водой и в несколько глотков осушил его. Они миновали стаю бабуинов, дремавших в тени скалы. Их так разморило, что они даже не стали клянчить у него угощение. На солнце остались только две мамбы, свернувшиеся мотками черной веревки.
До города они добрались вскоре после полудня, спустившись с голых холмов к нежданному оазису, кругу зеленой листвы и ярких цветов у стен. Для Кури это был просто город, потому что других он не видел, хотя знал, что этот — один из многих и когда-то имел имя. Столбы ворот изображали вздыбившихся слонов, поднявших одну ногу, но в них не было злобы. Они признали гостя и протрубили, приветствуя его. Кури с дромадером спокойно прошел под аркой, образованной поднятыми ногами. Он даже не взглянул на тяжелые подошвы, угрожавшие растоптать любого незваного пришельца.
Город, как всегда, был полон жизни. На каждом дереве возились и щебетали птицы. В затененных ручьях и прудах плескались зеркальные карпы. В воздухе, словно летучие цветы, порхали бабочки. На мостовой — черноглазые змеи и янтарные скорпионы. Бабуины спрыгивали с деревьев и шумно требовали внимания. За каждым поворотом он видел миниатюрных антилоп.
Но людей, кроме него, здесь не было.
Кури направил верблюда в проход между гигантским базальтовым шакалом и высеченным из живой кости клыкастым леопардом. Дикие братья выглядывали из окон обеих башен. Он улыбнулся и помахал им, радуясь, что эти, в отличие от бабуинов, не лезут на глаза. Верблюдица шагала знакомой дорогой, следуя изгибам здания Змеиного Пути до внутреннего двора с прудом в центре. Здесь Кури спешился, оставив ее пить и пастись. Сам он нагнулся, глотнул воды из пруда и дотащился до мраморной скамьи в тени пальм и олеандров. Растянулся на ней, обессилев, под прохладным ветерком, не доносившим сюда вулканических ядов. Немного собравшись с силами, он направился к самому большому из зданий, окружавших двор: к гигантскому кристаллу, повторявшему форму крара: там век за веком образовывалось поющее стекло.
Он точно знал, чего хочет.
К озеру он вернулся в сумерках. Скоти снова заупрямилась и долго не давала себя поймать. Несколько раз по дороге он останавливался отдохнуть и напиться. Дым вулкана уже казался черным на фоне первых звезд, и комета ярко горела в восточном небе у него за спиной.
Перед дверями его ожидали две тени. Первая с радостным мяуканьем метнулась ему навстречу. Он слез, поставил на землю корзину с новыми стеклышками и отпустил верблюдицу, хлопнув ее по крестцу. Та, бурча, побежала прочь. Нефрит уже приплясывала на задних лапах, стараясь лизнуть его в лицо. Второй приемыш, побольше ростом, поколебался, словно подумывал сбежать, но все же остался. Кури услышал тихое ворчание. Это существо высоко, гордо держало ощетиненный хвост. Оно с жалобным мяуканьем обратилось к Нефрит. Та ответила, но тут же отскочила, остановилась и оглянулась на Кури.
— Все хорошо, Нефрит, — сказал он. — Это ведь Бурый Парень, да? Иди с ним.
Но Нефрит, потыкавшись носами со вторым приемышем, вновь подскочила к Кури. Бурый рысцой отбежал к лежке в тростниках и оттуда время от времени повторял зов.
Нефрит опять наловила для Кури рыбы, но он, почистив ее, понял, что не может есть. Нефрит, как обычно, жадно проглотила внутренности и, очевидно забеспокоившись, подбежала к нему, твердя:
— Кури поесть, Кури поесть.
Когда они пошли спать, она пристроилась рядом с ним, но он сказал:
— Я не могу больше любить тебя, Нефрит. Я слишком стар, слишком устал. — Он погладил ей брюхо.
Он услышал призыв второго приемыша из тростников.
— Иди с Бурым. Он даст тебе маленьких, — шепнул он.
Но она не захотела.
Кури продолжал переделку восточного окна. Он извлек сердцевину солнечного диска, составленную из бледного золота и оранжевых стекол, и заменил их на прозрачные, каких никогда еще не использовал в окнах. Настраивая новые поющие стекла по крару, он все больше углублялся в себя. Он забывал поесть — ему не хотелось. Он только пил: воду, сок, опять воду. Даже жалобный плач Нефрит не отвлекал его.
К ночи комета выросла настолько, что светила, как луна.
Кури закончил работу на третий день. Новые стекла звенели в тон крару: внешние круги цветного стекла гармонично резонировали. Он остался доволен.
К закату Кури понял, что не в силах держаться на ногах. Он прополз по туннелю и встал на колени лицом к озеру, дожидаясь ночи. В последний раз он увидел, как солнце ныряет в воду, окрашивая ее в цвет крови. Услышал прощальную песню западного окна. Нефрит подползла к нему и свернулась рядом, поскуливая. Он потрепал ее по голове.
Спустилась ночь.
И тогда зазвучали новые вибрации, поначалу еле слышные. Скоро стало казаться, что рядом тонко и чисто звенит хрустальная арфа. Свет за спиной у Кури разрастался, но он не оглядывался, завороженно всматриваясь в свое творение.
Свет упал на восточное окно. Кури увидел комету, яркую, как вторая луна, отраженную в прозрачном, как бриллиант, центре. Он услышал голос, достигший земли из глубин пространства, звучавший все яснее и громче. Внешние круги окна отзывались чудной гармонией. А потом, ново и неожиданно, песню подхватили другие окна: пылающие аккорды южного, прихотливые диссонансы северного, трубная слава западного. Темный купол вибрировал, колебался перед глазами. Кури сознавал, что из тростников взлетели испуганные птицы, что вдали закричали шакалы. Он видел тени рядом с собой. Он понимал, что Бурый Парень сидит рядом с Нефрит, что несколько приемышей застыли полукругом перед домом.
Но все это воспринималось лишь дымкой на краю сознания. Всем существом он созерцал окно рая, слушал музыку сфер.
Он упал лицом вниз.
Утром Бурый Парень позвал Нефрит с собой. Она всю ночь стерегла тело Кури, выкликая его имя. Бурый ласково подтолкнул ее носом. Она ответила вопросительно-умоляющим взглядом, ее глаза отразили цвет озера. Она встала, потянулась и, повесив хвост, прошла к воде. Бурый последовал за ней и тоже набрал полный рот пемзовой гальки. Так же как Нефрит, он высыпал ее на скорченное тело последнего из творцов. Нефрит побежала за новыми камешками. Бурый поднял голову и позвал. Из тростников вышли новые приемыши.
Вскоре Кури, последний из своего рода, лежал под грудой камней на том самом месте, где его первобытные предки впервые подняли головы от земли, чтобы спросить: «Что?» и «Почему?».
Приемыши провели еще одну ночь, дивясь белому сиянию окна Кури, раскачиваясь в такт волновавшей их кровь музыке. Наконец Бурый обнял хвостом плечи Нефрит и потянул ее к новой жизни.
Окна дома Кури все так же приветствовали каждое время дня, но по мере того, как гасла небесная гостья, восточное окно замолкало — до времени, когда комета, быть может вернувшись на новый круг, напомнит Земле о существах, которые правили ею так недолго.
Теперь же звезда, названная Полынь, продолжала путь к западу через Африку. Ее яркие лучи будили уснувших птиц, заставляли трубить и мычать больших зверей, блестели в глазах крадущихся хищников и скачущих грызунов.
Комета протянула серебряную дорожку через океан, металлическим отливом коснулась дельфиньих спин и нежных плавников летучих рыб.
Где-то далеко, на побережье Бразилии, несколько древоподобных созданий качали ветвями на ветру. Кончики ветвей терлись друг о друга, смыкаясь и размыкаясь. Когда комета пролила на них свое сияние, светочувствительные веточки потянулись к небу. Другие замахали, хлопая соседей.
— Что? — шептали они. — Почему?
All of the stories are copyright in the name of the individual authors or their estates as follows, and may not be reproduced without permission.
