1917 года внутри большевизма не было, и дискуссия между Лениным и ЦК в сентябре-октябре 1917 года — блестящее тому доказательство. Парадоксальным в этой ситуации было и то, что на какое-то историческое мгновение большевики оказались выразителями надежд и чаяний значительной части русского народа. Бертран Рассел по этому поводу заметил: «Жажда мира и земли привела к широкой поддержке большевиков в ноябре 1917 г. той частью народа, которая впоследствии не обнаружила тяги к коммунизму»1. Разумеется, Б. Рассел имел в виду русское крестьянство.
Но приход к власти означал еще и новую, вторую за столь краткий период, трансформацию большевизма. Большевизм получил государственную власть, а партия большевиков превращается в правящую партию. Теперь большевизм нуждается в выработке «государственной идеи», которая помогла бы конституировать власть пролетарских слоев в некую государственную форму. Новая историческая ситуация диктовала иную логику поведения. Однако первые месяцы большевики с этим явно не спешили, предоставив широкое поле для инициативы самим пролетарским массам, тем самым претворяя в жизнь свои лозунги. И только после того, как результаты эксперимента показали всю глубину несоответствия между остротой политических и социально-экономических проблем и неспособностью их разрешения «инициативами снизу», началось структурирование нового государственного механизма.
Глава 8 Агония и смерть большевизма. 1918-1923
Первое большевистское правительство появилось на свет экспромтом. Оно и не могло появиться иначе, т. к. существовало несколько вариантов развития событий, и арест Временного правительства до определенного момента отнюдь не был предрешен. Но, получив одобрение своих действий от делегатов Второго съезда Советов и ввиду отказа левых эсеров (на тот момент) разделить с ними власть, большевики вынуждены были создать свое однопартийное правительство. Очевидно, это не отвечало интересам значительной части руководства большевиков, но в данной ситуации им ничего не оставалось, как подчиниться партийной дисциплине. Старый большевик Г.И. Ломов (Оппоков) впоследствии вспоминал, что Ленину приходилось ловить своих однопартийцев в коридорах Смольного и, держа за пуговицу, чтобы не убежали, буквально уговаривать войти в правительство. С.В. Леонов по этому поводу заметил: «Столь редкое в мировой практике коллективное нежелание входить в правительство свидетельствовало не только об остроте положения, неуверенности большевиков и о других «конъюнктурных» факторах, но и о том, что главным движителем безудержного стремления к власти, продемонстрированного Лениным и большевистской партией в 1917 г., являлось не столько властолюбие как таковое, сколько желание как можно скорее реализовать свою идеологизированную цель — диктатуру пролетариата»[358].
Кстати, и сам Ленин вначале решительно отказался от участия в правительстве, но затем под давлением соратников был вынужден уступить. Суханов в своих записках передает этот эпизод со слов Луначарского: «Сначала Ленин не хотел войти в правительство. Я, говорит, буду работать в ЦК партии… Но мы говорим — нет. Мы на это не согласились. Заставили его самого отвечать в первую голову. А то быть только критиком всякому приятно…»[359]
Выше уже было сказано, что критическая ситуация, в которой оказалось большевистское правительство уже в первые дни своего существования, парализовала всю его работу. Кроме того, противоречия между умеренными большевиками и радикалами привели к продолжительному правительственному кризису, который отнюдь не закончился после отставки нескольких наркомов 4 ноября 1917 года. Если в первые дни Ленин был абсолютно равнодушен к конкретным персоналиям в составе правительства, то затем он начинает постепенно подбирать людей, хоть в какой-то степени соответствующих его взглядам на ситуацию и отвечающих профессиональным требованиям данной должности.
Возможно, находясь в состоянии эйфории вследствие так легко полученной власти, Ленин вначале и не помышлял о партийной диктатуре. Выступая 26 октября на Втором съезде Советов с докладом о земле, он заявил: «И если даже крестьяне пойдут и дальше за социалистами-ре- волюционерами и если они даже этой партии дадут на Учредительном собрании большинство, то и тут мы скажем: пусть так. Жизнь — лучший учитель, а она укажет, кто прав, и пусть крестьяне с одного конца, а мы с другого конца будем разрешать этот вопрос. Жизнь заставит нас сблизиться в общем потоке революционного творчества, в выработке новых государственных форм. Мы должны следовать за жизнью, мы должны предоставить полную свободу творчества народным массам»[360].
И эта свобода на первых порах действительно была предоставлена. Первые месяцы нахождения у власти большевики не спешили инициировать процесс государственного строительства, многие их декреты, что замечено многими исследователями, носили чисто пропагандистский характер. Это признавал впоследствии и сам Ленин. В частности, выступая с политическим отчетом ЦК на XI съезде РКП (б) 27 марта 1922 года, он заявил следующее: «У нас была полоса, когда декреты служили формой пропаганды… когда большевики взяли власть и сказали рядовому крестьянину, рядовому рабочему: вот как нам хотелось бы, чтобы государство управлялось, вот декрет, попробуйте. Простому рабочему и крестьянину мы свои представления о политике сразу давали в форме декретов. Но эта полоса прошла…»[361]
Однако, предоставляя народу известную степень свободы и самостоятельности, Ленин оставлял за руководимым им правительством очень важную прерогативу: охрану завоеванной власти, борьбу с контрреволюцией. В условиях обострения внутренней и внешней борьбы это не могло затем не повести к дальнейшему усилению противоречий между декларируемой полновластностью местных Советов и концентрацией реальной власти в центре. Это был объективный процесс, не зависящий от воли конкретных лиц. Между тем, на Урале восстает атаман Дутов, на Дону пытается поднять казаков атаман Каледин, в самом Петрограде 28 ноября проходит массовая антибольшевистская демонстрация* В этой ситуации большевики идут на создание правительственной коалиции с левыми эсерами. После того, как коалицию с большевиками одобрил первый съезд ПЛСР (Партии левых социал-рево- люционеров) (19–28 ноября 1917 г.), семь представителей этой партии входят в состав Совнаркома.
Для большевиков во многом это был вынужденный шаг. Но он давал им значительное преимущество. Левые эсеры пользовались большой популярностью среди крестьянства, а без поддержки крестьянства большевики вряд ли могли себе позволить какие-то социальные эксперименты. В деревне же большевики осенью 1917 г. имели всего 203 партийные ячейки, в которых состояло примерно 4 тыс. крестьян. Благодаря поддержке левых эсеров стало возможно соглашение о слиянии ВЦИК с Крестьянским Исполнительным комитетом, причем в объединенном ВЦИК левые эсеры согласились остаться в меньшинстве.
Поворотным рубежом стал декабрь. Было подписано перемирие с Германией, это был первый шаг к сепаратному миру, к выводу России из войны. Дезертирство из армии приняло массовый характер, причем мужички дезертировали вместе с винтовками и пулеметами.
5 декабря был распущен Военно-революционный комитет, а 7 декабря создана Всероссийская Чрезвычайная комиссия по борьбе с саботажем и контрреволюцией. Надо сказать, что к этому времени саботаж чиновников принял угрожающие размеры, грозя парализовать деловую жизнь городов. Ленин в записке Ф.Э. Дзержинскому предлагает ввести контроль (через домовые, фабрично-заводские, продовольственные комитеты, НКВД, а также введение «потребительско-рабочих» книжек) над «лицами, принадлежащими к богатым классам». Создание ВЧК в тот момент, несомненно, усилило власть большевиков, но если называть вещи своими именами, в длительной перспективе это был весьма рискованный шаг. Еще в ходе гражданской войны органы ВЧК стали предпринимать попытки освободиться от партийного контроля, были случаи открытого неповиновения чекистов местному партийному руководству и центру. Уже в те годы ВЧК превратилась в параллельный (партийным органам) центр власти, который, в силу специфики деятельности спецслужб и в условиях отсутствия элементарных демократических свобод, обладал определенными преимуществами. В дальнейшем история СССР наполнена фактами скрытой конкуренции между партией (давно утратившей большевистское содержание) и органами ВЧК — ОГПУ— НКВД — КГБ. В 1980-е годы КГБ обеспечил прикрытие пресловутой «политики перестройки»,
