отравленный чеснок. Потом мы утром пригоняем туда босоногих пленных и кто-нибудь из них нет-нет, да наступит на колючку. Смерть мгновенная.
А им много и не надо. Один сдох — все остальные тут же бросают работу. И ничем ты их не проймёшь. И так смерть, и так смерть.
Пришлось остановить все работы, пока не пошьём всем им сапоги. В траве чеснок не виден. Ищи не ищи, всё не соберёшь.
— Дожили, — сердито проворчал он. — Пленным за свой счёт шьём сапоги. Да не абы какие, а с усиленной армированной подошвой с металлическими набойками, чтоб эти туши семипудовые не кололи себе нежные ноженьки.
Корней рвёт и мечет. Счёт идёт буквально на дни, а всё стоит. Вот, — Митька неопределённо как-то мотнул головой. — Везу первую партию сапог из города. Посмотрим, как теперь будет. Откажутся работать и теперь — всех в расход пустим. Нечего кормить тунеядцев.
— У вас новые или старые?
— В пополаме.
— И как?
— Старый подвид поспокойней будет, проблем много не доставляет. А новые — гнилые. Подлые и мстительные. Так и норовят подловить момент и сделать тебе какую гадость, хоть самую малость, хотя бы просто плюнут вслед, но пока не плюнут, не успокоятся.
Приходится из каждой новой партии уничтожать не менее половины, пока остальные резко не умнеют и не начинают понимать кто здесь хозяин. Зато новые — намного здоровей, да и выработка у них — на порядки выше. Так, на так, оно и выходит.
И ещё хорошо, что с утилизацией мёртвых проблем нет, — неожиданно усмехнулся Митька. — Сжирают всё, только дай. Что его ж в прошлом товарищ был — им всё равно. Главное для них — мясо. А какое — неважно. Хоть тухлое. Лишь бы побольше.
Безотходный у нас здесь процесс, — вдруг неожиданно тихо проговорил он. — Мы даже если кто из наших гибнет, здесь не хороним, а домой на заводы везём. Иначе ночью проберутся на кладбище, выроют и съедят.
Тут за нами из-за каждого куста чужие глаза наблюдают.
Разговор, и до того не слишком оживлённый, с последними словами Митьки окончательно заглох, и дальше они уже в молчании двигались по извилистому ручью, шкрябая низкими бортами перегруженного ушкуя близкие берега и настороженно наблюдая за близкими берегами.
Вечером были на месте. А утром Сидор воочию мог наблюдать, о чём вчера говорил ему Митька.
Надо сказать, что вид скорчившегося, изломанного судорогой тела мёртвого ящера представлял собой крайне неприглядное зрелище. Даже глядеть то на него было противно, не то, что стоять рядом. Резкий, животный запах мёртвого тела перебивал даже запах захваченной с собой Сидором очередной травниковской присыпки от запаха ящеров, не помогая фактически ни в чём, а лишь усиливая весьма характерный сладковатый аромат смерти.
— Они всегда так воняют?
— Всегда, — мрачно отозвался стоящий рядом Корней. — А летом ещё сильней. Так что на свои татарские порошки можешь больше не тратиться и к нам сюда не присылать. Побереги деньги, лишний расход. Не помогают. Что-то такое есть в яде этих шипов, что вызывает образование этого устойчивого трупного запаха у мёртвых. Другие так не пахнут, — пояснил он.
Не трогай, — предостерёг он Сидора, склонившегося к вывернутой совершенно необъяснимым образом ноге ящера. — Мышечная судорога. Ломает все кости. Так что если вскрыть, внутри всё переломано.
И касаться шипа голой рукой не стоит. Опасно. Наколешься — ничто не спасёт. Была у нас пара прецедентов. Погибли хорошие ребята, как только схватились за шипы.
Сейчас могильщики с баграми подойдут и на костёр оттащат. А то тут недавно прибыла очередная партия новеньких, ещё не учёных. Так того и гляди вздумают трупом полакомиться. Собирай потом очередных покойников, — недовольно проворчал Корней.
— Что так? — поинтересовался Сидор.
— У трупов каким-то образом и мясо их отравляется.
— А чем — выяснить не пробовали?
— В город надо тащить, — неохотно проговорил Корней. — В лекарскую Академию Ящеров или в лабораторию к нашему профессору. А они не сохраняются. Два дня и слизь одна остаётся. А воняет — мочи никакой терпеть нет.
— Потерпи уж, — сухо проговорил недовольно нахмуривший брови Сидор. — Пусть или профессор, или наши ящеры разберутся, что это за яд такой хитрый. Я в городе сколько ни спрашивал — никто ничего сказать не может. Что-то новенькое.
Так что, придётся немного потерпеть и понюхать эту гадость. А вот если они и там, в городе не разберутся, тогда и говорить с лекарями будем по-другому, что надо бы здесь на месте посмотреть, пока свеженькие.
Не хотят ехать, — Сидор мрачно посмотрел на понимающе ухмыльнувшегося Корнея. — Ящерам наша война с подгорными — по барабану. У них свои дела какие-то, и отвлекаться на всякие мелочи, как они говорят, у наших сверх занятых ящеров, видите ли, нет времени. Тем более, чуть ли не на неделю. Два дня сюда, два обратно и три дня здесь, пока хоть в чём-то не разберутся. Вот неделю как корова и языком слизнула.
Пошли отсюда, — безнадёжно махнул он рукой на труп. — Насмотрелся уже.
Давай, показывай дальше своё хозяйство, а заодно и поговорим по проблеме, из-за которой я сюда притащился.
— Смотри, флегматично хмыкнул Корней. — Всё перед тобой. Раз уж в кои-то веки удалось тебя сюда на стройку затащить, то смотри, любуйся на своё детище. А меня уже от одного вида всего этого тошнит.
Стоя на краю высокой насыпи будущей плотины, Сидор с интересом глядел на нечеловеческий муравейник у себя под ногами. С высоты десяти метров открывался прекрасный вид на всю стройку. Прямо под ними далеко вперёд простиралась обширная вырубка с небольшим участком расчищенного от пней места будущей плотины, на одном из отсыпанных участков которой они как раз и стояли. Слева и сзади, и далеко впереди, на другом конце будущей плотины, виднелись высокие дубовые ряжи будущих острожков, ещё даже не заваленные камнем и не засыпанные землёй. И везде, куда только доставал взгляд, виднелись сторожевые вышки охраны с лучницами амазонками, и с копошащимися у их подножья маленькими отсюда фигурками людоедов.
Стройка была в самом разгаре, и, судя по царящей кругом деловой суете, каждый здесь знал что делать.
— М-да, — довольно заметил Сидор. — Дело двигается. Смотришь — и сердце радуется.
— У тебя может, и радуется, — глухо проворчал Корней. — А у меня эта твоя стройка давно уже в печёнках сидит. Так что, чтоб меня не раздражать, лучше поговорим о проблеме, с чем ты сюда припёрся.
Первое, и главное, — мрачно ухмыльнулся он. — Это для тебя оно проблема. А лично мне уже давно ясно, что делать. С самого первого раза, когда прочитал обстоятельный доклад Беллы по рассказу Кольки Молчуна.
Сразу уточню. Словам нашего Молчуна, передавшего рассказ Стёпки Немого, я склонен верить на все сто. Подставила городская Старшина ваших пореченских рыцарей, крепко подставила. Фактически обманула и бросила на убой. И то, что те дураки как бы сами шею свою подставили, их не оправдывает. Или мозги есть, или их нет.
И тут у тебя невелик выбор. Либо ты их спасаешь от смерти, сам взяв крепость штурмом, либо бросаешь их всех там умирать. Иного не дано. Выбор за тобой, — внимательно посмотрел он на задумчивого Сидора.
Помолчав, вдруг совсем уж задумчиво добавил:
— Есть, правда, ещё и третий вариант. В который я совсем уж не верю.
