Цивилизация классического Китая

Каждый мужчина, достигший совершеннолетия, а этот возраст на протяжении веков несколько раз менялся, колеблясь в зависимости от потребности в рабочей силе от 15 до 21 года, получал зависимый земельный участок размером в 40 му. На протяжении лет в зависимости от системы наследования к пахотной земле добавляли либо полный, либо половинчатый (20 му) наследственный земельный участок, который на момент реформы предоставляли всем совершеннолетним. Женщины также получали свою часть, участок, который был немного меньше, чем половина участка мужчины. Вычисления, пусть и допускающие некоторые вариации, позволяют определить, что в конце V в. типичная семья, состоящая из отца, матери, четверых детей, четырех рабов-мужчин, четырех рабов-женщин и владеющая 20 быками, получала примерно 465 му земли, что примерно составляло 25 га. Однако в 564 г. династия Северная Ци изменила норму, взяв за основу семью из троих совершеннолетних, двоих детей, владеющую одним быком: они получали 15 га. Передают ли изменения в оценке размеров средней семьи общее обнищание или, напротив, появление свободного доступа к земле многочисленных людей, когда-то обращенных в рабство? На современном уровне знаний нам не хватает точных демографических исследований, которые позволили бы установить, каков был типичный состав средней китайской семьи в этот период.

Более того, претворение в жизнь этого закона менялось в зависимости от плотности населения: имелись отличия между «просторными областями» и «тесными областями», т. е. соответственно малои густозаселенными регионами. Суть метода заключалась в том, чтобы разделить ресурсы, т. е. пахотную поверхность, на количество людей. Затем этот простой раздел земли корректировался, так как принималось во внимание и качество земли: средний размер участка мог быть и вдвое и втрое больше, чем объявленная норма площади. Налог также варьировался в зависимости от цены и качества урожая. Династия Тан, в свою очередь, дополнила этот закон указом о необходимости «устраивать переделы земли», перераспределяя их через более или менее короткие промежутки времени, например через три, пять или двенадцать лет.

Впрочем, эта сложная организация ведения хозяйства, в которой тесно переплетались аграрная и налоговая системы, была введена не без значительных трудностей: чтобы их себе представить, нужно только мысленно перенестись к современным нам вопросам укрупнения земельного хозяйства. Каждый пытается оказаться хитрее своего соседа. Таким образом, мы видим людей в полном расцвете сил и возраста, которые при помощи «горшочка с вином» записываются в категорию детей или стариков: уменьшение земельного надела, которое за этим следует, компенсируется снижением налогов и повинностей. Эти мошеннические приемы в экономическом трактате, входящем в состав «Суйшу», стали объектом скандальных рассказов, предлагавших варианты решения этой проблемы: «Гао Цзюн [советник императора Вэнь-ди] (555?— 607) еще также полагал, что хотя есть установленные нормы для уплаты людьми урочных налогов, но ежегодно при сборе постоянных налогов [бывает] много приписок дополнительных [взносов] или же исключений из списков и старшие чиновники самовольно и по собственному пристрастию делают изъятия из расчетных описей. [Поэтому норма налогов] вновь стала неопределенной, и для определения и подсчета [налогов] трудно пользоваться реестрами. Вот почему [следует] ввести [новые] установленные образцы внесения налогов [согласно] спискам населения. [Он] просил, чтобы повсеместно, во все округа, было дано [указание] сяньлинам ежегодно пятого числа первого месяца [направлять] инспекторов, которые [должны] в соответствии с тем, как это удобно, из каждых пяти или трех лежащих рядом дан составлять один туань и согласно [имеющимся] образцам устанавливать [деление] дворов на высшие и низшие [категории]. Император последовал этому [предложению], и с тех пор повсеместно прекратилось мошенничество».[70]

Этот важный вклад в оздоровление государственных финансов тем не менее не защитил самого Гао Цзюна, который был казнен в 607 г. за то, что он осмелился критиковать правительство Ян-ди, второго и последнего императора династии Суй.

Такой налоговый порядок был действительно эффективным только благодаря существованию широкой сети доносчиков: «Также обнародовали новый указ, [устанавливавший такой] порядок: [каждые] пять семей, [живущие в пределах владений государя], [должны] составлять бао. Во [главе] бао [должен стоять] староста. [Каждые] пять бао — составлять люй, [каждые] четыре люй — составлять цзу. В каждом из них [должны] быть начальники. [Было установлено], что начальнику люй за пределами владений государя [по положению] приравнивался начальник ли, начальнику цзу приравнивался староста дан, чтобы [можно было] сопоставлять их друг с другом».[71]

Таким образом, цели введения этого закона были очень суровыми, а по сути он провозглашал принцип твердого эгалитаризма. Главы семей должны были вносить земельный налог, доходивший до 60 мер, около трех ши,[72] зерна с одного хозяйства. Таким же образом собирались налоги, вносимые тонким и грубым шелком, а также полотнами пеньковой ткани. Холостяки, как и слуги, платили только половинный налог. Это было справедливо, так как им предоставлялось очень мало земли. Те из них, кто по какому-нибудь основанию вообще не получал земли, освобождались от всех налогов. Еще один отрывок из этого текста показывает, какие льготы в обход закона все же были возможны на практике: «Обладатели чиновных рангов и [почетных] титулов, а также [те, кто признавался] „почтительным сыном”, „послушным внуком”, „верным долгу мужем” и „целомудренной женой”, также освобождались от налогов и трудовых повинностей».[73]

Другими словами, афишируемая мораль была прекрасным средством для того, чтобы обогатиться.

Императора Вэнь-ди не меньше тревожила и проблема зерна, источника поддержания равновесия в империи. Он проявил особое внимание к содержанию и строительству хранилищ (585), создав запасы, которые получили название «амбары справедливости». Такие же древние по своей сути, как и сама империя, эти хранилища позволяли ослабить тяжелые последствия наводнений и засух. Наконец, император самостоятельно пересмотрел политику, разработанную в 535 г. министром Су Чэ, и стал, как и Цинь Шихуанди, заботиться об унификации монеты, для того чтобы развивать рынки на всей территории Китая.

Таким образом, Вэнь-ди проявил себя как могущественный администратор и хороший хозяйственник. Его основной заслугой стало применение превосходных и по большей части древних законов, которые к VI в. вышли из употребления. Между тем, как и все правители крупных политических образований, он не мог действовать в одиночку. Ему пришлось предоставить широкую свободу действий местным чиновникам, а это способствовало различным злоупотреблениям. Он запретил давать официальные ссуды под ростовщические проценты, но зато разрешил «всем государственным службам, как в столице, так и в провинции, перепродавать [свои запасы] на рынках, для того чтобы умножить [количество продовольственных товаров и поголовье скота] повсюду». Так традиционные понятия равенства и правосудия служили для того, чтобы прикрывать самые сомнительные операции, обеспечивая им получение дохода.

* * *

Стремясь четко определить для каждого крупного социального слоя размеры земельных участков и налогов, а также его обязанности, Вэнь-ди завершил свою работу составлением вышедшего в 583 г. кодекса, включавшего пятьсот статей. Начиная с кодекса, который был разработан в правление династии Хань великим судьей Сяо Хэ (умер в 193 до н. э.) и состоял из трех разделов, законодательные тексты получили большое распространение. Кодекс династии Цзинь (268), последовавший за знаменитым кодексом Цао Цао из династии Вэй, насчитывал уже 1522 статьи. Кодекс Лян, обнародованный в 503 г., также насчитывал больше тысячи статей. Вэнь-ди в своем кодексе, который снова пересмотрел все законодательство, как в свое время это произошло в династии Северная Чжоу в 564 г., провел строгий и разумный отбор из необычайного изобилия законов, которые существовали на тот момент.

Как и его предшественниками, кодекс Вэнь-ди не был дополнен положениями гражданского права. Это был свод угроз, взысканий и наказаний: традиционное китайское право было и всегда оставалось исключительно уголовным правом. Ценность целительного профилактического страха, ужаса, который восхваляли легисты, с одной стороны, и бесконечные взывания к морали, к тому, что приемлемо, к тому, что должно, свойственные конфуцианцам, с другой стороны, — вот два крайних полюса этого кодекса. Единственная проблема, которая действительно занимала умы в эту эпоху, была проблема равенства всех перед законом. Легисты считали себя обязанными покоряться тем правилам, которые они издавали, тогда