поднял этот вопрос в разговоре с комендантом.
И ещё следовало бы серьёзно побеспокоиться о собственной безопасности. Поэтому, он отправил протоколы допроса кабатчика в город с собственным сопроводительным письмом профессору и Белле, в котором он детально обрисовал возникшую ситуацию и причины собственных поступков.
Для уверенности, что письмо не пропадёт по дороге и точно попадёт им в руки, он отправил в город тройку егерей, не пожалев для сопровождения придать им третий из прибывших с ним броневиков.
Бросать всё нажитое здесь имущество и ударяться неизвестно куда в бега, его совершенно не прельщало. Но и позволять садиться себе на шею, он никому больше не собирался позволять.
Возникло своего рода неустойчивое положение, когда он не мог определиться в своих дальнейших действиях. Все планы, рассчитанные им на текущий год, пошли прахом в результате казни какого-то подсадного засланца, который неожиданно оказался немалым чином из городской стражи, к тому же, как явствовало из предъявленных кабатчиком бумаг, находящимся в крепости по служебной надобности.
Правда, то что он был как бы официальным лицом не отменяло того что он сделал, но вот имел ли Сидор права так с ним разобраться — это ещё был тот вопрос.
Формально — имел, фактически — это как ещё посмотрят городские власти. А объясняться с властями по его поводу, у Сидора не было ни малейшего желания.
Но и просто бросать всё нажитое и уходить в другие места, тоже не хотелось. Поэтому он решил переждать в крепости какое-то время, пока всё само собой не устаканится.
Ну а чтобы не терять время на бессмысленные ожидания, решил лично навестить содержателя 'рюмочной', чтоб там, на месте попытаться разобраться, правы ли они все в своих подозрениях.
Надежды на то, что ему это удастся, не было никакой. Ну, не опер он, не опер, что уж тут говорить. Но попытаться, стоило.
И на следующий же день после сожжения хутора Киры Бедного и изгнания полусотни Лугового в леса, из крепости выступил большой, хорошо вооружённый отряд под предводительством самого Сидора, включивший в себя, как ни показалось бы странно, и многих из посадских.
Сидору, не смотря на так и не прошедшую до конца слабость, надо было самому, лично на месте разобраться с новоявленным поселенцем, и, пользуясь собственными правами на владение проходом и горной крепостью, изгнать посторонних со столь стратегически важного места.
Становилось окончательно ясно, что простым присматриванием за постоянно появляющимися в округе чужими здесь уже не обойдёшься, и надо радикально решать возникший вопрос.
То, что они опоздали, Сидор понял еще, когда их отряд выметнулся из-за поворота ущелья и перед ними, в дальнем конце небольшой долины раскрылось широкое зево входа в пещеру. Пылающее ярким пламенем невысокое здание 'Скальной Рюмки' и немногочисленные суетящиеся рядом фигурки егерей из охраны подземного прохода сразу расставило всё по своим местам. Они прибыли слишком поздно.
Не подъезжая близко к пылающему зданию, весь отряд сгрудился на единственной более-менее ровной небольшой площадке перед бывшей рюмочной.
— Что здесь произошло? — низко свесившись с седла пересохшим от долгой скачки голосом сипло спросил Сидор у пробегавшего мимо какого-то измазанного в саже егеря. — Почему горит? — повторил он вопрос, глядя в непонимающие, словно подёрнутые плёнкой безумия глаза человека.
— Г-господин Сидор? — робкая искорка осознания медленно разгоралась в мутных глазах парня. — А нам сказали, что вас отравили. Что вы уже того…, - рассеянно махнул он ребром ладони поперёк горла.
— Кто сказал?
Ещё ниже свесившись, Сидор с силой схватил парня за шиворот и грубо подтянул его лицо вплотную к себе.
— Кто сказал, спрашиваю? — медленно процедил он, впившись взглядом в зрачки говорившего. — Отвечать!
— Рюмочник, — в полной растерянности отозвался тот. — Дядько Цымбал, владелец 'Скальной Рюмки', — тут же поправился он, окончательно уже приходя в себя и пытаясь безуспешно вытянуться перед начальством в струнку.
— И? — ледяным тоном поторопил Сидор, замолчавшего было парня.
— И объявил, что теперь он, Цымбал Игнат Юльевич, потомственный шляхтич и шинкарь, берёт проход на эту сторону гор под свой сугубый контроль, — совсем убитым голосом проговорил егерь. — И что отныне теперь все должны платить ему десятину. А кто не согласен, может убираться восвояси. Иначе, мол, знакомых баронов с перевала позовёт, и они нам тут всем покажут.
— И? — ещё более холодно, совсем уже тихим, не обещавшим ничего хорошего голосом поторопил, замолчавшего было парня, Сидор.
— И, вот, — не совсем понятно, парень неопределённо ткнул в сторону догорающей рюмочной измазанным в саже пальцем.
— Что, вот? — начиная уже терять терпение, повторил вопрос Сидор. — Что, вот, отвечай! — не сдержавшись, в полный голос рявкнул он на парня.
— Не кричи на него.
Раздавшийся с другой стороны коня чей-то голос заставил Сидора резко распрямиться в седле.
— Не кричи на парня, он здесь ни при чём, — негромко, как смертельно уставший человек, повторил подошедший.
— А-а-а, полусотник Рябой Иван Матвеевич, — медленно, чётко выговаривая буквы, Сидор говорил сухим, злым голосом. — Начальник местного гарнизона и охраны прохода, как мне помнится. Объясните, любезный, что здесь происходит?
— Попытка мятежа, попытка отравления гарнизона, попытка захвата контроля над защитным укреплением при входе, попытка…. И вообще, — устало и равнодушно зевнул полусотник, оборвав перечисления. — Попытались пришлые нас отсюда выкинуть. Ничего у них не получилось. Только вот кровушки они нам пустили… изрядно…, - совсем глухо проговорил полусотник.
— В результате их попытки захвата сгорели: рюмочная, наши казармы, деревянные стены укреплённой крепостицы и вообще…. Всё сгорело, Сидор, — совсем уж тихо проговорил он. — Утренней трапезой отравлено до смерти пять парней. И то, только потому, что основная смена задержалась с пересменком и часть её позавтракала чуть раньше, а остальные просто не успели. Иначе — отравленных было бы ещё больше. Всех бы траванули.
— Тела троих погибших от отравления сгорели при пожаре столовой. Даже предъявить родственникам нечего, — ещё более тихо проговорил он.
— Помимо этого есть ещё пятеро раненых. Из них трое — безнадёжны.
— Врачи-ящеры, оба два, — предупреждающе поднял он вверх правую ладонь, предупреждая вопрос, — погибли при мятеже. Убиты в самом начале, когда ещё никто не знал что происходит.
— Как? — хрипло каркнул Сидор.
С лица его схлынули все краски и, побелев, словно сама смерть, он требовательно, широко распахнувшимися злыми глазами смотрел на полусотника.
— Как-как? Каком! — неожиданно зло, с яростью каркнул тот в ответ вдруг севшим, хриплым басом.
Ещё в самом начале, когда ни о чём подобном не было и речи, эта тварь рюмочник, зашёл в наш лазарет, вместе с обоими своими половыми, якобы по какой-то своей надобности. И спокойно, можно сказать на глазах у всего острожка зарезали ничего не подозревавших докторов, а следом и двух молодых парней, что там в стационаре лежали.
Не успели в Тупик отправить после недавней стычки в горах с подгорными, — тихо пояснил он.
Да так аккуратно и тихо дельце своё провернули, что о том, что у нас уже нет никого из врачей мы…. Я, — тут же поправился он, виновато поморщившись и отводя взгляд в сторону, — узнал буквально пару часов назад.
Они частенько последние дни туда заходили с утра. Поговорить, взять какие-то травы, которыми доктора их чего-то пичкали. Так и примелькались.
Короче, — сухо оборвал он свои путаные пояснения. — Этим утром неожиданно на пост охраны навалились подгорные. И раньше подобное случалось. Редко, но было. А тут, прям, что-то невероятное.
