У нас нет возможности подробно характеризовать те изменения, которые происходили в сознании Толстого в годы эмиграции под влиянием революции и победы народа в гражданской войне. Необратимость происходящих процессов он начал понимать в конце 1921 года, а весной 1922 года демонстративно порвал с эмиграцией. Важнейшее свидетельство коренного перелома в его мировоззрении — «Открытое письмо Н. В. Чайковскому» (14 апреля 1922 года).
Воздействие письма на колеблющихся эмигрантов было очень велико. И, разумеется, отнюдь не случайно буржуазная советология стремится и теперь всячески умалить значение этой декларации, сделав вид, что не знает такого документа «и даже не упоминает о нем» (см. А. Беляев. Идеологическая борьба и литература. Изд. 2-е, 1977, с. 61).
Переезд из Франции в Германию, который Толстой предпринял в 1921 году вовсе не являлся просто переездом из одной страны в другую, расположенную ближе к России. Это были как бы две совершенно разные стихии. Из державы-победительницы Толстой попал в страну, сполна испившую горькую чашу поражения.
Катаклизмы, сотрясавшие немецкую экономику, находили прямое отражение в политике. Наверное, не было в это время в Европе ни одного государства, кроме Германии, которое бы не бурлило словно котел, не стихая ни на минуту и грозя разрушительным взрывом. Рухнула монархия Гогенцоллернов, — шли лихорадочные поиски новых форм власти… Возникновение Советов рабочих и солдатских депутатов, основание Коммунистической партии и убийство ее вождей К. Либкнехта и Р. Люксембург… Грандиозные политические выступления пролетариата и ответные акции контрреволюции, наконец, подписание правительством Вирта Раппальского мирного договора с Советской Россией…
Могли ли эти события оставаться вне поля зрения писателя? Разумеется, нет.
Не прошли мимо его внимания и безобидные на первый взгляд сообщения газет о том, что 28 февраля 1923 года мюнхенский полицей-президент в вежливой форме довел до сведения руководителей одной из организаций распоряжение правительства о запрещении собраний под открытым небом. Руководитель в свою очередь «ответил на все увещевания категорическим заявлением, что он распоряжениям правительства не подчиняется и вызовет своих сторонников на улицу».
Заметка эта называлась «Баварский путч», а фамилия руководителя, фигурировавшая в газете, была Гитлер. И случилось это событие за десять лет до его прихода к власти…
Наиболее прозорливые умы уже начинали задумываться в это время над тем, что такое фашизм и что повлечет за собой его распространение: среди них был и Толстой. Достаточно перечитать его статьи «Несколько слов перед отъездом» и «Задача литературы».
В архиве Толстого хранится опубликованное лишь в отрывках его выступление, представляющее собой развернутый анализ политического положения в Европе. И если на некоторых моментах еще явно сказывается недостаточная четкость социально-классовых представлений писателя о происходящем, то расстановка основных сил на политической карте обозначена им весьма точно: коммунисты и противостоящий им фашизм. «Немецкий фашизм свиреп, мстителен и реакционен. Он не будет знать пощады…» (Архив ИМЛИ, инв. № 912).
Первые же статьи, написанные дома, в Советской России, отличает патетическая приподнятость тона и даже, порой, не очень свойственная Толстому фейерическая метафоричность («Пушкин черпает золотым ковшом русскую речь, еще не остывшую от пугачевского пожара»). В них есть и концентрированная обобщенность типов и фельетонная заостренность. А за всем этим — радость вновь обретенной Родины.
20-30-е годы — пора напряженной работы писателя над двумя главными книгами — «Хождением по мукам» и «Петром Первым». Он немало ездил по стране и везде становился свидетелем огромных и благотворных перемен.
Главенствующий пафос публицистики Толстого и его художественного творчества един — это пафос созидания в стране новой государственности, воспитывающей новую личность. Всем историческим опытом России писатель был убежден, что в мире, раздираемом социальными антагонизмами, его родина может выстоять и превратиться в подлинно великую державу только при максимальном целеустремлении всех сил народа под руководством большевиков. А для этого необходимо было преодоление «ужасающей темноты, экономической отсталости и анархического отношения к труду», доставшихся в наследие от помещичьей, «первобытно-крестьянской», царской России.
Писатель, любивший и понимавший поэзию старины, Толстой во всей пестроте жизненных впечатлений отчетливо различал социально доминирующее начало — новь социалистических общественных отношений, зарождение «голубых городов» будущего.
«Длинные стеклянные здания похожи на оранжереи; вокруг зеленые насаждения и цветники. Асфальт, чистота, тишина, только проносятся грузовые самокатные платформочки. Это начальные формы новой эстетики. Здесь будет формироваться новый человек» (ПСС, 13, с. 54). Можно подумать, что перед нами отрывок из очерка, опубликованного в газете совсем недавно. Но эти строки родились в Сталинграде в 1930 году. И тогда же написана боевая статья «О морали и труде», обращенная через океан к американскому рабочему классу и рассказывающая, как сквозь все трудности пробивают себе дорогу новые формы труда, как рождается в народе социалистическое соревнование, как неумолимо кристаллизуются принципы новой морали.
«Искусство избирает своим героем — героя, — писал Толстой в одной из статей, сохранившихся в архиве. — Он стучится в двери писательских кабинетов, он стоит наготове в кулисах театра: — герой нашего времени, — жизненный тип высоких идей, больших страстей, шумных дел, творческой воли и неограниченных возможностей» (Архив ИМЛИ, инв. № 696).
Публицистику Толстого характеризует постоянное нарастание социально-политической и нравственно-философской значительности идей и образов, отражавших насущные проблемы общественного бытия, неумолимость и благотворность коренных преобразований духовного облика народа. Практика хозяйственного строительства, охваченная идеей единого государственного плана, становилась главной школой воспитания новой личности, «Большого Человека», по выражению писателя.
В стране закладывался мощный фундамент того, что можно считать высшим благом земного бытия — Счастья. Отвечая на вопрос шведского журнала, адресованный писателям разных национальностей, «Что такое счастье?», Толстой уверенной рукой нарисовал захватывающую картину строительства таких общественных отношений, которые бы гарантировали человеку счастье на протяжении всей его жизни, включая старость.
«Что же такое счастье? Ощущение полноты своих духовных и физических сил в их общественном применении».
Возросшая политическая и гражданская зрелость Толстого в 30-е годы выразилась в возрастании историзма его художественного сознания. «Нужна была революция, чтобы народ познал страну как свою собственность и назвал ее родиной», — писал он.
Обращаясь к творческому опыту основоположника социалистического реализма, Толстой подчеркивал, что М. Горький был коренным русским человеком, и его искусство не могло не быть глубоко национальным. «Он пламенно любил свою вновь обретенную родину», — обращал внимание писатель на новое качество горьковского патриотизма.
Писатель находил односторонними те произведения, в которых национальные особенности трактовались как нечто неизменное, не тронутое печатью нового. Об одном из таких произведений он говорил уже в годы Отечественной войны: «Получается впечатление, что как будто трехрядка, березки, цветочки — и ничего больше нет в России. С этим бы не смогли построить государства и побить немца. Тут нет шага вперед… это не высокая поэзия» (Архив ИМЛИ, инв. № 6215).
Всячески ратуя за продолжение лучших традиций русской культуры, Толстой неизменно выступал за взаимосближение и обогащение национальных культур на социалистической основе, много сделал в предвоенные годы для популяризации достижений культур украинского, узбекского, грузинского, армянского, казахского и других народов нашей страны. «Надо показать реальные пути взаимовлияний, показать усвоение лучших достижений мировой культуры и литературы» (ПСС, 13, с. 406). С этих же позиций выступал он в пользу международных контактов писателей.
В 30-е годы Толстой окончательно сформировался как художник нового типа, глубоко и творчески понимающий задачи социалистического строительства, как крупный общественный деятель, не раз
