несколько бутылочек не чего либо, а орехового напитка 'Старый Когнак', жутко дорого и страшно редко встречаемого в продаже коньяка.
Его, Главу города, как будто ему заняться было нечем, кроме как доставать какой-то бабе, пусть даже и собственной снохе, неизвестно откуда безумно дорогущие напитки, словно он половой в трактире. Тем более что у него получился, с таким поначалу казавшимся незначительным вопросом, полным облом.
Насколько уж он был не самым последним человеком в этом городе, но не получилось у него достать, ни одной бутылочки на крестины. У кого бы ни спрашивал, все лишь с сожалением разводили руками, говоря, что старые запасы у всех давно кончились, слишком велик на когнак оказался спрос и потребление, а земной клан, единственный производитель этого редкого напитка, в последнее время перестал им торговать, придерживая его для каких-то своих нужд.
И как последнее время начал подозревать Голова, он понял, для каких. Для тайного подкупа членов его семьи.
Но даже это не становило упрямую сноху. И она добилась-таки своего. Но не с его помощью, а вопреки.
Не найдя коньяка нигде в городе в свободной продаже, она не придумала ничего лучшего, как заявиться в банк к Машке Корнеевой с просьбой поспособствовать в покупке. А потом вместе с ней завалилась в гости к самой баронессе Изабелле де Вехтор, жене лично неприятного ему человека, последнее время серьёзно досаждавшего и Голове, и всем его друзьям.
Да не просто так завалилась в гости, а ещё и потребовала от баронессы продать ей на торжество парочку бутылочек самого дорогущего когнака.
— 'Стерва, не экономит семейные капиталы', — мгновенно вспыхнуло раздражение, как только мысли Головы вильнули в ту сторону.
И баронесса, ещё одна точно такая же стерва, если не хуже, якобы растроганная ангельским видом спящего, невинного младенца, которого хитрая баба притащила с собой, не придумала ничего лучшего, как подарить ей серёжку с поморским изумрудом из собственного ушка. Безумно дорогу. фамильную драгоценность, простой амазонке. Подарить просто так, без всякой выгоды, только как матери понравившегося ей младенца. Щаз! Так он и поверил!
Хотя нет, подарила не просто так, а с условием, что Имра Строгая Косая, вместе с его сыном Аркашкой, не задержатся со вторым. Тогда она подарит ей и вторую серёжку, до пары.
Сказать, что Глова был недоволен этим подарком, значит не сказать ничего. Просто в этой ситуации он ничего не мог сделать. Он сцепил зубы и промолчал. Потому что домашние бабы как только увидели подарок сразу раскудахтались, разахались, и сказать им в этот момент что-либо против, было смерти подобно. Тем более что сноха настолько гордилась этим подарком, что даже на ночь с ней не расставалась, не вынимая его из ушка даже ложась в постель с супругом.
И надо сказать, что к условию баронессы Имра отнеслась более чем серьёзно. И теперь из их комнаты каждую ночь доносились весьма характерные звуки, приводя в весьма легкомысленное состояние всех его домочадцев. Даже жена его, на что уж баба не молодая и ленивая, но и та теперь довольно недвусмысленно каждую ночь пихала его в бок, требуя и своей бабьей доли.
Ну а про то, что все в городе только и судачили о столь ценном, дорогом подарке простой амазонке и вообще говорить не стоило. Хотя, какая она простая — единственная дочь весьма небедных родителей, далеко-о-о не последних людей у себя в республике.
Собственно, именно это и примирило Косого с этим подарком. В конце концов, выходило, что ни у кого в городе нет такой редкой драгоценности, кроме как в семье Городского Головы.
Сама же баронесса, обладательница подобной редкости, была не в счёт. Поскольку в старинных дворянских семьях можно было и не такое ещё встретить. Но вот раздаривать направо и налево столь дорогие подарки — это не всякому было дано. И Голова прекрасно понимал, что в лице собственной снохи он получил к себе в семью тайного агента баронессы, беззаветно ей преданного и, что самое главное — искренне любящего своего благодетеля.
Да и самому себе Голова признавался, что он на месте своей снохи, точно также относился бы к такому человеку. К которому ты, придя в робкой, безнадёжной попытке попросить на продажу хотя бы одну бутылочку ценнейшего, самого редкого в их краях напитка 'Старый Когнак', получил в подарок такую ценность.
А по случаю крестин, баронесса подарила его снохе не просто пару бутылок, а целую корзину, ровно девять литровых бутылок ценнейшего и редчайшего напитка, не считая бесценную, дорогущую серёжку. Да ещё с таким весёлым, фривольным пожеланием.
Но теперь целых семь бутылок 'Старого Когнака' горделиво красовались посреди пиршеского стола, утверждая его превосходство пред всеми прочими, а оставшуюся пару Голова решительно припрятал у себя в шкафу, на всякий случай, как он объяснил возмущённой его поступком снохе. Последнюю же, десятую они выпили вместе с ней на двоих, в знак обоюдного примирения и взаимного согласия. Младшенького же сынка предусмотрительно не позвали — бутылка была одна, да и молод он ещё был такие дорогущие напитки распивать.
На том, что сама вредная сноха была значительно моложе его сына, он благоразумно акцентировать внимание не стал, справедливо рассудив про себя, что иначе ему точно не достанется ни-че-го.
Дальше его мысли прервались, и прибывающие всё новые и новые гости закружились своим нескончаемым чередом. И буквально через пару часов весёлый пир по случаю крестин нового жителя их города бушевал уже по всему терему. Включая и дворовые службы, и гостевые комнаты, и даже сеновалы, куда уже оттащили первых не выдержавших соревнования с зелёным змием гостей.
И за всей этой вакханалией празднества в дальней, уединённой горнице, скрытой от основной массы приглашённых длинным и узким коридором с парой проходных комнат, в которых расположились приближённые стражники, собрался узкий, сугубо ограниченный круг особо приближённых гостей. Для обсуждения наиважнейших стоящих на повестке дня перед городом вопросов.
Первым на сегодня был вопрос дня: 'Что делать с посольством амазонок?'. Первым и самым главным.
Приятная, радостная, долгожданная, наконец-то с успехом разрешившаяся, но крайне серьёзная головная боль — бывшее недавно в городе Старый Ключ Посольство Совета Матерей амазонок с предложением Старому Ключу о снятии амазонками торговой блокады по реке в обмен на помощь в войне с ящерами. И, породившее невероятную кучу серьёзных проблем, разрешение большинства из которых даже не просматривалось.
Предложение, ещё вчера бы показавшееся полным бредом, теперь звучало крайне серьёзно и без малейшего ёрничанья. Амазонки сами запросили мира и помощи. И с охотой пошли на предложенные городом мирные решения, словно только их и ждали.
Крайне непонятное положение. И что делать, было неясно. Кроме одного, что-то в мире сдвинулось, а вот что — неясно.
Точнее ясно — надо было по-быстрому соглашаться, пока те не передумали, и как можно быстрей закреплять полученный результат.
Однако во всём этом деле была куча маленьких 'но', которые требовалось всесторонне обсосать с ближниками со всем надлежащим тщанием, и как можно скорее, пока время не ушло.
По всем данным выходило, что дела в Амазонии творятся странные и доселе невиданные. Была обезглавлена чуть ли не половина пресловутого Совета Матерей Амазонии, органа, управлявшего всей страной, и в республике воцарился хаос. И всё это на фоне какого-то непонятного восстания штрафного легиона где-то в верховьях Лонгары, и начавшейся войны на границе с людоедами.
И особенно много было непонятного с самими казнёнными.
Худо-бедно, но до сих пор казнённые вполне нормально справлялись со своими должностными обязанностями, а тут вдруг были объявлены как не справившиеся с доверием народа и казнены. Прилюдно, при большом стечении толпы.
И что ещё более странное, никто не выступил в их защиту, а значит, что и вины казнённых были, безусловно доказаны, раз никто с тем не спорил. А вот это наводило на самые серьёзные мысли и неприятные ассоциации.
