что имама перед ними нет. Он сказал об этом остальным. «Уж не помешался ли наш ишан?» — перемолвились между собой люди, покинули мечеть и разошлись по домам.
В тот вечер жена ишана сварила для мужа и себя плов, а для сопи и батраков, работавших у них, большой котел тыквенной каши. Ночью, когда все уснули, Яртыгулак набрал в миску тыквенной каши, остававшейся в котле, и вылил ее на штаны ишана. Потом Яртыгулак подошел к тому месту, где спали сопи, и их штаны тоже забросал тыквенной кашей. Затем он снял расшитые тюбетейки со взрослых дочерей ишана и надел им на головы крышки от кувшинов с маслом. А чалму ишана надел на голову его жене. Сам же влез на дверь и, хотя еще не рассвело, стал кричать азан. Сопи, которые спали в мечети, проснулись и увидели, что их штаны перепачканы. «Видно, мы объелись вчера, запачкали штаны и осквернили вонью мечеть», — подумали сопи, вскочили и бросились бежать. А ишан, проснувшись, тоже решил, что он наделал в штаны, и крикнул:
— Жена, эй, жена, вставай! Мне нужно сменить одежду, моя — не в порядке.
Жена встала и кинулась искать одежду. Глянул ишан, а у той на голове его чалма. Потом встали дочери ишана, и оказалось, что у них на головах крышки от кувшинов. Ишан, который не мог встать, изумился, увидев все это, и закричал:
— Что случилось? С ума вы что ли посходили?
Ничего не подозревавшая жена ему отвечала:
— Как это — что случилось? Ты вот штаны обмарал! Когда ешь — знай меру.
На шум сбежались люди.
— Дура, — кричал ишан жене, — я спрашиваю, что у тебя на голове? И что это на головах у наших дочерей?
Жена сняла то, что было у нее на голове, и увидела, что это чалма, глянула на дочерей, а на них — крышки от кувшинов.
— Увы, — проговорил ишан, — у нас стал хозяйничать джинн той женщины, что приходила вчера.
— Да пропади пропадом и ее джинны, и ее деньги, а вот мы стали посмешищем для людей, — заныла жена.
Ишан переоделся и занялся своими делами. А в этот вечер ишана пригласили на свадьбу. Когда ишан стал туда собираться, Яртыгулак снова залез в его чалму.
Яртыгулак сидел на самой макушке ишана и озирался вокруг, а ишан погонял своего осла и уже приближался к месту, где была свадьба. Тут Яртыгулаку в голову пришла одна мысль. Он спрыгнул с головы ишана на круп осла, потом сполз вниз, уцепился за кисточку его хвоста и принялся колотить осла по заду. Осел стал брыкаться и лягаться и до того разошелся, что сбросил ишана, словно набитый мешок, на каменистую землю. Ишан разбил лоб, потерял сознание, да так и остался лежать на дороге. Прохожие увидели его и подобрали.
А Яртыгулак, расставшись с ишаном, сам отправился на ту свадьбу. Пришел он туда и видит, что хозяин юрты, где была свадьба, — важный бай. Бай женил своего единственного сына и по случаю свадьбы устраивал пир. Яртыгулак незаметно пробрался в сухой траве, пролез между жердями с задней стороны юрты, устроился за кошмой[59] и заглянул в щель. Поблизости сидела вместе со своими подругами невеста, которую уже привезли. Подальше расселись, скрестив ноги, разные богатые люди и увлеченно беседовали. А на самом почетном месте юрты сидел, накручивая чалму, тот самый ишан.
Яртыгулак принялся тыкать палкой сидевших с невестой девушек, а те, подозревая в этом друг друга, начали переругиваться. Обозлившись и не решаясь дальше разговаривать на людях, девушки стали уходить. В конце концов невеста осталась одна.
Когда зашло солнце, ишан собрался совершить обряд бракосочетания, назначил двух свидетелей и приступил к делу. Свидетели подошли к невесте, которая сидела, закутавшись с головой, и спросили:
— Кого из нас вы выбираете своим свидетелем?
А невеста сидела, закутавшись, и плакала. После того как вопрос ей был повторен несколько раз, Яртыгулак как закричит из-за кошмы:
— Чтобы стать женой вашего плешивого парня, ни одного из вас не хочу иметь своим свидетелем!
Свидетели перепугались, а присутствовавшие здесь удивились и растерялись. Подошла одна женщина и стала ласково уговаривать невесту. А та, не зная, что ей теперь делать — плакать или смеяться, сидела, по-прежнему плотно завернувшись в курте. Так как невеста не отвечала, Яртыгулак закричал снова:
— Нет, нет, я ведь сказала твердо и не передумаю!
Женщины, обступившие было невесту, отпрянули и стали переговариваться: «Что, эта невеста — дурочка, что ли?»
— О невеста, ты совершаешь грех, это постыдно, — сказал со своего места ишан.
Тогда Яртыгулак крикнул:
— А мне не нужен брак, который заключает такой человек, как ты!
— Господи помилуй, что это еще за несчастье! — воскликнул ишан и умолк.
День подходил к концу. «Вот уже и солнце село, прошел этот благоприятный день, теперь придется отложить свадьбу на завтра»,[60] — стали говорить люди, и те, у кого были срочные дела, ушли, а те, кто любопытствовал, чем все это кончится, остались посмотреть.
Сын бая, который был в соседней юрте, с нетерпением ожидал вечера и, беспокоясь, что дело затягивается, пришел в юрту, где была невеста.[61] А Яртыгулак в это время вскарабкался между кошмами и деревянным остовом юрты и вылез в дымоход.
— Сегодня уже поздно заключать брак, — сказал ишан, — но нужно позаботиться о завтрашнем дне, поэтому давайте все покинем юрту, а юноша пусть покажет невесте свою голову.
Присутствовавшие сочли это разумным. В это время Яртыгулак как закричит в дымоход:
— Не прозевай, девушка! Они хотят вместо плешивого сына бая показать человека со здоровой головой!
Люди изумились, поглядели наверх, но ничего не увидели. Тогда ишан в испуге сказал:
— Видно, это тот проклятый джинн. Он не дает покоя нашему селению. Что ему от нас нужно?
— Наверное, нужно прогнать его молитвой, — отвечал бай-хозяин.
— Ох, да я уже молился, и мне не удалось его прогнать, — сказал ишан, — наоборот, он наметился на меня самого и совсем было оседлал меня. А однажды ночью он забрался ко мне на живот и стал душить. Чуть не убил.
Тут Яртыгулак как крикнет:
— Это не тогда ли я забрался к тебе на живот, когда ты обмарал свои штаны?
— Вот видите, — сказал ишан, — он меня совсем замучил.
— Что же теперь делать? — спросил бай.
— Нужно собрать самых знающих мулл и молиться всем вместе, — отвечал ишан.
Бай тут же велел позвать четверых самых знающих мулл, которые жили в селении. А еще там был порхан, так бай и его велел позвать. В одной части юрты стали молиться четверо мулл во главе с ишаном, а в другой — порхан принялся прыгать, скакать, так что у него на губах выступила пена, и выкрикивать:
— Эй, сюда, мой баран, что живет в такой-то долине!.[62] Эй, сюда, мои пери, что живут в таком-то ущелье! Эй, сюда, мои джинны, что живут на такой-то вершине!
— Ну-ну, поглядим, каковы твои джинны, — сказал Яртыгулак и, спрятавшись между складками серпика, закрывавшего дымоход, улегся там.
Яртыгулак очень устал и поэтому сразу уснул. Поспав некоторое время, он проснулся, прислушался и сказал себе: «Должно быть, в юрте полно джиннов. Поглядим, что это такое — джинны, пери и бараны порхана». Посмотрел Яртыгулак через дымоход вниз и увидел, что порхан в исступлении, изо рта идет пена, да так, что даже длинная борода порхана покрыта ею, крики усилились во сто крат, а сам порхан дергается и кидается из стороны в сторону так, что кажется, будто большая юрта превратилась в тесный ящик. Муллы в поте лица все еще молятся во все горло, а люди сидят и дремлют, и, кроме них, в юрте не видно ни джиннов, ни пери, ни баранов.
