Кругом безлюдье, но видно, что недавно пахали и что-то сеяли. Кое-где, на отдельных делянках виднелась густая щётка подымающихся озимых. Пробираться стали осторожнее, не зная, кого можно тут встретить или на что наткнуться. Так, до глубокого вечера никого и не встретили. Для ночёвки выбрали место в каком-то глухом овраге, в яме под выворотнем. Костёр разводить побоялись, не зная, чего ожидать от местных обитателей. Питаться опять пришлось всухомятку, вялеными ягодами. Хорошо, что хоть лапника наломали вдосталь, спать на сырой земле не пришлось.
На следующий день встали поздно. Вымотались за предыдущий день до такой степени, что казалось невозможным просто встать. По их собственным прикидкам, отмахали они вчера километров тридцать, сорок, это если по прямой считать. А если по шагам померить, да учесть буераки, вверх вниз, да обходы полей по краю, сколько они там, на самом деле, вёрст отмахали, было даже не интересно. Оба пришли в состояние тупой животной усталости. Да и постоянное нервное напряжение: с собственной неопределённостью, с неясностью, где же они на самом то деле находятся, выматывало до животного отупения.
В глубокий овраг, да ещё и под выворотень, солнце, своими лучами, пробралось, когда наверху уже вовсю щебетали птицы. Так что пока развели костёр, пока сварили супчик из ягоды, пока попили чайку из листьев кустарника, солнце устойчиво встало в зенит. В этот день решили уже никуда не идти. Постоянно мокрая одежда и ботинки, так и не просохшие после болота, сбитые ноги в мокрых носках, да скудное питание одними вялеными ягодами, требовали немедленного устройства днёвки, для приведения себя в порядок.
Пока Сидор собирался мыться, чиститься, стирать носки и отмывать от грязи ботинки, Димон решил смотаться наверх оврага, побродить по лесу, поискать каких-нибудь ранних весенних грибов.
— Что-то надоело мне питаться одним урюком, — тяжело вздохнув, начал Димон. — Пойду, прошвырнусь, здесь рядом. Вроде, вчера, когда спускались в овраг, видел на бровке какие-то грибы. То ли сморчки, то ли строчки. Мочи больше нет, голодуху терпеть.
— Да, жрать охота. Кажется, быка бы съел. Полно стрел, топоров, копьё есть, даже два, а жрать нечего. И это в лесу то? Из нас с тобой, Димон, охотники, как из носка портянка, — грустно закончил Сидор, внимательно рассматривая грязный дырявый носок. Оно то с портянками было бы веселее. Не так рвутся, блин.
Грустный Димон, мрачно посмотрев на свои мокрые ботинки, и не отвечая на последнее 'мудрое' замечание, стал выбираться наверх оврага, хватаясь за свисающие толстые корни растений. Отсутствовал он не более часа. Вернулся довольный, сияя как начищенная медяшка, и таща в многострадальной рубашке огромный ком чего-то неопределённого.
— Вехтор! — заорал он издалека. — Кажись, живём. Ты не представляешь, сколько здесь грибов. Если не отравимся, то со жратвой проблема решена.
— Утешил. Тебе бы рекламным агентом работать. Рекламировать пищевые добавки: Наша еда, лучшая в мире. Не пронесёт, так помучаешься.
— Ты сам то, понял, что сказал? — заинтересованно спросил Димон, сваливая грибы рядом с костром. — Тебя надо срочно кормить. Ты когда голодный, злой. Сколько тебя знаю, к тебе голодному, не подходи. Я грибы нашёл, тебе чистить, а я пока помоюсь.
Развернув принесённый Димычем ком, Сидор минут пять смотрел на то, что там было.
— Это что? Грибы? И вот это, ты называешь грибами?! — возмущённо воскликнул он.
— Ты ничего не понимаешь, дятел. Это лучшие в мире грибы. В конечном счёте, это лучшее, что здесь есть, — насмешливо закончил Димон.
— Первым будешь есть ты, — сделал парадоксальный вывод из разговора Сидор. — Я, уж так и быть, почищу. Даже отварю, — добавил он, — но первым будешь есть ты. Проверка на наименее ценных членах коллектива. То бишь на тебе, — поспешно закончил он, опасаясь протестов Димыча.
Следующий час прошёл в молчании. На костре неспешно булькал набирающий аромат грибной супчик. Димыч, не успевший ранее толком помыться, не спеша приводил в порядок свою обувь и одежду, пришедшую в негодность после недельного загула по лесу. А Сидор блаженствовал, попивая чаёк из подвядших листочков кустарника и развалясь на куче наломанного вчера лапника.
— Я вот что думаю, — обратился он к своему молчаливому собеседнику. — Сегодня мы дальше не пойдём. Будем ночевать здесь. Место хорошее, укромное, да и вода рядом. Вечер, опять же. Хватит с нас по вечерам выходить. Вечно куда-нибудь влипаем. То под ёлкой натощак спать приходится, то в болоте, в воде, просыпаешься. Надоело. Выйдем завтра. Да и спешить нам некуда. Где мы? Что мы? Если леший не соврал, и мы, действительно, на другой планете, то спешить, теперь уж точно некуда.
— Я думаю, задерживаться тоже особо не надо, — ответил Димон. — Пока весна, хорошо, пока лето, хорошо. А придёт зима? Где жить? Что есть? Нам дико повезло, что здесь весна, хоть и ранняя. А в Москве, если ты ещё не забыл, была зима. И на улицах снег лежал. Представляешь, чтобы с нами было, окажись мы в лесу, зимой, да без жратвы. А если бы на болото то выбросило? Рядом же.
— Если выживем, я тому умнику из кабака, ноги повыдергаю. Да той книгой, меню, которое… — Димыч замолчал, мрачно уставившись на пузыри в котелке. — Жидковат, однако, — неожиданно заключил он. — Надо бы ягодок подкинуть. Ты как?
— Подкинь, — флегматично ответил Сидор. — Подкинь, конечно. Только есть ты, всё равно, первым будешь. Ты не расстраивайся. Кустов здесь полно и все, как один, густые.
— Что мне в тебе, Вехтор, нравится, так это обнадёживающий оптимизм и предусмотрительность.
— Ты не бурчи, а давай, миску подставляй. Всё давно уж готово. Да не эту, пойди в лопухи, новых нарви. Да побольше. Они у нас многоцелевые будут.
Через пять минут, весело ухмыляющийся Димон, подставлял под готовое варево сложенные вдвое листья лопуха, уже в который раз, используемые в качестве одноразовых тарелок. Дождавшись, когда похлёбка более менее остынет, Сидор тоже включился в процесс поглощения пищи, не дожидаясь спрогнозированного им результата.
— С тобой станешь фаталистом, — обвиняюще ткнул он в сторону Димыча пальцем.
— А ты не ешь, — заявил Димон, сыто развалясь на куче веток, служивших ему прошлой ночью постелью, и ковыряя в зубах размочаленной веточкой.
— Тебе надо сбросить лишний вес, — обвинительно заключил он, указывая на большой живот Сидора, выпирающий из-под ремня.
— Пока толстый ссохнет, тощий сдохнет, — поглаживая брюшко, усмехнулся Сидор. — А ты не боись. На такой жрачке, да с такими перегонами, ожирение нам не грозит.
Лениво пошпыняв друг друга с полчаса, решили укладываться спать. Хоть и светло ещё было, но усталость прошедших дней тянула на боковую. Попытались, было, установить очерёдность ночных дежурств, но сил на это уже не было, и, понадеявшись на авось, завалились спать.
Ночь прошла, слава Богу, спокойно. Выспались прекрасно. Видимо, начали уже втягиваться в ритм похода, так что поутру встали задолго до рассвета. Доев остатки грибного кулеша, каши, или как ещё можно назвать подобное варево, поставили воду на чай.
— Это последние, — грустно сказал Димон, — бросая в закипающую воду маленькую горстку листьев с ягодного кустарника. — Эх, знать бы, что такая клёвая штука….
— Ага! Штаны бы снял, да и в карманы набил, — заметил Сидор.
— А штаны то зачем снимать? — флегматично поинтересовался Димон.
— А куда бы ты ещё стал складывать?
— Ну, например….
— Во, во, в, например бы, точно уложилось…., - заметил Сидор. — Чего уж там. Хорошо, что хоть ягоду нашли, а то и не знаю, давно бы с голоду подохли. Как бы вышли из того болота?
Допив чай и залив костёр, выбрались из оврага. Дальше уже шли, стараясь не приближаться к кромке оврага, опасаясь всяческих неприятных неожиданностей. И так в лесу далеко не видно, а тут, вообще, обрыв рядом. Кто его знает, что там за кромкой прячется?
К полудню, неожиданно опять вышли на вырубку.
— Да что у них здесь? Лесозаготовки, что ли? — перебивая друг друга, воскликнули оба.
Неожиданно, сквозь шум окружающей листвы, до них донеслись невнятные вопли, шум и гам.
