ужесточалось и девчонок было откровенно жаль. Но ничего поделать они пока не могли. Городские власти, получив под нос фигу в деле возврата пленных из последнего набега, решили наказать строптивцев, то есть их компанию. И как это ни неприятно осознавать, у них это получилось.
Сгоревшие казармы школы восстанавливать кроме как пленным было некому. Помогать вытаскивать суда на берег было некому. И в городе и рядом было огромное количество работы, а халявных рабочих у них отбирали.
И теперь за любые вспомогательные работы им придётся переплачивать кланам за рабочих чуть ли не втрое. И самое плохое что живыми деньгами. В таких делах никто на расписки внимания не обращал, требуя только налички. А с ней в городе давно начались проблемы.
Потому-то у Маши оследние дни и появилось такое чёткое понимание, что свободных рабочих рук в городе они больше не найдут.
Их конкретно поставили на бабки. И теперь малой кровью, как они надеялись, им не обойтись.
Так что уже заплаченные ею Голове три тысячи за одну вытащенную на берег лодью, это ещё были цветочки. Впереди были действительно серьёзные проблемы. И самой главной из них было — ГДЕ ВЗЯТЬ ДЕНЕГ?
Маша снова прислушалась к голосам за стеной крепости. Что-то они там притихли. Видать, Белла наконец-то их 'обрадовала', переваривают.
На заднем, глухом дворе крепости Речная Пристань, где в несколькх чудом сохранившихся, несгоревших во время штурма казармах курсантской школы жили последнее время амазонки, было необычно оживлённо. Тремя ровными прямоугольными квадратами здесь стояли три сотни амазонок, осторожно перетаптываясь с ноги на ногу. По мрачным и настороженным взглядам, постоянно бросаемым ими на крытую галерею, опоясывающую по периметру глухой двор, было отчётливо видно, что всё происходящее вокруг них им совершенно не нравится, и ничего хорошего они для себя не ждут.
По всей галерее, опоясывающей этот двор, стояли ровным, плотным рядом незнакомые им егеря, чередуясь с ящерами, и наведя на мнущихся во дворе амазонок взведённые арбалеты молча чего-то ждали.
Их было немного. Не более ста человек. Но зная, что собой представляют арбалетчики этого клана, амазонки не испытывали ни малейшего сомнения в том, что стоит им сейчас только дёрнуться, как весь двор завалят их трупам.
Поэтому, во дворе стояли три плотных квадрата амазонок по сотне человек в каждом, и они не делали ни малейшего лишнего движения, дабы не спровоцировать егерей.
Единственная причина, которая ещё оставляла им какие-то надежды на то, что всё обойдётся, стояла прямо перед ними с тоненькой веточкой в руке, прямо перед двойной шеренгой арбалетчиков, держащих арбалеты наизготовку, и с задумчивым видом легонько постукивала им по сапогу, рассматривая выстроившиеся квадраты.
Одна одинёшенькая перед тремя сотнями амазонок. Невысокая, хрупкая фигурка молодой женщины, стоящей перед рядами рослых, на голову её превышающих, великолепно физически развитых крепких женщин. Но ни у кого из присутствующих не возникало даже мысли о том, что о ней можно побеспокоиться. Аура силы и власти, окружающая её пресекает любые мысли о попытке причинить ей какой-нибудь вред. Да и слава. Слава мастера, победителя волчьих наёмников, великолепных воинов, которым не могут противостоять не то, что амазонки, но и многие ящеры и очень редкие люди. А она одна зарубила волчьих наёмниц более сотни. Одна, с помощью своей небольшой, какой-то детской на вид сабельки.
— У меня для вас несколько новостей, — мягкий, негромкий, мелодичный голос баронессы, казалось, пронёсся ледяным ветром среди холодных, каменных стен крепости. — Как обычно, что-то хорошее, и что-то плохое.
— Начну с хорошей новости. Учитывая ваше положительное поведение последнего времени и оказанную компании помощь в устранении последствий набега на город, проще говоря в уборке трупов, руководством компании принято решение просуммировать все заработанные вами по настоящее время суммы и отпустить некоторых из вас на волю.
— Но у этой хорошей новости есть одна неприятная сторона. Ваше начальство окончательно отказалось от вас и не дало ничего. Ну а поскольку денег за прошедшие полгода именно вы заработали очень мало, мы можем освободить всего только сорок человек. И методом жеребьёвки вам предстоит выбрать этих счастливчиков. Завтра же они могут отправляться домой.
— Следующая новость. Хорошая она, или плохая, это уж на ваш выбор.
Баронесса, ненадолго замолчала, как бы вслушиваясь в установившееся на площади гробовое молчание, а потом продолжила своим мелодичным, негромким голосом:
— В общем, городские власти считают что оставлять вас в городе и в самой ближайшей округе слишком опасно. Ну а поскольку мы к тому же отказались поделиться с ними своими пленными, то они сделали вид что недовольны обилием пленных непосредственно возле города и потребовали навести порядок. Они потребовали убрать вас.
— Сами обгадились, а наведения порядка потребовали от других. Тем не менее, ничего сделать мы не можем.
— Поэтому, завтра к утру вы должны предоставить этих сорок человек из вашего числа. Они будут немедленно препровождены к берегу Лонгары, где их завтра начиная с полудня будет ожидать специальная посольская лодья. И пока Лонгара окончательно не схватилась льдом, вы сможете перебраться домой.
— Вопрос можно? — неожиданно перебил её чей-то голос из глубины строя ближнего к ней квадрата.
Из плотно сбитого квадрата, осторожно раздвигая плечом своих товарок, медленно вышла невысокая, крепко сбитая женщина с красивым, интеллигентным лицом и остановилась прямо перед Изабеллой.
— Военнопленная Марфа Полторыплётки, — криво усмехнувшись, представилась она. — Так можно спросить, — опять задала она вопрос, стоя прямо перед баронессой и буравя её пронзительным взглядом своих глаз.
— Да, — безмятежно, как будто лучшей подруге, ответила ей баронесса. — Спросить вы всегда можете. Не уверена что отвечу, — неприятно усмехнулась баронесса.
— Вокруг что-то происходит, — Полторыплётки обвела медленным, осторожным жестом галерею, битком, набитую арбалетчиками ящерами, — а мы ничего не знаем. Почему нас отпускают? Почему не платит казначейство? Почему изменились условия содержания? Или соглашение по пленным что, больше не действует?
Баронесса несколько минут смотрела на Марфу, ничего не отвечая, а потом тихим, чётким голосом промолвила:
— Почему вас не желает выкупать ваше казначейство, у нас нет ни единой мысли. Переговоры ведутся до сих пор, тянутся уже более чем полгода, а внятного ответа с той стороны всё нет. Заговор с целью оккупации города, провалился. Держать вас здесь ещё зачем-то? Зачем?
— Пленных, захваченных в этом набеге уже выкупили и даже домой отправили. Вас же словно не видят в упор.
— Может, руководство республики надеется на новый мятеж? — насмешливо заметила баронесса. — Ничего не могу сказать. Но с этого дня из города удаляются все амазонки. И дальше вы выкупаться можете исключительно свои трудом. Но, никаких больше нянь, подавальщиц в трактире, горничных, постельных грелок и прочего. Вся сумма оставшегося долга и новых платежей делится поровну на всех оставшихся, и пока она не будет выплачена, никто на волю отпущен не будет. Никаких залогов, выкупов отдельных представителей богатых семей и прочего подобного. Никаких больше дублёров — это особое требование властей. Только сами и только там, где вам может предложить пленившая вас компания.
— У нас — это на карьере. Плюс — работа на горельнике и на устройстве дороги. Всем кому там не хватит места — работы в каменоломнях, ломать камень и колоть щебень.
Баронесса медленно прошлась ещё раз вдоль строя первого квадрата, а потом, повернувшись к амазонкам, и на миг, вслушавшись в воцарившееся вокруг гробовое молчание, закончила:
— Завтра утром сорок человек на выход.
Не говоря больше ни слова она развернулась и стремительно покинула двор.
Всю ночь посреди и по периметру внутреннего, глухого двора крепости горели большие костры,
