— Я обещала, — повторила княгиня своим дивным переливчатым голосом. — Смотри, Мальвина, я за тебя поручилась.
Перед ней оказалась растерянная молоденькая девушка в темных брюках и желтой безрукавке работников коммунального хозяйства. И весь сомн собравшихся радостно смотрел на нее — малейшую клеточку организма, находящегося между жизнью и смертью. Все бывшие здесь старцы и жены, правители и священство, блаженные и мученики тоже были когда-то частицами этого больного, распространявшими вокруг себя ярко сияющий свет. Именно поэтому больной всегда поднимался со смертного одра. А теперь оказалось, что даже микроскопическая звездная точка, проколовшая тьму, может решить его судьбу в момент кризиса. Остановить перевес зла. Княгиня Евфросиния обняла девушку в желтой безрукавке и накинула на нее крестильную рубашку — длинную и ослепительно белую. «Как совесть после крещения», — сказали медбратья, одежды которых отливали такой же сияющей белизной.
— Я буду это носить? — с трепетом спросила девушка.
— Завтра это станет одеждой твоей души, — улыбнулась в ответ Евфросиния.
— Ризу мне подаждь светлу, одеяйся светом, яко ризою!.. — серебристо зазвенели голоса медбратьев. Оказывается, они очень слаженно пели.
— Но ведь эта белизна долго не продержится! Ведь пойдут пятна, разводы —пропадет такая красота! — взволновалась девушка.
— Постираешь, — продолжала улыбаться княгиня.
— В чем? Я, конечно, знаю, что сейчас рекламируют много отбеливающих средств, и с хлором и без хлора. Но
— В своих покаянных слезах, — объяснила княгиня. — Каждый православный христианин время от времени совершает таинство покаяния. Темные пятна на светлой ризе — грехи, пятнающие душу. А когда восплачешь о своих грехах, она очистится.
— И тогда можно приступать к таинству Святого Причащения, — радостно досказали медбратья.
32
Я проснулась с мыслью, что сегодня мне обязательно надо что-то сделать. Что-то чрезвычайно важное. А днем позвонила Нюта:
— Мальвинка, пойдем сегодня со мной в Душепопечительский центр.
— Зачем? — удивилась я.
— Меня сегодня Толик будет провожать, а я стесняюсь, — смущенно хихикнула Нюта. — О чем мне с ним всю дорогу разговаривать?
— Ты хочешь, чтобы этим занялась я... Постой, а что за Толик? Это тот, который у Иларии Павловны живет?
— Ну да, — созналась Нюта.
— Так он же пьющий! Помнишь, как у Тимура Шаова: «А это друг мой Толик — но вас, говорю, не заинтересует он, он, видите ли, алкоголик...»
— Знать не знаю никакого Шаова, — вздохнула Нюта. — Пока вы тут певцов слушали, я целину пахала.
— И потом, этот Толик старше тебя!
— Не намного. Ему сорок лет, ну, может, чуть больше. А мне двадцать пять... В дедушки еще не годится!
Я вспомнила о Леониде Сергеевиче, и мне стало грустно. Ну было бы ему тоже сорок, так нет — наверное, пятьдесят с лишним...
— Мальвиночка, ну я тебя очень прошу!.. Ты ведь, наверное, с уборкой уже закончила. Ну что тебе стоит!
— Ладно уж, так и быть. С уборкой действительно на сегодня все. Сейчас приму душ и пойдем.
Так я оказалась в Душепопечительском центре, куда не собиралась сегодня идти.
Провожавший нас с Нютой Толик всю дорогу молчал и лишь смущенно покашливал. Но, как ни удивительно, именно после этого странного провожания я поняла, что он и Нюта очень подходят друг другу. Эдакий фарфоровый ландыш в каменной серой подставке — на такой сувенир я любила смотреть девчонкой в витрине галантереи. Или живая белая
