Эдгар По. Сгоревшая жизнь. Биография

На вокзале он нашел свой саквояж, однако, к его неудовольствию, открытым и без лекций. Непонятно, что за вор мог заинтересоваться учеными изысканиями По касательно состояния американской поэзии.

Направлялся По в Ричмонд, однако прибыл он туда намного позднее, чем намечал. Приключение в Филадельфии стало для него кошмарным мучением, вызванным, как он говорил, «mania-a-potu», или тягой к спиртному. Это был первый знак того, что По отлично понимал природу своего состояния. Последовательность событий в Филадельфии не совсем ясна, не стоит доверять полностью позднейшим воспоминаниям Сартейна и Липпарда. В рассказах По всегда есть место для мифотворчества. Несомненно одно, По был в критическом состоянии. Липпард впоследствии вспоминал, что, когда По уезжал из Филадельфии, «в его голосе, лице и поведении было Нечто, говорившее о том, что его беспокойная и странная жизнь подходит к концу». Легко судить задним числом.

Как только По добрался до Ричмонда, он написал письмо Марии Клемм, объяснив ей, что «в последние недели ваш бедный Эдди насилу мог передохнуть от ужасных мучений». В конце письма он прибавил: «Моя одежда в ужасном состоянии, и я совершенно болен». Пятью днями позже он как будто оправился. Ему стало лучше, и он сообщил Марии Клемм: «Все еще может наладиться. Я приложу к этому всю свою энергию». По обладал редким умением собираться с силами и быстро восстанавливаться — хотя, может быть, столь резкой переменой настроения (и физического состояния) мы обязаны лишь его воображению, а не реальности. Поселившись в таверне «Лебедь», По стал наносить визиты друзьям и знакомым. Он возобновил общение со своей сестрой Розали, с которой довольно давно не виделся. И начал зарабатывать деньги, читая лекции. Вне всяких сомнений, он продолжал быть личностью известной. «Мистер По — уроженец нашего города, и он вырос среди нас… — писала одна из газет. — Теперь он вновь здесь, у него репутация известного писателя, и он имеет право на наше внимание». В августе По доложил Марии Клемм: «Меня еще никогда не принимали так восторженно».

Есть несколько описаний того, как По проводил время в Ричмонде, причем описаний противоположного свойства. Одному из современников По показался тогда «неизменно веселым и довольно часто в игривом настроении». Другой замечает, что рот его говорит «о твердости, но также и о раздражительности и презрении к окружающим». В целом, когда он был трезв, то казался любезным и даже сердечным, правда улыбался он редко и производил впечатление человека крайне сдержанного. «В интонациях его речи проскальзывала грусть». А временами он давал волю своей старой привычке. Однажды он так перепил, что друзьям пришлось за ним ухаживать. Один из ричмондцев сообщает, что в течение нескольких дней «его жизнь была в страшной опасности», и, по мнению врачей, еще один такой приступ мог оказаться смертельным. Кажется, По ответил: «Если бы люди не искушали меня, я бы не срывался». В тех обстоятельствах это был не самый обнадеживающий ответ. Наведывался он и в редакцию «Ричмонд экзэминер», где запасы горячительного вполне могли увести его с праведного пути. В Ричмонде любимым напитком в то время был мятный джулеп.

Однако, несмотря ни на что, По еще был достаточно крепким, чтобы возобновить ухаживания за Эльмирой Шелтон. Он несколько раз приезжал к ней, а летом распространился слух об их помолвке. Один современник записал позднее, что «дама была богатой и красивой вдовой, давней пассией По». Однако дорога истинной любви подчас бывает тернистой. Двое детей миссис Шелтон противились ее браку, да и ее покойный муж завещал ей состояние на условии, что она больше не выйдет замуж. Кстати, и намерения По не были абсолютно чисты. В письме Марии Клемм он предлагал ей покинуть Фордхем и переехать в Ричмонд. И еще писал, что хотел бы «жить недалеко от Энни… Ничего не говорите мне об Энни — я ничего не хочу слышать — разве что вы уведомите меня о смерти мистера Р.» С одной стороны наметившаяся помолвка с Эльмирой Шелтон, с другой — нежные чувства к другой женщине. Тремя неделями позднее По вроде бы стал склоняться к миссис Шелтон. «Я полагаю, она любит меня больше, чем кто-либо другой, — писал он Марии Клемм. — И я не могу не отвечать ей любовью. Но пока еще ничего неясно».

Через четыре дня, то есть 22 сентября, обозначилась четкая перспектива помолвки. В тот же день Эльмира Шелтон написала Марии Клемм: «Я совершенно готова полюбить вас и искренне надеюсь, что и вы испытываете ко мне подобные чувства». Она уверяла Марию Клемм в том, что По «трезв, воздержан, добродетелен и очень любим». Итак, По приложил определенные усилия, чтобы новая возлюбленная поверила ему. В тот же день, как известно, он присоединился к местному обществу трезвости.

Двумя днями позже его пригласили прочитать лекцию «Поэтический принцип», и миссис Шелтон заранее заняла место в первом ряду. Один из современников оставил ее описание: «Правильные черты, высокий лоб, холодное выражение лица… благоразумная, практичная женщина, полная противоположность поэтическому идеалу». Так оно и было. Позднее, в ответ на расспросы о ее якобы помолвке миссис Шелтон говорила, что «не была помолвлена с По, когда он был тут, хотя многие так думали, но я полагаю, что не вышла бы за него замуж ни при каких обстоятельствах». Как во всем, что касается По, эта история тоже запутанная и вряд ли когда-нибудь будет распутана.

Была еще одна задача, которую По предстояло выполнить. Фабрикант из Филадельфии, некий Джон Лауд, предложил писателю сто долларов за то, чтобы тот отредактировал томик стихотворений его жены. По этому поводу По написал Марии Клемм: «Конечно же, я принял его предложение». Итак, По планировал покинуть Ричмонд на некоторое время, чтобы выполнить выгодный и, без сомнения, довольно трудоемкий заказ. Он подсчитал, что вся работа займет у него три дня. А еще он хотел поехать в Нью-Йорк, чтобы подготовиться к изданию нового литературного журнала.

За два дня до отъезда из Ричмонда он навестил старых друзей, семейство Талли, которым он заявил, что уверен в себе и полон надежд. Мол, «несколько недель в обществе старых и новых друзей были самыми счастливыми за много лет», а еще он сказал, что хочет «оставить позади все неприятности и беды прошлой жизни». Сьюзан Талли описала эту радостную встречу. «Он последним из гостей покинул наш дом. Мы стояли на крыльце, а он, спустившись на несколько ступенек, вдруг остановился, обернулся и снова приподнял шляпу, в последний раз прощаясь с нами. В это время на небе, прямо над его головой, промелькнул яркий метеор и исчез на востоке».

Вечером следующего дня, перед самым отъездом, По посетил Эльмиру Шелтон. Позднее она писала Марии Клемм, что По «был очень печален и жаловался на здоровье. Я проверила пульс и обнаружила у него довольно сильный жар». Миссис Шелтон решила, что По слишком болен и не может ехать на другой день, однако, к ее досаде и удивлению, выяснилось, что он сел на пароход до Балтимора. Так началось роковое путешествие, закончившееся смертью, как и было сказано в первой главе нашей книги. Через шесть дней Эдгара Аллана По нашли в таверне в Балтиморе. Где он был и что делал до этого — никто не знает. Бродил ли в помрачении по улицам? Или же его привлекли к участию в выборной кампании в городе, пользовавшемся дурной славой из-за мошенничеств с голосами? Может быть, его мучила опухоль мозга? Или он попросту пил до бесчувствия? Очередная неразрешимая загадка, подобная тем, что мы так часто находили в его рассказах. По умер в больнице, в воскресный день, 7 октября 1849 года — печальный и предсказуемый конец несчастной и беспокойной жизни. Эдгару А. По было сорок лет.

Мария Клемм написала миссис Ричмонд: «Энни, мой Эдди умер. Это случилось вчера в Балтиморе. Энни! Помолитесь за меня, вашу одинокую подругу! У меня больше не осталось никаких чувств».

Наверное, она следовала воле По, когда отдала все бумаги Руфусу Грисвольду, однако решение это, несомненно, оказалось губительным для репутации покойного, окончательно ее испортив. Грисвольд написал воспоминания, где ругательства и оскорбления перемежались клеветой, и поставил их предисловием к третьей книге писателя. Тон этих воспоминаний был таким же, как и у некролога Грисвольда, опубликованного на другой день после похорон и утверждавшего, что эта смерть «удивит многих, но никого не огорчит… у него было мало или совсем не было друзей». Злоба автора казалась настолько очевидной, что кое-кто поднял голос против такого поношения памяти писателя, однако клеветнические утверждения в адрес Эдгара А. По оставались в моде до конца XIX столетия.

Шарль Бодлер однажды заметил, что «эта смерть была почти самоубийством, таким самоубийством, которое подготавливалось долгое время». В самом деле, По верил, что со дня рождения отмечен Роком. Ему,