l:href='#fn192' type='note'>[192], а то, что по большинству принципиальных вопросов она одерживала верх. Очевидно, помимо отмеченных выше преимуществ премьера немалую, а может быть даже и решающую, роль играло срежиссированное ею распределение ролей в кабинете. Занимавшие ключевые посты в экономических министерствах деятели, естественно, предлагали решения и законопроекты, которые вписывались, хотя и не всегда идеально, в 'тэтчеристский' курс, и, после того как они становились на обсуждение, отклонить их даже большинству было не так-то просто.
Как мало кто другой, она умела использовать слабости своих оппонентов, заключавшиеся отнюдь не в их 'мягкотелости', но прежде всего в разобщенности и отсутствии четкой и убедительной альтернативы отстаивавшейся ими стратегии. Это, бесспорно, сказывалось на их аргументации, заставляло сплошь и рядом пасовать перед напором и доводами премьера.
Конечно же, подобного рода агрессивная манера ведения дискуссий требовала от Тэтчер по крайней мере столь же глубокого знания обсуждавшегося предмета, что и у ее оппонентов, и она прилагала огромные усилия, чтобы не выглядеть менее информированной, чем ее министры. Ее феноменальная работоспособность поражала даже самых крепких и усидчивых деятелей из ее окружения. Рабочий день Тэтчер начинался обычно с 6.30 утра и продолжался с небольшими перерывами до 1-2 часов ночи. На намеки о том, что она чрезмерно увлекается мелочами и хочет до всего докопаться сама, она обычно отвечала: 'Или вы оседлаете факты, или факты оседлают вас' [193]. При всем этом она выглядела всегда бодрой, энергичной и не считала, что делает что-то сверх того, что ей 'положено' или необходимо.
Напористость и прекрасное знание фактической стороны дела позволяли ей одерживать верх даже, казалось бы, в безнадежных ситуациях. При всем том существовавший в кабинете расклад сил серьезно мешал Тэтчер проводить собственную политику, и это вынуждало ее искать обходные пути выработки и принятия необходимых с ее точки зрения решений. Широкие возможности здесь предоставляла ей отмечавшаяся выше возможность формировать комитеты кабинета, которые она начала все шире использовать для проработки, а иногда и принятия ответственных правительственных решений. Особая роль при этом была отведена ею комитету экономической политики, куда, естественно, вошли все ее единомышленники. Правда, наряду с ними ей пришлось включить туда и министра по вопросам занятости Дж. Прайора, поскольку в ведении его министерства находились вопросы, связанные с использованием рабочей силы, ее подготовки и переподготовки, с политикой в области безработицы и, что было важнее всего, отношений с профсоюзами.
Широкое использование комитетов, создававшихся по наиболее важным направлениям правительственной политики, не только существенно укрепляло позиции премьер-министра, но и позволяло осуществлять более глубокую и профессиональную проработку принимаемых решений. Именно на эту сторону дела обращают внимание авторы исследования, посвященного изменениям в политическом механизме в первые годы пребывания Тэтчер у власти. В отличие от кабинета, обсуждающего уже практически готовые законопроекты и другие важные политические предложения, комитеты осуществляют длительную профессиональную экспертизу, привлекают компетентных государственных служащих и специалистов из различных ведомств и учреждений, консультируются с представителями влиятельных заинтересованных групп. В результате вся система выработки и принятия решений становится более эшелонированной в глубину и одновременно опирается на более широкую профессиональную проработку. Логическим завершением этой системы должно было бы быть принятие окончательных решений всем составом кабинета, однако Тэтчер этой последней стадии по возможности старалась избежать. Более того, в целом ряде случаев решения принимались узкой группой членов кабинета во главе с премьером, минуя кабинет и комитеты. Так, в частности, было принято одно из важнейших внешнеполитических решений о покупке американских ракет 'Трайдент' для обновляющегося подводного флота в июле 1980 г., обошедшееся налогоплательщику более чем в 10 млрд ф. ст.[194] В феврале 1981 г. таким же образом было принято решение об отказе от закрытия двадцати с лишним угольных шахт.
Правда, нельзя сказать, что Тэтчер была здесь очень уж оригинальна. В ряде случаев премьер-министры и до нее принимали ответственнейшие решения в обход кабинета. Так, в частности, решение о производстве британской атомной бомбы было принято первым послевоенным премьером К. Эттли лишь при консультации с министрами - членами подкомитета по обороне. Кабинет же был впоследствии только поставлен об этом в известность, причем довольно оригинальным способом - путем ознакомления его членов с соответствующим протоколом. Как писал один из них - Р. Кроссмэн, 'не было произнесено ни одного слова'[195]. Члены же парламента узнали об этом уже от сменившего Эттли У. Черчилля в 1951 г., т.е. после того, как была успешно испытана первая английская ядерная бомба. Аналогичным образом сменивший Черчилля А. Иден провел подготовку к англо- французскому вторжению в Порт-Саид, а затем принял решение об этом вторжении, положившем начало печально известной Суэцкой акции, лишь в узком кругу наиболее приближенных членов кабинета и советников. Без обсуждения в кабинете преемником Идена Г. Макмилланом был осуществлен в конце 50-х - начале 60-х годов кардинальный поворот во внешнеполитической ориентации страны в сторону сближения с Европой[196]. То же самое, наконец, можно сказать и о решении Э. Хита осуществить знаменитый поворот на 180°, реализованный им спустя два года после прихода к власти.
Так что ничего нового в установившуюся практику игнорирования кабинета при подготовке и принятии важнейших политических решений Тэтчер не внесла, и удивляет здесь скорее не столько сама эта практика, сколько то, что, оставаясь в меньшинстве в кабинете и еще не упрочив как следует своих позиций в системе власти, Тэтчер начала столь широко ее использовать. Естественно, что это сказывалось на ситуации внутри кабинета и правительства и обостряло и без того не слишком корректные ее отношения с рядом министров. Более того, создавалось впечатление, что Тэтчер вполне сознательно идет на это.
Впрочем, не оставалась в долгу и 'противная' сторона. Чисто внешним проявлением подобного рода взаимной нетерпимости стало то откровенно неуважительное отношение, которое начали демонстрировать по отношению друг к другу обе главные группировки. Оппоненты Тэтчер в частных беседах, а иногда и более открыто нередко весьма нелестно отзывались о ней, отпускали язвительные шуточки, давали обидные прозвища. В то же время с подачи тэтчеристов и самой Тэтчер к ним самим прочно прилипла кличка 'wets', или 'мягкотелые' (буквально -'сырые') [197], от которой они так и не смогли 'отмыться'.
В свою очередь лиц, принадлежащих к тэтчеристской группировке, вскоре стали именовать по принципу от противного 'жесткими' или, точнее, 'сухими' ('dryies'). Так новая политическая реальность тут же сказалась на британском политическом лексиконе, традиционные штампы которого типа 'левые', 'правые', 'центр' оказались в новой ситуации неспособными отразить усложнившуюся политическую палитру.
Дело, однако, не ограничивалось чисто словесными дуэлями. Ставки с обеих сторон были слишком высоки, и это неизбежно ставило вопрос в куда более серьезную плоскость: 'кто кого'.
Самый серьезный кризис, во многом предопределявший и все последующее развитие событий, произошел летом 1981 г., в момент, когда позиции Тэтчер оказались под особенно сильным огнем критики в стране (о чем подробнее ниже). Воспользовавшись этим, ее оппоненты добились того, чтобы экономическая политика обсуждалась кабинетом в полном его составе[198]. Как рассказывает она в своих мемуарах, в середине июня кабинет в течение двух часов обсуждал экономическую стратегию, основанную на материалах, представленных министерством финансов и обосновывавших правильность жесткого монетаристского курса. Однако некоторые министры пытались дать иную, преимущественно негативную оценку ситуации. Новое, решающее столкновение произошло на заседании 23 июля. Перед заседанием, признается она, 'я сказала Денису (мужу), что мы зашли так далеко не для того, чтобы повернуть назад. Я не останусь премьер-министром, если не смогу отстоять принятую стратегию'[199]. 'Произошедшее на заседании столкновение мнений, - пишет она далее, -явилось одним из самых острых не только по вопросу экономики, но и по любому другому вопросу, о котором я могу вспомнить за все время моего премьерства. Даже те, кто, как Дж. Нотт, выступал за здоровые финансы, атаковали предложения Хау как чрезмерно жесткие. Это было так, будто терпение внезапно лопнуло. Я тоже страшно обозлилась... И я просто бросилась на защиту канцлера казначейства со всей своей силой и решимостью... Я была убеждена, что стратегия должна сохраняться. Но когда я закрывала заседание, я знала, что слишком много членов кабинета не разделяют этой точки зрения. Больше того, после всего, что было сказано, мы уже не сможем действовать как одна команда'[200] .
Впрочем, Тэтчер и не думала сдаваться, тем более что в 'резерве' у нее оставался такой мощный рычаг воздействия на министров, как упомянутое выше право на 'перетряски' (reshuffles) состава
