Луна, упавшая с неба. Древняя литература Малой Азии

ЛУНА, УПАВШАЯ С НЕБА ДРЕВНЯЯ ЛИТЕРАТУРА МАЛОЙ АЗИИ

Перевод с древнемалоазиатских языков ВЯЧ. ВС. ИВАНОВА

Вяч. Вс. Иванов ДРЕВНЯЯ ЛИТЕРАТУРА МАЛОЙ АЗИИ

Все, что мы знаем сейчас о литературе на древних языках Малой Азии, открыто за последние полвека. В начале нашего столетия в селении Богазкёй, в ста километрах к востоку от столицы Турции Анкары, был найден громадный клинописный архив Хеттского государства. До наших дней продолжаются раскопки в этом селении, где когда-то находился древний город Хаттусас — столица хеттов. В Хаттусасе найдены десятки тысяч клинописных книг — глиняных таблиц, число находок растет с каждым годом. Крупнейший чешский востоковед Б. Грозный во время первой мировой войны расшифровал тексты на клинописном хеттском языке и установил, что этот язык принадлежит к индоевропейской семье языков. В самых древних или наиболее архаических хеттских текстах можно найти немало следов таких черт, которые восходят к ранней общеиидоевропейской традиции. В древнехеттской погребальной песне (в «Гадании о будущей войне с хурритами») и некоторых других архаических образцах ритуальной поэзии (связанных с царским похоронным обрядом) к этой традиции можно возвести не только размер и принципы звукового (в том числе и метрического) подбора слов, но и сами слова и их сочетания, в частности, излюбленные в хеттской литературе (как и в других индоевропейских) сочетания однокорневых слов (как в русском фольклоре: горе горевать, думу думать).

Очень показательно в этом смысле короткое обрядовое стихотворение, посвященное богу Пирве — хеттскому божеству на лошади, имя которого родственно имени славянского бога Перуна. В самой ранней датируемой клинописной хеттской надписи царя Аниттаса (около XVIII в. до н. э.) встречается другое древнее индоевропейское имя бога — Сиу-Суммис (Бог-Наш), в позднейших хеттских текстах уже отсутствующее; это имя родственно имени греческого Зевса. К общеиндоевропейскому словарю восходят некоторые из стандартных хеттских словосочетаний, впервые встречающихся в надписи Аниттаса и повторяющихся в позднейшей хеттской литературе, начало которой кладет эта надпись (так, в ней встречается архаическая формула, включающая в свой состав глагол, родственный русскому молиться). Столь ранние индоевропейские истоки можно обнаружить и в недавно открытом тексте древнехеттского мифа о детях царицы Канеса. Хотя в этом мифе упоминаются реальные малоазиатские города Канес (Неса) и Цальпа, где хетты обитали на рубеже 3-го и 2-го тысячелетий до н. э., его сюжет намного древнее. Речь в нем идет о чудесном рождении мифологических героев — близнецов, которые вступают в кровосмесительный брак со своими сестрами. Следы этого мифа обнаруживаются и в древнеиндоиранской традиции, и в древнеирландской. Сравнение таких архаических текстов позволяет в какой-то степени восстановить литературу, существовавшую на общеиндоевропейском языке примерно в 5 -м тысячелетии до н. э. «Машина времени» современных гуманитарных наук, пользующихся точными методами реконструкции, нигде не позволяет совершить такое длительное путешествие в прошлое, как при восстановлении целых текстов на не дошедшем до нас общеиндоевропейском языке.

Наиболее архаичные образцы хеттской литературы, такие как погребальная песня, повесть о детях царицы Канеса (Несы) и надпись Аниттаса, связаны еще с тем временем, когда главным городом хеттов был Канес (Неса). Память об этом времени сохранялась и позднее в названии клинописного хеттского языка, который сами хетты называли несийским или канесийским. О богах с именами индоевропейского происхождения, например, о Пирве, хетты и позднее говорили как о «богах Канеса»; к ним надлежало обращаться по-канесийски, то есть по-хеттски; их славословили «певцы Канеса», продолжавшие старую традицию несийских гимнов богам. В то время, когда Канес был главным торговым центром древней Малой Азии, культура хеттов испытала сильное воздействие народа хатти (или протохеттов) — древнего неиндоевропейского населения северо-восточной части Малой Азии.

Все устройство царского двора, главные титулы и придворные должности были заимствованы хеттами (как и их соседями палайцами) у хатти; вместе с ними были усвоены поэтические формы величания царя и царицы и другие литературные жанры, связанные с исполнением придворных обрядов. Если классифицировать культуры по степени их восприимчивости к иноязычным и иноземным воздействиям, то хеттскую культуру можно было бы объединить по этому признаку с позднейшей японской; несколько раз на протяжении своей истории хетты обнаруживали способность к легкому усвоению глубоких черт чужой культуры. Уже к моменту составления надписи Аниттаса в главный пантеон его царства наряду с индоевропейским Сиу-Суммисом (Богом-Нашим) входил бог хатти Престол — воплощение царской власти. Аниттас еще стремился утвердить значимость Несы (хотя он и начал с войны против этого города) и проклинал Хаттусас, в чем можно видеть отзвук былых распрей несийских царей и царей хатти. Хаттусилис же в XVII веке до н. э. перенес в Хаттусас столицу всего царства, отчего этого царя и прозвали Хаттусилисом. Древнее царство несийских обитателей Куссара превратилось в «страну Хатти». К тому времени, когда язык хатти в середине 2-го тысячелетия до н. э. стал мертвым, культура народа, на нем говорившего, была перевоплощена на хеттском языке. Вся ранняя мифологическая литература Древнехеттского царства, в частности, мифы, связанные с исполнением ежегодных царских праздников, представляет собой переложение образцов хатти. Поэтому мифология хатти нам хорошо известна по этим переложениям, хотя постепенная дешифровка самого языка хатти (сохраненного для нас хеттскими писцами, не всегда уже его понимавшими) продвигается очень медленно.

Как африканские культуры нашего тысячелетия, культура хатти относилась к самой периферии тогдашнего цивилизованного мира. Когда она попала под прожектор древнего способа передачи информации — письменности, она еще носила чрезвычайно архаический характер, более свойственный культурам бесписьменным. Причудливость литературы хатти позволяет предложить сравнение ее места среди литератур Древнего Востока с ролью африканской скульптуры для истории изобразительных искусств. Именно крайняя наивная примитивность в обожествлении природных сил изумляет при чтении хеттских переложений мифов хатти.

Архаичность этих мифов проявлялась и в том, что они обычно составляли часть обряда. Если по отношению к мифам большого числа народов их происхождение из обрядов надо еще доказывать, то в литературе хатти это с очевидностью следует из самих текстов. Но особый интерес обрядов хатти состоит в том, что в главных своих чертах религия хатти продолжает древнейшую культуру Малой Азии 7-го и 6-го тысячелетий до н. э., открытую благодаря недавним находкам в Чатал Хююке. От этой древнейшей традиции религия хатти, в частности, унаследовала не только обряды поклонения пчеле и похоронные обряды, сопряженные с мышью, но и почитание леопарда как главного священного животного. Это нашло продолжение и в культуре хеттов, и во многих гораздо более поздних традициях других народов, вплоть до образа Витязя в барсовой шкуре у Руставели, или леопарда, являвшегося в пророческом сне герою «Песни о Роланде», или барса, который вместе со львом и волчицей видится Данте в первой песне «Ада». Связь этих литературных традиций средневековья с древними малоазиатскими мифами показывает и совпадение самих слов: так, во многих новых языках, в том числе и в русском, названия леопарда и барса в конечном счете восходят к хатти и хеттскому.

Миф хатти о Боге Грозы и Змее схож с греческой легендой о победе Бога Змееборца над Тифоном. Это не единственное свидетельство возможного воздействия литературы хатти (видимо, через дальнейшее хеттское посредничество) на позднейшую греческую. В поэзии хатти (как и в древнеегипетской литературе) есть деление на язык богов и язык людей, аналогичное такому же делению у Гомера. Любопытно, что одно из слов языка богов у Гомера — название «бессмертной крови богов» — представляет собой заимствование