Создатель Призраков

Ар­тиллерия там или нет, я хочу видеть всех сытыми…

Гвардейцы направились к спуску в подвал, оставив Дордена одного.

Наконец появился Корбек, с ног до головы по­крытый кровью и копотью. Он бросил пустой огнемет Бростина на одну койку, а на другую — лазган Тремарда.

— Время истекает, док, — сказал он. — Мы сдержа­ли их… Да, фес возьми, мы их сдержали! Но теперь они раздавят нас. Я заметил движение вдалеке на тор­фяниках. Они разворачивают тяжелые орудия. У нас осталось не больше часа перед тем, как они смешают нас с землей.

— Колм… я благодарю тебя и твоих людей за все, что вы сделали сегодня. Надеюсь, все это было не на­прасно.

— Ничто не напрасно, док.

— Что нам делать теперь? Засесть в подвале?

— Это не спасет от снарядов, — пожал плечами Кор­бек. — Не знаю, как вы, док, но я собираюсь занять­ся единственным делом, которое остается в таких си­туациях.

— А именно?

— Буду молиться Императору. Маколл говорил, что в глубине дома есть старая часовня. Это все, что нам теперь осталось.

Вдвоем Корбек и Дорден пробрались через груды мусора, обломков и разбитой мебели вглубь дома, где скрывалась маленькая комнатка. У нее уже не было крыши, и над головами гвардейцев мерцали звезды.

Корбек принес фонарь. Он пошарил лучом света по стенам, пока не наткнулся на осыпающуюся роспись на резной ширме, о которой говорил Маколл. Фреска изображала Святого Императора и три маленькие фи­гурки — мужчина, женщина и ребенок, — воздающие хвалу Богу-Императору Человечества.

— Здесь что-то написано, — произнес Дорден, сти­рая грязь зажатой в кулаке манжетой рукава. — Тут свинья! Что это должно означать?

Корбек поднял фонарь и прочитал текст.

— Вот вам и ирония, док. Это был трофейный мир. Новая Танит. Хозяином этого поместья был Фаренс Клокер, бывший имперский гвардеец из полка Каба­ньих Черепов. Они покорили этот мир одну тысячу и девятнадцать лет назад, во время первого наступления на миры Саббаты. Им было пожаловано право поселения. Клокер был капралом Гвардии, и он был рад этой возможности. Здесь он и поселился, обзавелся семьей и выращивал свиней в честь прежнего талисмана свое­го полка. Эта традиция передавалась в его роду. — Кор­бек замолчал, в его глазах мелькнула грусть. — Фес! Добраться сюда, победить, заслужить трофейный мир… И вот чем все заканчивается?

— Не всегда. Сколько еще в Империуме трофей­ных миров, где ушедшие в отставку солдаты Гвардии мирно доживают свои дни?

— Не знаю. Но то, что здесь, — это неприглядная реальность. Сражаться всю жизнь, получить такую же­ланную награду — и все ради этого?

Корбек и Дорден вдвоем сели на грязный пол ча­совни.

— Вы спрашивали меня, почему я решил остаться с вами, док. Теперь я расскажу вам, раз уж мы оба считай мертвы и нам больше нечего терять, — произ­нес полковник и махнул рукой в сторону алтарной перегородки.

— Итак?

— Двадцать лет вы были врачом в графстве Прайз.

— Двадцать семь. И еще в Белдейне.

Корбек кивнул:

— Я вырос в Прайе, в семье столяров. Я родился вне брака, поэтому получил фамилию отца только то­гда, когда узнал ее. А моя мать… рожать меня было тяжело.

Дорден напрягся, будто зная, что он услышит даль­ше.

— Она бы умерла при родах, если бы не молодой врач, который примчался к ней среди ночи и помог. Ланда Мерок. Помните ее?

— Она бы умерла, если бы я не…

— Спасибо вам, доктор Дорден.

Пораженный военврач уставился на Корбека:

— Я принимал роды у твоей матери? Фес! Фесов фес! Неужели я такой старый?

Они смеялись до икоты. До тех пор, пока не раз­дались раскаты артиллерийских залпов, расколовшие ночную тишину.

Войска Имперской Гвардии мощным обстрелом за­ставили противника отступить, и Гаунт ехал в первом полугусеничном броневике, ворвавшемся на торфяные болота в зыбком утреннем свете. Они застали врага практически врасплох, обрушившись на пехоту и ар­тиллерию Хаоса как раз в тот момент, когда враг вы­водил тяжелые орудия на позиции.

Ферма и ее разбитый защитный периметр были ед­ва узнаваемы. Грязь, горелые бронелисты и изувечен­ные тела грудами лежали среди руин. Комиссар при­казал остановиться, и машина с трудом притормозила, буксуя на болотистой почве.

У ворот на часах стоял рядовой Лесп. Он козырнул проходящему комиссару. Дорден и Корбек ожидали его в захламленном дворе.

— Медицинский транспорт уже на подходе, — ска­зал Гаунт. — Мы вытащим вольпонских раненых от­сюда.

— И наших тоже? — немедленно спросил Дорден, вспомнив о Тремарде и изрезанном лице Маколла.

— Всех раненых. Я гляжу, у вас тут была потеха?

— Ничего примечательного, сэр, — отмахнулся Корбек.

Гаунт кивнул и двинулся в сторону разрушенной усадьбы.

Корбек повернулся к Дордену и показал ему зуб, который он все это время держал в руке.

— Я этого не забуду, — сказал полковник. — Воз­можно, здесь, на Накедоне, у этого гвардейца ничего не вышло. Но, клянусь этим зубом, я уверен: Призракам повезет больше. Трофейный мир, светлее и пре­ краснее, чем вы можете представить.

В руке Дордена лежал зуб. С надписью «Импера­тор».

— Я верю в вас, полковник. Пусть все это сбудется, позаботьтесь об этом. Приказ доктора.

Замах, выпад, укол, отход… замах, выпад, укол, от­ход…

На краю танитского лагеря на Монтаксе в тени са­говников рядовой Каффран отрабатывал приемы шты­кового боя. Он разделся по пояс, и его широкие, моло­децки сильные плечи уже блестели от пота. Он пере­хватывал свой лазган в такт собственному голосу, выставлял оружие прямо перед собой, резко подавался вперед и вонзал штык в ствол одного из деревьев, опять и опять. После каждого удара он с усилием вырывал штык и повторял заново. Ловкие удары уже покрыли ствол глубокими порезами, источающими оранжевый сок.

— Мастерство впечатляет, — заметил из-за его спи­ны Гаунт.

Каффран резко развернулся, осознав, что за ним наблюдали. Смахнув со лба пот, он собрался уже взять под козырек.

— Вольно, — опередил его Гаунт. — Я просто обхо­дил периметр. Все в порядке? У тебя, у сослуживцев?

Каффран не мог найти подходящих слов. Так всег­да происходило, когда Гаунт обращался лично к нему. Он до сих пор не знал, как ему относиться к челове­ку, который спас их всех и одновременно превратил в Призраков без родины.

— Мы все ждем команды, — наконец выдавил он из себя. — Рвемся в бой. Это ожидание…

— Нет ничего хуже, я знаю,— согласился Гаунт, при­саживаясь на ближайшее бревно. — Пока не начнется мясорубка и ты не осознаешь вдруг, что хуже все-таки бывает.

Каффран заметил отблеск веселья в глазах Гаунта и сам не сдержал улыбку.

Комиссар порадовался этому. Он знал о том напря­жении, которое всегда испытывал Каффран в его при­сутствии. Хороший солдат, еще молодой… и уже так близок к когорте недовольных, возглавляемой