек имеет право сам распоряжаться своими симпатиями и антипатиями. Право твоё дело, брате, и твоя совесть советует дурное. Не безумен ум твой, а рационалистичен. За что тебе любить соседа, которого ты не знаешь? Люби лучше тех, кто любит тебя…
Ласточкин говорил и говорил, прямо как у себя в аудитории. Абориген бросал на профессора короткие взгляды и напряжённо думал.
– Благодарю тебя, владыка! – сказал он наконец. – Ты просветил меня светом истины!
Ласточкин встал и три раза поцеловался с новопросвещённым, как требовал местный обряд приветствия и прощания.
С каждым днём ему всё меньше и меньше хотелось вернуться на родину. «Судьи могут судить друг друга» – этот пункт профессор уже давно дописал в список о политическом устройстве. «Я дослужусь до Верховного Судьи, – думал он, – буду посвящён во все тайны относительно географии и других государств, которые, вне всякого сомнения, есть на
Полдня русский профессор провёл в блаженных мечтах о власти над чужим миром, который изучил ещё не очень хорошо, а под вечер появился ещё один посетитель, несудейский.
5
В Светлогорске многое было шиворот-навыворот. Судейский сан мог принять каждый, но тех, кто не принимал его по каким-то соображениям, сами судьи уважали больше, чем себе подобных. Поэтому определение «несудейский» само по себе являлось титулом, а не социальным клеймом. Все пять статусов (от Верховного Судьи до несудейского) находились в каком-то странном взаимоотношении между собой и были доступны для обоих полов. Одним из нынешних Верховных Судей была женщина. Самым смешным было то, что все дети автоматически попадали в разряд несудейских, а потому пользовались уважением со стороны взрослых. Нередко случалось, что родители спрашивали совета у собственных отпрысков.
Нынешний посетитель был молодым человеком с задумчивым серьёзным лицом. Он был влюблён в двух девушек одновременно и никак не мог сделать выбор.
– Дорогой брате! – стал объяснять Ласточкин. – Ты говоришь, они будут хранить тебе верность вплоть до той поры, пока ты не сделаешь выбор между ними. Это очень гуманно с их стороны! В этом ключ к решению твоей проблемы! Поживи сначала с одной, потом с другой. Надо непременно проверить сексуальную совместимость и совместимость характеров, иначе брак будет ненадёжный. А если обе не подойдут, можно продолжить поиск!
Надо сказать, что сам профессор продолжал поиск около двадцати лет, главным образом среди своих студенток, а потом стал аскетом и остался холостым.
Несудейский очень странно отреагировал на его слова. Он вскочил со стула и отпрянул к