Однако оторваться от чтения было невозможно. Последнее, что прочитала Надя перед сном, было воспроизведение спора возвращающегося политэмигранта и предпринимателя «из простых». Барышню спорящие всерьез не принимали, высказывались откровенно.
Политэмигрант заявил, что настал момент пинками разбудить эту свинскую дурищу Расею (так и сказал!), заставить ее любыми способами– разъяснениями, насилием, террором – идти в ногу со временем.
– Какие такие ноги у времени? – хохотал «деловой». – Смотрите, зубы об Россию обломаете!
– Скорее ей хребет переломим, – не унимался политический.
– Ой, гляди, наворочаете делов, а помирать придется, как ответ держать будете? Иль думаете смерть декретом каким отменить?
– Зачем же? Мы ее в сотрудники возьмем!
Нечаянная свидетельница этих дебатов заключает: «Я горячо молюсь о том, чтобы у них ничего из их планов не вышло. Я даже думаю, не лучше ли будет, если нас атакуют немцы и мы все погибнем вместе с этими, которые столько зла собираются сделать?»
– Пора спать! – приказала себе Надя, когда дневник выпал из ее рук. Она не стала его поднимать, повернулась к стене, укуталась одеялом. О, сон – блаженство!
Третий день
Она спала долго и сладко. Так крепко, как всегда спала на даче. Детским беспробудным сном.
Снилось ей, что стоит она у окна высокого-высокого дома на последнем этаже. Внизу до самого горизонта течет тяжелая медленная река, впадая затем в море. Воды ее, тусклые, свинцовые, вдруг вздымаются до самого неба, с гулом и воем катятся на дом, в котором – за стеклом – Надя.
«Сейчас конец», – думается ей. Она зовет мужа, детей, чтоб показать им опасность, чтоб быть вместе. Она совсем не боится, потому что ни на что не надеется. И вот они вместе чувствуют страшной силы удар. Стекла остаются целыми, но дом начинает ходить ходуном. Надя спокойно обдумывает, что лучше – попытаться покинуть дом, который вот-вот может обрушиться, или переждать, никуда не убегая.
На этом вопросе и проснулась.
Ого! Одиннадцатый час уже! И дождь перестал. И на небе голубые просветы. Вставать скорее – и за дела!
Она вскочила и смутно как-то удивилась.
Тетрадь, которую она выронила перед сном, лежала теперь на столе у окна. Как это могло получиться? Она точно не вставала ночью!
Она никогда не страдала лунатизмом, не производила во сне никаких безотчетных действий. Если ночью случалось пойти в туалет, прекрасно потом об этом помнила.
Что с ней происходит? Что творится с ней в последнее время?
Можно тысячи раз повторять заклинание про отсутствие на свете чудес, но не могла она ночью поднять с пола тетрадь и положить ее на стол.
Не делала она этого – и все тут.
Но какой-то трезвый голос внутри неприязненно утверждал: «Встала. Подняла с пола. Положила на стол. Легла. Уснула, как всегда здесь, – крепко. Свежий воздух».
И Надя покорилась. Может, из печки просачивается в комнату какой-нибудь там угарный газ, легкий какой-то галлюциноген, отшибающий память?
Может, она не вовремя трубу закрывает?
В Москве тоже вещи оказываются не там, где их ищешь, но не удивляешься же этому, думаешь, кто-то переложил, кто-то, не подумав, засунул. А тут – одна, вот и мерещится всякое.
Значит, так вчера зачиталась, что ночью, не просыпаясь, все-таки встала и проделала то, что приказало ей подсознание. И точка!
Вскоре, по-быстрому умывшись и позавтракав, Надя вышла из дома, направляясь к Никите. Нежный, чудный, свежий день. Тишина. Дома пустые.
Странно. Раньше в некоторых домах их дачного поселка круглый год жили старики, не желавшие дышать городской гарью.
Что же сейчас так безжизненно вокруг? Или ей просто кажется? Кто-то все-таки есть, только ей не видно, в каком доме жизнь продолжается, а какой впал в зимнюю спячку.
Она, не стесняясь, запела в полный голос. Если есть кто, пусть выходит. Если никого – тем более что скромничать?
Быстро дотопала до Никитиного участка. Калитка была заперта.
Надя долго безуспешно звонила у ворот, кричала, звала Никиту.
Полная тишина. Главное, даже собачий лай не раздавался.
И тут она вспомнила! Ну как же можно было забыть! Ведь Никита предупредил ее, что именно в этот день уедет в город с ночевкой и пса с собой возьмет, прививку ему надо сделать. Нет, она действительно стала забывать все. Он же ей долго толковал про свои дела и объяснял, зачем именно ему нужно отъехать. А она, естественно, отключилась, когда о неинтересном для нее шла речь.
– Ну, ладно, зато прошлась, – утешила себя Надя.
Она достала из кармана куртки блокнот с ручкой, которые всегда брала с собой и сейчас, к счастью, не забыла, и накатала Никите записку про свою забывчивость, про незаряженный телефон, про свое намерение уехать завтра, но если до тех пор он вернется, пусть зайдет, он очень нужен ей.
Бросила записку в почтовый ящик. А вдруг он не заметит ее послание? Не заглянет внутрь? А она будет напрасно ждать и ничего не понимать.
Пришлось написать еще два послания. Первое гласило: «Никита! Обязательно зайди ко мне, ты мне очень нужен!!! Надя».
Этот крик души она прикрепила к гвоздю, торчавшему из штакетины непосредственно над замком. Второй блокнотный листочек объявлял: «Никита! Достань из почтового ящика мое письмо! Это очень важно! Надя».
Данную информацию она разместила над почтовым ящиком. Оставалось только надеяться на то, что записки не унесет ураганный ветер и не смоет тропический ливень – обычные дождь с ветром были им не страшны благодаря козырьку над воротами.
Возвращалась она молча. Медленно, размеренно шла мимо знакомых с детства домиков, которые почти не заметила, когда с такой скоростью и беспардонным пением неслась к Никитиному двору.
Сыта была одинокими раздумьями по горло. Ее пребывание на даче превращается в какое-то сплошное непрерывное нагнетание тревожности.
Все эти дикие несуразицы: белый лист на стене, пропажа подзаряжалки (ведь помнится, что брала), тетрадь эта сегодня на столе – это ведь все мнится от одиночества. Напрасно она загоняла проблему все глубже и глубже, вместо того чтобы кардинально ее решить.
Она ясно поняла, что следовало предпринять, уже после получения того гнусного «подарочка». Существует масса сыскных агентств. Надо было обратиться к профессионалам. Вполне вероятно, что и до вторжения дело бы не дошло тогда. Это первое.
И второе – надо завести собаку. Мальчишки давно умоляют. Ей просто не хотелось хлопот.
Пусть будет у них еще один член семьи и надежный защитник к тому же. Вот уж никто бы не сунулся! И сейчас, будь с ней собака, было бы у нее надежное чувство личной безопасности вместо этой внутренней дрожи и неуверенности. Так она и сделает, когда вернется. Ребята прилетят, а дома нежданная радость. Вот им будет счастье!
Домой захотелось нестерпимо. Она так и решила: «Завтра – домой!» Сегодня бегло просмотрит дневники, не вчитываясь, выделит основную сюжетную линию судьбы Александры Александровны. Таким образом, дачное ее уединение не будет считаться зряшным: она в результате надеется иметь цельное представление о содержании дневников. Правда, она уже и сейчас не сомневается, что записки ей попались ценнейшие, из тех, что называют «документами эпохи».
Вернувшись, она немедленно взялась исполнять намеченное.
Открытие
Ей удалось сделать все, что
