фиалочка под тенью широкого некрасивого куста.
Распрощавшись с Толиком у порога, мы вошли в центр. Нюта отправилась на беседу к психологу, а я решила поторчать в коридоре, чтобы Толик успел уйти домой. Мне не хотелось делить с ним обратную дорогу: пусть лучше одну Нюту встречает и провожает. Это она только первый раз смутилась, вплоть до того, что вызвала на подмогу меня. А дальше пойдет-поедет, испарится ее смущение как сиреневый туман...
— Здравствуйте, — сказал рядом чей-то голос, и я увидела отца Андрея. — Вы ведь Мальвина?
— Да, это я. — Все-таки в моем имени есть одно бесспорное преимущество — из-за него меня никогда ни с кем не путают.
— Помню, вы приходили насчет подруги. Мы с вами сперва о ней говорили, а после о вас самой. Вы родились в день памяти святой княгини Евфросинии, верно?
Оказывается, он запомнил меня не только по необычному имени!
— Я вам книжку про нее давал. Читаете?
— Читаю, и впечатляет, — честно сказала я.
— Креститься не надумали?
Я замялась. С одной стороны, эта мысль пришла мне уже давно — окреститься с именем Евфросинии. С другой стороны, для чего пороть горячку?.. Не то чтобы у меня был какой протест против крещения, а просто хотелось перенести это событие на потом. Наверное, я еще к нему не готова...
— Знаете, Мальвина, — доверительно сказал мне отец Андрей. — Разумеется, таинство должно совершаться добровольно. И когда — это ваше дело. Но только давно замечено: взрослый человек, чтобы окреститься, должен преодолеть некий внутренний барьер. То есть ему не хочется креститься именно сегодня, сейчас — а он это делает...
— Почему же не подождать, пока захочется? — удивилась я.
— Потому что каждый раз, как только человек соберется, у него вновь возникнет желание отложить на потом.
— Да почему же?
— Да потому, что нечистая сила постарается. Ведь ей не хочется выпускать из своих когтей добычу — человеческую душу. Вот она и подстраивает, что сегодня одно не так, завтра другое, послезавтра просто настроения нет. А со временем человек вообще перестанет об этом думать, забудет, что хотел окреститься...
Мы немного помолчали. Мне вдруг вспомнилось ощущение, с которым я утром проснулась, — что сегодня мне предстоит сделать что-то особенное. Вроде кто-то просил меня об этом и даже ручался за меня, что я это сделаю. Но сейчас невозможно было вспомнить, что именно. Я помнила только одно: то был вопрос жизни и смерти. От него потрясающе много зависело, можно сказать, вообще все. Мелькнула мысль заговорить об этом с отцом Андреем, но ведь не может же он знать мои сны!
— Если вы не спешите, пойдемте со мной в храм, — сказал вдруг отец Андрей. — Я покажу вам образ княгини Евфросинии. Вы видели его в первый раз, как пришли, но теперь он вставлен в иконостас...
— Пойдемте, — согласилась я.
Мне захотелось взглянуть в лицо своей княгини. Может быть, она подскажет, что я должна вспомнить?
Как только мы с отцом Андреем вышли из центра, прошли по двору и поднялись по ступенькам в храм, я сразу увидела Евфросинию. Я узнала ее среди других икон, потому что она сама посмотрела на меня своими лучистыми глазами. И я вспомнила какой-то большой зал, превращенный в палату для больного, от которого зависит будущее всей земли, всего мира. Я была мельчайшей частицей, одной из биллиона клеточек этого больного, но тем не менее от меня в тот момент зависела его жизнь. От того, останусь ли я только Мальвиной или стану еще Евфросинией. А со всех сторон смотрели светлые лица, удивительно похожие на те, что окружают меня сейчас. Вот на иконе старец-монах, подходивший к больному первым, и надпись под ним — преподобный Сергий Радонежский. А вон старичок в белом балахоне с большим крестом — преподобный Серафим Саровский. Женщина в красной кофточке и зеленой юбке подняла для благословения худую, почти невесомую руку — блаженная Ксения Петербуржская. И рядом с ней слепая-зрячая старушка в белом платочке, с растекающейся по лицу улыбкой — блаженная Матрона Московская. А впереди высокий воин в доспехах — святой благоверный князь Александр Невский. И еще, еще... Многие лица казались мне знакомыми, так как именно их я видела во сне. И тут меня словно позвали, хотя и без слов. Обернувшись, я вновь встретилась глазами с глядящей на меня из оклада княгиней Евфросинией. И вспомнила, что мне надо сделать...
— Отец Андрей! Не могли
