Пикетт. Потом увидел оружейный с забавным названием «Оружие рабочего человека». Представилась гора булыжников, таких, как на известной скульптуре забытого мной автора. «Булыжник — оружие пролетариата», кажется так. Естественно, не удержался, заехал.
Первое впечатление — магазин переполнен. Его хозяин, невысокий круглолицый мужичок лет под пятьдесят, почти терялся на фоне всего этого изобилия. Похоже, что сюда съехалось все оружие, что кому- то удалось найти в окрестностях. Еще я обратил внимание на то, что оружие стоило дешево, а вот патроны — дорого.
Поздоровались, хозяин оживился. Похоже, что покупатели его визитами не замучили пока.
— Что могу сделать для вас?
Поискав глазами в витрине, нашел точно такую же «беретту», как та, что лежит у меня в номере. Спросил:
— Запасные магазины к этому есть?
— Девять миллиметров или сороковой? — уточнил тот.
— Девять «Люгер».
— Есть. Сколько надо?
Я задумался, затем сказал:
— Еще пару, — после чего решил спросить: — Кстати, мне этот пистолет случайно достался. Ничего, что у него так много пластмассы в конструкции?
— Ничего страшного, на нее никаких нагрузок не приходится, — он достал «беретту» из прилавка, быстро разобрал: — Смотрите, ствол по стальной колодке движется, все нагрузки распределяются внутри затвора. Поэтому здесь, — его палец постучал по направляющим рамки, — никакого металла не надо. Хороший пистолет, никаких проблем с ним. И да, еще: он любые патроны принимает, даже самые плохие. Видите? — палец с толстым желтоватым ногтем щелкнул по казенной части ствола. — Нет рампы, ствол не качается, патрон подается по прямой. Так что перекос невозможен.
— Понял, спасибо, — обрадовался я. — А к такому есть скорозарядники? — я медленно и аккуратно, чтобы не напугать хозяина, вытащил из кобуры «таурус».
— Должны быть, сейчас посмотрю, — кивнул он, присаживаясь у шкафа и открывая дверцы. — Сколько надо?
— Тоже пару. И две коробки триста пятьдесят седьмого. И девятимиллиметровых… коробки четыре, наверное.
— Каких?
— Холлоупойнт, пожалуй, — сказал я, прикидывая цены.
16
Вечер закончил в баре, на этот раз в одиночку. Пусто, кстати, не было, что у стойки все места заняты, что кабинки. Было шумно, играла музыка из висящего на стене джукбокса, в который бросали пятицентовики новой чеканки. Пиво стоило двадцать центов, чизбургер — пятнадцать. Жить можно.
Люди много говорили, кажется даже подчеркнуто шумно, словно стараясь перекричать то, о чем не хочется думать. Я даже решил, что тихие теперь пьют дома, в одиночку, а повод для этого есть у всех, достаточно только посмотреть на статистику смертности. Глядя на людей вокруг, я даже ощущал какую-то неловкость: их жизнь обошлась с ними жестоко, а я здесь вроде как на халяву оказался, не пострадавший, не настрадавшийся и вообще посторонний, на чужих поминках клоун.
Пахнущий потом толстяк в «кенгурушке» с капюшоном слез со скрипнувшего под ним стула, бросив на стойку пару монет, молча махнул бармену и вышел. Какой-то высокий черный парень дернулся было занять освободившееся место, но я стоял ближе и успел первым.
Рядом со мной оказалась та самая женщина с короткой стрижкой, которая снимала у меня сегодня отпечатки пальцев и выдавала ай-ди. На этот раз она была в военной форме, точно такой же, какую носил Вок, и занималась тем, что двигала пальцем какие-то пиктограммы по экрану планшета без всякой клавиатуры. Я такого еще не видел, работающего. Хотя что-то подобное в комнате сына моего дубля лежало, но я внимания не обратил.
Увидев меня, она протянула руку, спросила:
— Уже здесь? Осваиваешься?
— Здесь не так много мест надо освоить, — пожал я ей руку в ответ. — Тем более, что здесь пока намерен пожить.
— Работать будешь на Пикетта?
— Да, он уверял, что лучше этого не может быть ничего на свете. — на это заявление она скептически хмыкнула. — Что-то закажешь?
— Пиво. «Корз», — не стала она ломаться.
— «Корз» и «Бадвайзер», — повернулся я к бармену.
Тот кивнул, затем выставил перед нами две бутылки.
— Пиво из запасов? — спросил я у собеседницы. — Кстати, так и не знаю имени.
Вместо нашивки с именем у нее на груди была лишь полоска липучки «велкро». Думаю, что это здорово не по уставу, но пусть на сей счет болит голова у ее командиров.
— Люси, — снова протянула она руку. — Люси Мерфи. А пиво из запасов, у Энджи двое парней с грузовиком весь Канзас обшаривают в поисках пойла. Но в Анклавах, говорят, уже начали делать его снова, так что от жажды не умрем.
— Это хорошо. Кстати, у меня такой вопрос: есть база поиска по выжившим?
— Тем, что в Анклаве — есть. Хочешь кого-то найти?
— Сестру, — чуть упростил я «для внешнего пользования» ситуацию. — Если у меня иммунитет, то мог быть и у нее, так? К тому же есть некие признаки того, что она выжила.
— Это какие?
— Пока была связь, мы разговаривали, — сочинял я на ходу. — У нее все было в порядке.
Я ожидал вопроса «она тоже в Америке?», но такого не последовало. Похоже, что информация о том, что я в эту страну приехал, до Люси не дошла. Может и хорошо, что так.
— Да? Тогда стоит поискать, — согласилась она. — Ты знаешь где я работаю, можешь зайти в любой день.
Можно и не зайти, а просто написать имя и фамилию на бумажке, но лучше бы мне при всем этом присутствовать. На случай, если все пойдет не так и придется быстро реагировать. Если, например, всплывет что-то такое, что с моим рассказом сильно расходится. Понятия не имею, что может всплыть, но если много врешь, что-то такое обязательно случается. Лучше бы не врать, да вот жизнь не дает.
— Кстати, а почему сейчас в форме, а днем нет? — спросил я ее.
— Днем я не должна была работать, зашла по другим делам, и тут Пикетт вместе с тобой. А так я сегодня в ночь дежурить заступаю.
— А это? — я показал пальцем на полоску велкро на груди.
— На работе. Я еще не привыкла, я на службе всего неделю, — усмехнулась она.
— А выглядишь как ветеран, — пошутил я, показав на ее прическу.
— Это… неважно, просто глупость, — вроде как смутилась она. — Скоро отрастет. Нет, никогда не служила. Впрочем, если смотришь на людей в форме, то можешь быть уверенным, что девять из десяти никогда раньше не служили.
— Почему?
— А если подумать самому, а не спрашивать? — не слишком вежливо ответила она. — В армии была такая же смертность как и у всех остальных. Ты где был, когда все это началось? Дома, насколько я поняла?
— Дома. И почти никуда не выходил, только до соседей.
— Тебя не пытались мобилизовать?
— Обо мне никто не знал. А то бы попытались, наверное.
