— Он был единственным сыном англиканского священника. Мать умерла при родах, и Карлайл ос тался с отцом, человеком крайне нетерпимым. Когда протестанты пришли к власти, священник участвовал в гонениях католиков и представителей других религий. А еще он твердо верил в существование зла и возглавлял облавы на ведьм, оборотней и.. вампиров.
Услышав это слово, я замерла, однако Эдвард, похоже, ничего не заметил и рассказывал дальше.
— Они сожгли сотни невинных людей, потому что тех, на кого устраивались облавы, поймать куда труднее. Состарившись, пастырь поставил во главе рейдов своего послушного сына. Сначала Карлайл приносил одни разочарования: он не умел обвинять невинных и видеть дьявола в душах праведных. Зато он оказался настойчивее и умнее отца. Он нашел настоящих вампиров, которые жили среди нищих и выходили на охоту по ночам. Даже в те времена, когда чудовища существовали не только в легендах, выжить им было непросто. Итак, вооружившись факелами и горячей смолой, — зловещим тоном продолжал Эдвард, — люди собрались у логова вампиров, которое обнаружил Карлайл. Наконец появился первый.
Он заговорил тише, и я с трудом разбирала слова.
— Это был обессилевший от голода старик. Почуяв людей, он тут же предупредил остальных и бросился бежать, петляя среди трущоб. Карлайл, на тот момент двадцатитрехлетний, возглавил погоню. Старик мог легко оторваться от преследователей, но, по мнению Карлайла, он был голоден, поэтому внезапно развернулся и бросился в атаку. Сначала он напал на Карлайла, однако противников было слишком много, и вампиру пришлось обороняться. Убив двоих, старик убежал с третьим, а истекающего кровью Карлайла бросил на улице.
Эдвард замолчал, подбирая слова.
— Карлайл знал, что сделает его отец. Тела сожгут, сожгут и всех раненых. Чтобы спасти свою жизнь, мой отец доверился интуиции. Пока толпа гналась за вампиром, он полз в противоположном направлении. Карлайл нашел погреб с гнилой картошкой и скрывался целых три дня. Он сидел тихо, и его никто не обнаружил. Лишь когда жизни ничего не угрожало, отец понял, кем стал.
Не знаю, что отразило мое лицо, но Эдвард внезапно остановился.
— Ты нормально себя чувствуешь?
— Конечно, — успокоила его я, однако Эдвард был слишком внимателен, чтобы не разглядеть любопытства, горевшего в моих глазах.
— У тебя еще остались вопросы, — улыбнулся он.
— Ну, несколько.
— Пойдем, — проговорил Эдвард, взяв меня за руку, — сейчас ты сама все узнаешь.
Глава шестнадцатая
КАРЛАЙЛ
Он подвел меня к кабинету Карлайла и на секунду помедлил у двери.
— Входите, — проговорил доктор Каллен. Я в изумлении посмотрела на Эдварда.
— Ты дышишь громче, чем думаешь, — насмешливо прошептал он. Я обиделась.
Мы вошли в комнату с высокими потолками и выходящими на запад окнами. Обшитые темным деревом стены были почти полностью скрыты за высокими полками, а столько книг я не видела ни в одной библиотеке.
Доктор Каллен сидел в кожаном кресле за тяжелым столом из красного дерева и читал толстую книгу в потертом переплете. Комната идеально соответствовала моим представлениям о кабинете декана университета, вот только Карлайл был слишком молод, чтобы занимать эту должность.
— Чем могу вам помочь? — вежливо спросил доктор, поднимаясь с кресла.
— Я хочу, чтобы Белла кое-что о нас знала, и как раз начал рассказывать твою историю, — заявил Эдвард.
— Мы не хотели вам мешать, — извинилась я.
— Вы и не помешали, — тепло улыбнулся Карлайл. — На чем ты остановился?
— На перерождении, — отозвался Эдвард и, дотронувшись до моего плеча, заставил повернуться к двери, в которую мы только что вошли. От каждого его прикосновения сердце начинало бешено биться, что в присутствии Карлайла особенно смущало.
Стена, на которую мы теперь смотрели, отличалась от других. Вместо книжных полок ее украшали картины самых разных размеров и цветов: яркие, пастельные и монохромные. Я попыталась определить, что общего может быть у всех этих картин, но логического объяснения найти не смогла.
Эдвард подтолкнул меня к написанной маслом миниатюре в квадратной рамке. Выдержанная в светлых терракотовых тонах, она как-то терялась среди других картин. Присмотревшись, я разглядела городской пейзаж с остроконечными крышами и высокими шпилями. На переднем плане — река и мост, украшенный скульптурами.
— Лондон середины семнадцатого века, — пояснил Эдвард.
— Лондон моей юности, — добавил Карлайл. Он подошел к нам так неслышно, что я вздрогнула. Каллен-младший ободряюще сжал мне руку.
— Может, сам все расскажешь? — спросил Эдвард, и я обернулась, чтобы увидеть, как воспримет эти слова Карлайл.
— Я бы с удовольствием, — дружелюбно улыбнулся доктор, — но мне нужно бежать. С утра звонили из клиники, доктор Сноу снова взял больничный. Кроме того, эту историю ты знаешь ничуть не хуже меня. Ну и ситуация! Повседневные потребности современного Форкса прерывают рассказ о жизни средневекового Лондона.
Немного неприятно было оттого, что вслух доктор Каллен говорил специально для меня. Улыбнувшись мне на прощание, Карлайл неслышно вышел из кабинета и притворил за собой дверь.
Целую минуту я рассматривала город на миниатюре.
— Что же случилось потом? — спросила я, поднимая глаза на Эдварда. — Когда Карлайл понял, что с ним происходит?
Эдвард задумчиво смотрел на картины, и я решила угадать, какая именно привлекла его внимание. Судя по всему, это большой осенний пейзаж, изображающий пожелтевшую лесную поляну, а на заднем плане — скалы.
— Поняв, кем стал, папа не смирился, — тихо проговорил Эдвард. — Он решил себя уничтожить. Правда, это оказалось не так-то просто.
— Что он сделал? — Вопрос вырвался сам собой, таким сильным было изумление.
— Прыгал с горных вершин, бросался в океан… Карлайл был слишком молод и силен, чтобы погибнуть, — невозмутимо рассказывал Эдвард. — Удивительно, как долго он смог выдержать без… еды! Как правило, у… новообращенных голод слишком силен, чтобы сопротивляться. Однако отвращение к самому себе было столь велико, что папа решил себя погубить.
— Разве это возможно? — чуть слышно спросила я.
— Вообще-то да, хотя способов нас убить не так уж много.
Мне захотелось уточнить, но Эдвард не дал мне и рта раскрыть.
— Папа совсем ослаб от голода и старался держаться как можно дальше от людей, понимая, что сила воли вовсе не безгранична. Сколько ночей он скитался по пустошам, отчаянно презирая самого себя!.. Как-то раз на его логово набрело стадо оленей. Карлайл умирал от жажды и, недолго думая, растерзал все стадо. Силы вернулись, и отец понял, что становиться монстром совсем не обязательно. Разве в прошлой жизни он не ел оленину? Так родилась новая философия. Отец решил, что и в такой ипостаси можно оставаться самим собой. Решив не терять времени попусту, Карлайл снова начал учиться. Времени для занятий теперь стало вдвое больше. Он поплыл во Францию и…
— Поплыл во Францию? — с сомнением спросила я.
— Белла, люди пересекали Ла-Манш и в семнадцатом веке, — напомнил мне Эдвард.
— Не сомневаюсь, просто ты сказал «поплыл»… Продолжай!
— Плавание для нас вовсе не проблема…
— Для вас вообще нет проблем, — проворчала я. Эдвард ухмыльнулся.
— Перебивать больше не буду, обещаю! Он продолжал:
— Потому что нам фактически не нужно дышать.
—Что?
— Ты ведь обещала! — укоризненно воскликнул Эдвард и приложил к моим губам холодный палец. — Хочешь узнать, чем все кончилось, или нет?
— Нельзя же огорошить меня подобной новостью и рассчитывать, что я никак не отреагирую!
Холодная рука неожиданно коснулась моей ключицы. Сердце забилось сильнее, но я постаралась держать себя в руках.
— Тебе не нужно дышать?
— Совершенно необязательно. Дышим мы скорее по привычке.
— И как долго вы можете… не дышать?
— Наверное, бесконечно, точно не знаю. Жить, не чувствуя запахов, немного скучно.
— Немного скучно, — глухо повторила я.
Уж не знаю, что отражалось на моем лице, но Эдвард почему-то расстроился. Отдернув руку, он так и впился в меня взглядом. Мне стало неловко.
— Что такое? — чуть слышно спросила я, касаясь его неподвижного лица.
— Какая нелепая пара, ты и я, — вздохнул он.
— По-моему, мы это уже обсуждали.
— Разве тебе не страшно?
— Нет, — честно ответила я. Эдвард смотрел на меня во все глаза.
— Самый сильный хищник на планете заботится о моей безопасности. Чего мне бояться?
Он фыркнул и если не развеселился, то хотя бы хмуриться перестал.
— Ну, ты загнула! Эмметт намного сильнее меня.
— Приходится верить тебе на слово.