остановка — Голливуд.
— А может, ровно в девять её большие тыквы должны превратиться в сушеные груши?
Они громко засмеялись.
Максим тоже встал и пошел к дверям, услышав вслед:
— Похоже, это заразное…
Таня шла быстро, не оборачиваясь, и ему пришлось прибавить шаг, чтобы догнать её у перекрестка.
— Давно мечтаю побывать в Твери, — сказал он, преграждая ей дорогу. — Это красивый город?
Крепко прижав к себе сумочку, она отпрянула, но, узнав его, попыталась обойти.
— Оставьте меня в покое! Я тороплюсь! Я все равно не собираюсь возвращаться, не теряйте зря время!..
Он пошел рядом с ней.
— Я тоже не хочу возвращаться. Давай просто погуляем. Вдвоем.
Она шагала, высоко подняв голову, глядя прямо перед собой.
— Сегодня отличная погода. У тебя красивый профиль. Нам обязательно идти так быстро?
Она немного сбавила шаг. Потом достала сигарету и закурила.
— Интересно, вам самим не надоело всё это?
— Что именно? — поинтересовался он.
— Ну, всё. Как вы живете. Вы почему-то уверены, что вы особенные, чем-то лучше остальных людей… А ведь на самом деле вы все просто наглые папенькины сыночки. Сами по себе вы ничего не стоите. Без родительских денег и машин, без тепленьких местечек. Вы даже на хлеб себе не сможете заработать, если вас оставят без вечной опеки.
Её лицо горело негодованием, и Максиму это почему-то ужасно нравилось.
— Может быть, найдем какое-нибудь спокойное место и обсудим этот непростой вопрос?
Она остановилась посреди улицы.
— Спасибо, я отлично знаю, чем заканчивается ваше «спокойное место»! Мне рассказывали, что было две недели назад.
— А мне не рассказывали. Я только вчера только прилетел из Мексики.
Взглянув на него как внезапно разбуженный человек, она пожала плечами.
— И что? Твои друзья тебе ещё не успели похвастаться? Как они танцовщиц из «Килиманджаро» завезли на дачу и издевались над ними два дня? Одной волосы обрили наголо… И так далее. А потом выкинули на трассе в пять часов утра. И им за это ничего не будет, потому что девчонки, конечно, в милицию не пошли…
Волосы у нее были нежного золотистого цвета, а тонкий пушок на щеках служил доказательством естественной природы этого золота.
— Хочешь, я прочту тебе стихи? — предложил Максим.
Она остановилась посреди тротуара.
— Ты как отзвук забытого гимна в моей темной и дикой судьбе… О, Кармен! Мне печально и дивно, что приснился мне сон о тебе.
Прохожие оборачивались на них, некоторые улыбались.
— А ты, оказывается, тот ещё псих! — воскликнула она, тоже не сдержав улыбки. — Ладно, пойдем уж лучше в кафе, а то нас в обезьянник заберут. Только я сама за себя заплачу, ясно? И не воображай, что ты меня покорил. Мне вообще нравятся взрослые мужчины, а двадцатилетних мальчиков я не люблю, у них мозгов нет.
Максим посмотрел в её синие глаза и решил, что не слишком удачно выбрал стихотворение.
Глава 5. МАРЬЯНА
Решение отца о реструктуризации холдинга поразило Марьяну как своей неожиданностью, так и ничем не оправданной несвоевременностью. Она привыкла безоговорочно доверять отцовской интуиции во всем, что касалось бизнеса, но в этот раз впервые его авторитет готов был пошатнуться.
Высказать свои опасения вслух она не могла, зная, что отец никогда не признаёт своей неправоты и в ответ на критику только измучит её гневным молчанием и недовольством. Вдобавок её удерживала гордость — она привыкла к тому, что последние несколько лет любое важное решение отец в первую очередь обсуждал с ней, и теперь её самолюбие было болезненно задето.
Поэтому воображаемые диалоги с отцом, которые она постоянно вела, приобретали всё более напряженный тон. «Эта ошибка может обойтись нам очень дорого, — повторяла она, поливая цветы в оранжерее, которой уже много лет занималась сама. — Я чувствую — всё пойдет совсем не так, как ты задумал, и кончится провалом. Прошу тебя, откажись от этой затеи. Оставим всё как есть, и просто будем работать ещё больше. В конце концов, у меня тоже есть право голоса в компании, и я категорически против этого раздела, который ты затеял так внезапно, никого не информировав».
Октябрь выдался ясный и теплый, и деревья в парке стояли совсем зелеными, только клены нарядились в алые и желтые листья. На выходные отец пригласил Сирожей, Сергея Сергеевича с младшим сыном, и, в довершение ко всем тревогам, Марьяна снова ощущала неловкость своего положения несватанной невесты.
Антон Сирож, рыхлый полнеющий блондин, был на четыре года моложе её, но уже успел развестись с первой женой (как объясняли — из-за того, что та не могла иметь детей). Считалось, что он ухаживает за Марьяной, хотя они встречались только на каких-то общественных мероприятиях или семейных праздниках, где едва говорили друг с другом. И в этот раз всё шло по обычному сценарию. После ужина отец и Сергей Сергеевич поднялись в кабинет, а Антон уселся к камину, закурил сигару и погрузился в чтение журнала «Катера и яхты». Марьяна, любившая вставать и ложиться рано, ушла спать. К завтраку младший Сирож не вышел, появившись в гостиной только в одиннадцать, и сразу отправился с Максимом в гараж осматривать лодку и снегоход. Марьяне же пришлось показывать оранжерею неотвязчивому Сергею Сергеевичу, который к месту и не к месту сыпал простонародными пословицами.
Когда к полудню приехал Георгий, раздражающе изысканный в своем светлом льняном костюме, в серых замшевых туфлях, Марьяна поймала себя на том, что и рада, и не рада его появлению.
Ей совсем не хотелось разбираться в природе того почти неприязненного беспокойства, которое с недавних пор вызывал в ней Георгий. Она предпочитала принять первое лежащее на поверхности объяснение этому чувству: муж покойной сестры вдруг занял главное место среди доверенных лиц отца, оттеснив её, Марьяну, от трона. Она предполагала, что здесь зреет какая-то интрига, направленная против неё, и не могла скрыть обиды. Но за чашкой травяного чая на освещенной солнцем веранде, оглядывая украдкой Георгия — костюм, шелковый галстук, туфли, плотно и мягко облегающие ногу, — она вдруг осознала, что мучается ревностью к той тайной посторонней силе, из-за которой он уже несколько недель излучал молодое, сияющее самодовольство.
Она уже знала, что в Испании Георгий принимал «своих» гостей — компанию представителей чиновничества и бизнеса, объединенных общим пороком, о котором не принято было распространяться вслух. Она знала также, что многие из этих людей женаты, имеют детей и вполне ловко маскируют свои
