[О красоте в современной жизни]*
Когда искусство изобразит современную нам жизнь, найдя в ней прекрасное и плохое, смешное и поэтичное, — тогда красота в жизни станет видимой и жизнь начнет подчиняться пределам, обозначенным искусством.
Искусство наших дней пока еще не питается современной жизнью; прекрасное ищет оно в прошлом, а в настоящем создало лишь «Мелкого беса» и литературу самоубийц — единственный символ — газетную хронику. Поэтому говорить о современной красоте нельзя — ее нет, но она будет: искусство уже пережило развал и готовится к великой своей всегдашней задаче.
Об идеальном зрителе*
Автор. Уверяю вас, как песня, сказка, сказание и апокриф, так же и театр создается народом.
Режиссер. Действо «О царе Максимилиане», солдатские пьесы?
Автор. Нет, весь театр; исключая, пожалуй, последнего времени, когда именно и заговорили об упадке.
Режиссер. Вы говорите о стремлении к современности? О темах, которые поневоле выдвигаются новою жизнью?
Автор. Меня сейчас не интересует тема — от лишнего плохого произведения театр не выиграет. Я говорю, что участие народа в том, — как играть пьесу, а не в том, — что разыгрывать на театре. Ведь Титания влюбилась в первого встречного, таков закон Оберона. Это безразличие объекта и важность лишь очарования чувства есть великая насмешка над любовью и также зерно, из которого вырастает театр.
Режиссер. Надеюсь, вы говорите только о театре?
Автор. Конечно. Романическое искусство, например, включает в себя иные элементы: мораль или ее антитезу и т. п. Театр же может обойтись и без морали. Никого не интересует, нужнее ли искусство железнодорожных мостов, важна лишь и существенна в нем одна черта: чтобы тот, кто творит и кто воспринимает, испытывали одинаковую радость претворения неуловимого чувства в четкие формы. Вот на этой радости, возникающей между актером и зрителем, и стоит театр.
Режиссер. Вы говорите о народе, но ваш народ-зритель вчера смотрел «Леду» Каменского, сегодня идет к нам; я уважаю зрителя в теории и все-таки хотел бы играть при пустом зале.
Автор. Попробуйте — через неделю ваши актеры перестанут бриться… а еще через неделю сойдут с ума. Меня уверял один мой приятель: играя, он представляет, что во всем, полном людей, зале сидит какой-то один зритель, который совершенно чувствует каждое его слово. По праздникам, когда приходит случайная толпа, этот актер не испытывает подобного чувства и говорит свою роль, как автомат. Вот этот невидимый зритель и есть то, что дает театру жизнь, без чего он мертв, не существует… Сколько бы театр ни вложил таланта и ума в постановку, если в зале этого зрителя нет — спектакль превращается в выставку декораций и в чтение ролей… Найти этого зрителя — вот задача театра…
Режиссер. А для этого поставьте злободневную пошлятину.
Автор. Нисколько. Ведь я сказал, что искусство есть претворение неясных идей в ясные формы. Талант дается автору взаймы народом. В народе бродит смутная идея. Автор претворяет ее в форму. И чем смутнее идея, тем новее и неожиданнее является ее форма. Этим, между прочим, объясняется, что высокоодаренные художники, то есть ухватывающие наиболее неуловимые, тонкие, едва народившиеся идеи, бывают часто не поняты современниками. А бездарными называют тех, кто питается тем, что уже было оформлено, пережито и отмерло. Бывают времена, когда осуществляются вечные идеи, пишется «Гамлет», «Ревизор», «Эдип» и т. д., и эти формы мы называем вечными, потому что они могут быть рассказаны всегда по-новому. Вы помните, сколько говорили о соборности, «оргиазме» и т. п. Это требовало осуществления, и вот Рейнгард ставит «Эдипа». Индивидуализм — вы помните? «Я» с большой буквы и мир как представление моего Я немедленно же отзвучал в постановке «Гамлета» Художественным театром. А теперь, когда омраченная невылазными сумерками наша жизнь, так еще недавно едва не осуществившая почти все свои надежды, потребовала во что бы то ни стало бога и красоты, нам показывают «Пер Гюнта» и «Турандот». Путь театра всегда немного впереди времени: переживание старого, а не рассказывание его по-новому; археологический музей нужен лишь для щекотания изысканных нервов…
Режиссер. Обыкновенный зритель, по-вашему, столь же талантлив, как Шекспир?
Автор. Не обыкновенный, а идеальный зритель. Разучивать и ставить пьесу нужно перед идеальным зрителем, который потом на спектакле превращается в невидимого. Идеальный зритель должен быть современен и бесконечно понятлив к формам идей. Он должен быть поэтом и сказочником… Он должен наполнить картонный лес жизнью… Ужаснуться негодности злодея, ликовать удаче героя… Должен смеяться во все горло или плакать. Он должен быть мудр и найти в пьесе ту черту, на которой она превращается в поэзию и в сказку, то есть в то, от чего в забвении кружится голова и остается одно чувство — восторг.
Режиссер. Но где вы найдете вашего идеального зрителя?
Автор. Он в каждом театре.
Режиссер. Кто?
Автор. Режиссер.
Режиссер. Прекрасно. Предположим, я идеальный зритель, — пьеса разыгрывается, предполагая зрителем меня, но на спектакле будет сидеть обыкновенный господин N, пришедший в театр так себе.
Автор. Сила разыгрываемой пьесы может быть настолько велика, что она тотчас создаст зрителя, равного вам… Но если ваши вкусы только ваши и ничьи, если вы отгорожены от жизни, если вы эстет, — пьеса не будет принята, стрела упадет, не попав в цель.
Режиссер. Прекрасно, но если толпа пошла и низка, — я также должен быть низок и пошл?
Автор. Душа толпы бездонна… На поверхности она жестока и пошла, а загляните глубже, там и гениальность и геройство… Все в том, какие чувства пробудить, — она отзовется на все, лишь бы это было ее кровное, а не ваше… Вы не нужны ей — разве для любопытства. Я видел пьесу, которая началась прекрасным первым актом и кончилась по-свински… И толпа, вначале растроганная и возбужденная, начала прямо хрюкать под конец. Недавно на «Турандот» один актер пустил препошленькую фразу в раек, и театр, слушавший с чувством тонкого восхищения, вдруг заржал по-лошадиному и долго еще не мог прийти в прежнее настроение…
Режиссер. В конце концов вы ровно ничего не сказали. Нужен талант, вот и все.
Автор. Да. Но нужно помнить, что талант не ваш, — как, например, вам принадлежит нос, — а дан вам взаймы. И отвержение того, кто дал вам талант, ведет к худшему из зол — к эстетизму.
Первого марта*
Это был тихий, беловатый, едва затуманенный день. Колыхались толпы народа на Тверской, и сквозь них быстрым шагом проходили войска, с красными флагами на штыках.
