Тонкие травы когда-то я здесь собирала,В длинных чулках и с косичками шла по аллее.Шла и вдыхала медвяный тревожащий запах.А наверху полыхало огромное небо.Небо, разверстое небо сгорало в закате,Тяжкие, душные краски тускнели устало.Все испытав, задохнувшись от счастья и страсти,Измучившись, прокляв, простив,Оно умирало.
КОШКА
Наконец-то, кошка, мы с тобой вдвоем.Погрустим немножко, песенки споем…Будет синий вечер лезть в окно тайком.Я укрою плечи маминым платком.Я тебя поглажу и пощекочу,Ты же мне расскажешь все, что я хочу:И про ту сторожку в тишине лесной,И про то, что, кошка, мы сбежим весной.Мы с тобой такие, мы с тобой — одни,А они — другие, не поймут они.Не поймут и скажут: — Ишь ты, как горда!Улыбнуться даже стоит ей труда.То дается в руки, то лишь хвост трубой!.. —Кошка, ведь от скуки любят нас с тобой! —Лишь за то, что гладки, гибки да хитры,За красу повадки, за азарт игры…За уют, за сказки, за холодность глаз,За скупые ласки — когти про запас…А когда поверим — нас не захотят,Выбросят за двери, как твоих котят.Ничего, мы сами. Мы одни — и пусть!Пусть томится с нами ласковая грусть!Пусть ничем на свете нас не смогут взять,Втолковать все эти «можно» и «нельзя».Пусть в холодной злобе, когти затая,Мы – игрушки обе. Обе — ты и я!Мучай нас не мучай — мы всегда верныДревней и дремучей радости весны.И, как только ветер шевельнет листом,Ты махнешь вот этим шелковым хвостом.Я ж, глаза сощуря, — следом за тобой:И в грозу, и в бурю, и с судьбою в бой!
«Забьется сердце, улыбнутся губы…»
Забьется сердце, улыбнутся губы,Потянешься в постели поутру…А день пройдет — рассчитанный и грубый,Уложенный в бессмысленнейший труд.И это все? Для этого звенелиВ твоей крови таинственные сны?Иль, может быть, неведомые целиТвоей душе судьбой уделены?А этот трепет, это ликованье —Земного тела неуместный бред?О Ева, гордая в своем изгнанье,Тебе и в мире больше места нет.
ЧЕЛОВЕК ПОД ЗВЕЗДАМИ
Под этими многими звездами, среди этих черных больших гор по темной дороге идет человек…Идет и молчит и таит что-то в своем сердце… Так же как и другие. И так же его сердце тихонько молится тому Неизвестному Взору Вышины, молчание которого кажется единственной внятной речью.Молится о чем-то непришедшем. И молитва его так же смутна, как звездный отсвет над далеким холмом. Одинокий, такой же как и другие, не понимая себя, он только открывается тишине и вопрошает покорно: «Отчего же, куда бы ни вела темная дорога под звездами, самым нужным, близким и любимым будет то далекое и недостижимое, прекрасное и печальное, что лежит за дальними горами и смотрит с черного неба, отвечая молчанием?»
