Когда Марвич вышел, Пряхин долго еще сидел, тихонько насвистывая.
Не ошибся ли он, поручив очень непростое дело этому молодому лейтенанту? Странный парень. В его годы Пряхин был резче и, пожалуй, ярче. Да он бы на дыбы взвился от восторга, если бы ему предложили такое дело! Зубами бы в него вцепился. А этот какой-то тихий, застегнутый, азарта не чувствуется…
Вернувшись к себе в кабинет, Марвич поставил на стол потертый портфель Лукашина, открыл его и задумался. Вещи незримо отражают характер и привычки своих владельцев, надо только понять их молчаливый язык.
Судя по содержимому портфеля и по тому, как все уложено, Лукашин человек в высшей степени педантичный. Каждый предмет имел свое определенное место. В большом среднем отделении лежали книги, обернутые в прозрачную пленку, и там же в порыжелой от времени пластмассовой коробочке — два бутерброда, один с вареной колбасой, другой с сыром; в узком кармашке — заправленная черными чернилами авторучка с золотым пером; в боковом отделении — бумажник, начатый блокнот и перетянутая резинкой пухлая записная книжка, на первой странице которой каллиграфическим мелким почерком были выписаны фамилия, имя и отчество владельца, служебный и домашний телефоны, служебный телефон жены. Все предусмотрено на случай потери.
Надо было позвонить жене Лукашина, но Марвич медлил.
Тяжко быть вестником несчастья.
Он вздохнул с облегчением, когда звонкий девичий голос ответил, что Вера Александровна в больнице, у мужа.
Марвич позвонил в больницу и узнал, что Лукашин пока без сознания.
На сегодня как будто было сделано все. Поудобнее устроившись в кресле, Марвич прикрыл глаза, пытаясь разложить по полочкам известные факты. Полочек было много, а фактов очень мало. И никакой связи. Почти никакой…
В шесть вечера в дверь заглянул подполковник Пряхин.
— Что, лейтенант, есть что-нибудь новенькое?
— Нет, Николай Павлович, — вытянулся Марвич. — Ничего нового нет. Сижу… думаю.
— Полезное занятие, но на службе без необходимости задерживаться не следует. Дурная привычка, лейтенант, приучает к бесполезной трате времени.
3
Марвич не заметил, как троллейбус дотащился до Советской, — все пытался найти ускользающую зацепку. Как, зачем попал Лукашин в «полосу отчуждения»?
Не успел он вставить ключ в замок, как дверь напротив заскрипела и тоненький голосок пропел:
— Валерочка, а я тебе борщ сварила. Сейчас разогрею и принесу.
Марвич улыбнулся. Неплохо все же иметь младшую сестру.
Катерина не была его сестрой, но так уж получилось, что он заменил ей старшего брата. Родители ее всю жизнь выясняли отношения: то целовались, то били посуду, сегодня разъезжались и делили имущество, призывая соседей в свидетели, а назавтра покупали новый телевизор и три дня сидели перед ним в обнимку, как ангелочки, чтобы на четвертый, ругаясь, уже везти этот телевизор в комиссионный магазин. Заниматься дочерью им было некогда, времени еле хватало на себя, и серьезный соседский мальчик, на которого можно было положиться, пришелся как нельзя кстати. Валера водил маленькую Катерину в детский сад, забирал оттуда, в скандальные периоды Катюша неделями жила у Марвичей, и все школьные годы ее уроки были на Валериных плечах, он даже дважды под видом брата ходил на родительские собрания. Правда, последнее время на Катерину находили какие-то приступы раздражения, могла неожиданно вспылить, ответить грубостью, но он понимал, что десятый класс не шутка, забот хватает.
Узнав, что Марвичи-старшие уезжают на полгода на стройку, Катерина сама вызвалась «приглядеть за Валерочкой» и, надо сказать, выполняла свои обязанности хозяйки весьма пунктуально. Настолько, что Марвич, чтобы не вызывать ее справедливого гнева, даже перестал расшвыривать книги по всей квартире, чего мама не могла добиться за двадцать лет. И теперь, открыв дверь, он первым делом снял туфли и на цыпочках прошел в ванную… Только успел помыться, как появилась Катерина с кастрюлей.
Борщ пахнул восхитительно. Марвич сразу вспомнил, что весь день ничего не ел, Катерина уселась напротив, уставилась большущими зелеными глазами.
— Ну, как борщ?
— Уммм! — ответил Марвич, не в силах оторваться от тарелки.
Катерина встала, обошла стол и села рядом.
— Не жадничай. Будет еще жаркое и компот.
— Приветствую!
— А у нас начальника убили, — сказала она вдруг.
— То есть как? — кусок встал у Марвича поперек горла. — Директора школы?
— Да нет! Школа окончена, и вспоминать о ней не хочу, надоело! Фу, какой ты невнимательный: я вторую неделю лаборант на химфармзаводе, с чем ты, кстати, меня поздравлял.
— Ах, да, да. Извини… Все правильно. Ищем свое место в жизни.
— И нечего ехидничать. Да, ищем!.. Так вот, нашего начальника ЦЗЛ сегодня утром прикончили. Симпатичный был дядечка.
— Так уж сразу и прикончили, — сказал он, отодвинув пустую тарелку. — За последний месяц в городе убийств не было. Это я вам, Катрин, заявляю официально.
— А я говорю, убили! Ну, может, не совсем убили, но подстрелили точно. Нам директорская секретарша звонила.
— Ну, это другое дело, — согласился Марвич. — Такое происшествие зарегистрировано. Ничего, разберемся. Важно установить причину…
— Какая может быть причина! — затараторила возмущенно Катерина. — Такой приличный человек, обходительный, вежливый, никогда резкого слова не скажет.
— Иногда ящик имеет второе дно. За красивым фасадом могут скрываться развалины, за приличной внешностью — темное прошлое…
— Может, хотели ограбить, — предположила Катерина.
— Вроде бы нет. Вещи все при нем.
— А ты откуда знаешь? Тебе поручили это дело?
— Да нет, что ты! — не очень натурально отнекивался Марвич. — Просто ребята рассказали.
Очень хотелось похвастаться, просто невозможно было удержаться, и в то же время надо было поддержать марку Мэтра.
— Ну, дали мне это дело, — пробурчал он. — Ну и что? Хорошего мало. Сплошной туман.
— Урра! — Катерина вскочила, поцеловала его в лоб. — Наконец нам дали самостоятельное серьезное дело! — Она сделала грациозный реверанс, вспрыгнула на табуретку и поклонилась.
— Поздравляю вас, граждане! Дело ведет великий сыщик, следователь экстра-класса, гроза преступников — Валерий Марвич! Злодеи, трепещите. — И, спрыгнув на пол, она изобразила умирающего лебедя.
— Катерина, перестань паясничать! — возмутился Марвич. — И вообще, где жаркое?
Катерина уселась на табурет.
— Ладно, ладно, сейчас принесу… А где вы его нашли? Он очень тяжело ранен?
— Посторонним вмешиваться запрещено.
— А я не посторонняя. Все-таки как ты думаешь, за что его так?
— Нам фантазировать не положено, нам положено знать. Не исключено, что кто-то свел старые
