огромный риск, и не могу обещать, что на сто процентов уверен в успехе. Но я давно не берегу свою жизнь… Я должен хотя бы попытаться спасти близкого нам обоим человека.
Весь день сердце Георгия давало знать о себе аритмией и короткой ноющей болью. Теперь боль внезапно усилилась и сковала всю левую часть тела.
— А во-вторых, — продолжал Коваль, — у нас просто нет другого варианта. С ним могут сделать что угодно, в любую минуту, и это будет на вашей совести. Я предупреждал вас, что не следует так легкомысленно относиться к возможностям своих врагов.
Боль мешала сосредоточиться, но Георгий изо всех сил старался понять, какой подвох кроется за предложением его странного собеседника. Он спросил:
— Кстати, откуда вы узнали? Просто интересно, как добывают информацию такого рода? Ведь был посвящен только узкий круг людей.
— Информация такого рода распространяется быстрее, чем вы можете предположить, — ответил тот уклончиво.
В этот момент в кармане Георгия зазвонил телефон.
Простуженный голос звучал на этот раз почти дружелюбно:
— Ну что, кудряш, собрал бабло?
Георгий успел подумать, что это всё напоминает шахматный этюд или нотную партитуру — похитители, не звонившие весь день, давали о себе знать именно сейчас, в присутствии Коваля.
Он вышел с трубкой в торговый зал антикварной лавки, где в полумраке матово блестел в витринах фарфор и плешивый Вольтер пьяно щурился из-за шкафа.
— Дай мне с ним поговорить, — потребовал он, следуя инструкциям Панибрата. — Получишь деньги, только если с ним будет всё в порядке. Мне, конечно, не собрать всю сумму, но триста тысяч есть уже сейчас.
— Ты лучше меня не заводи, клоун пидорский! — захрипел уголовник с прежней злобой. — А то я найду твоей балерине применение! Слыхал, сколько в Эмиратах дают за печень от живого донора? У меня и покупатель есть!
— Я сказал, я делаю всё от меня зависящее, — ответил Георгий, стараясь сохранять хотя бы видимость спокойствия. — Это не просто, требуется время! Соглашайся на триста сразу. И пусть он скажет, что с ним всё нормально… Иначе мне не интересна эта сделка!
— Во, харя буржуйская! Ну, щас я тебя заинтересую.
Бандит прокашлялся в трубку, связь прервалась на несколько секунд, а затем Георгий услышал Игоря. Тот сказал всего несколько слов, медленно и невнятно, словно рот его был заполнен ватой. Затем он снова взвыл как больное животное. Это было настолько тягостно, что Георгий почувствовал едкие как щелочь слезы на глазах — первые слезы за несколько последних лет, исторгнутые не смехом или физической болью, но душевным страданием.
— Короче, всё осознал, говножуй? — захрипел в трубке ненавистный голос. — Жду до завтра, до утра. Давай четыреста, но ни копейкой меньше. А то вскрою твоего Игорька, как консервную банку. Мы здесь работаем без наркоза, ты понял меня?
Георгий сжал кулак, ударил по бронзовой скуле Вольтера, расшиб руку и на время отвлекся на эту боль. Коваль стоял в неосвещенном коридорчике и, видимо, слышал весь разговор.
— Вы не будете против, если я сделаю себе инъекцию? — проговорил он. — У меня поднимается сахар. Вы не поможете мне?
«Я не буду против, если ты сейчас воткнешь вилку себе в горло», — подумал Георгий, но подошел и расстегнул запонку на его манжете, помог закатать рукав.
Расставив на стекле витрины несколько пузырьков с лекарствами, Коваль выбрал нужный, распечатал одноразовый шприц.
— У вас диабет? — спросил Георгий из необязательной и ненужной сейчас вежливости.
Тот посмотрел с равнодушным удивлением.
— Неужели вы не знаете? У меня ВИЧ. Значит, Игорь вам не сказал… Он всё-таки прелестный мальчик. Добрый, искренний, порядочный в отношениях. Это редкость в наше время, как белый единорог. Мы не должны его потерять.
— Мы? — переспросил Георгий.
— Что вы решили? — перебил Коваль, отирая обильный пот со лба и подбородка аккуратно сложенным платком. — Даете мне карт-бланш?
— Я позвоню вам, — ответил Георгий. — Завтра утром.
— Нет, никаких звонков, — Коваль убрал лекарства в бумажный пакет. — Пусть утром ваш доверенный человек — кому вы по-настоящему доверяете, — привезет деньги сюда. И оставит у Якова Михайловича. Я начну действовать прямо сейчас.
Яков, владелец антикварной лавки, уже спускался к ним по лестнице.
Георгий коротко попрощался с ними, вышел на свежий воздух. Сел в машину, ожидавшую его на набережной.
Голос Игоря ещё звучал у него в ушах. Он ни на минуту не доверял Ковалю, но тот предлагал пока единственный потенциально реализуемый план. В баланс нужно было засчитать и то, что он, как и Георгий, был заинтересован в деле лично.
Звонок Владимира Львовича стал ещё одной, последней неожиданностью этого дня. Уже много лет политик общался с внешним миром через многоструктурный кордон помощников и заместителей, но в этот раз звонил сам.
— Как самочувствие? — спросил он с оттенком любопытства в голосе. — Не разбудил?
— Нет, — ответил Георгий. — Как ты? Уже знаешь про наш локальный конфликт?
— Знают в Казани, что люди сказали… Когда ты в Женеву?
— Теперь как получится, — проговорил Георгий, пытаясь понять, сообщили ли ему уже о похищении. — Появились кое-какие неотложные дела…
— Жаль, — проговорил тот после паузы. — Не успеешь к открытию лыжного сезона.
Георгий возразил:
— Задержусь всего на несколько дней.
— Мне всегда это нравилось в тебе: стараешься сохранить лицо, — проговорил Володя задумчиво. — Но есть и другие части тела.
Георгий подумал, что если люди из секретных служб прослушивают разговоры политика, для них не составит особого труда разобрать эту шифровку из центра. Алекс Юстасу: «Смазывай лыжи и уноси задницу».
Он попросил водителя Лёшу остановиться где-нибудь на набережной у магазина и купить ему сигарет. Сам он тоже вышел из машины, глядя на чёрную, высоко поднявшуюся реку, связанную позвонками мостов и цепями нервов — фонарей.
Он вспомнил почему-то притчу Казимира про незадачливого китайского путешественника, и подумал с каким-то давно уже забытым лихим отчаянием: «И плевать.
Эта мысль немного развеселила, но тут же он вспомнил голос Игоря и направился к машине, посасывая разбитые костяшки пальцев.
Глава 9. ЭЛИКСИРЫ САТАНЫ
