скатился по склону и полетел в воду.
По толпе пронесся ропот, и новый раскат – такой же резкий, как предыдущий, – ударил по ушам, и толпа стала распадаться, разверзаться, она выпустила Машу из своих цепких смертельных объятий, и Маша, потеряв опору, упала спиной на мокрую землю.
Она не сразу поняла, что происходит. И лишь услышав громкий, знакомый басовитый голос, начала осознавать, что реальность возвращается в отведенные ей рамки, и даже ливень стал слабее, словно опомнился от безумной одержимости и снова стал не библейским неукротимым потопом, а просто дождем.
Она видела бегущего прочь майора Воробьева, что-то черное выпрыгнуло из-за деревьев и обрушилось на плечи майора. Воробьев упал, забарахтался на земле, попытался сбросить с себя монстра и подняться на ноги, но огромный черный пес уже сомкнул клыки на его шее.
Маша отвела взгляд и увидела двух парней со знакомыми лицами, они держали Рутберга за руки. А он, Рутберг, словно обессилел, обвис у них на руках, состарился и потерял волю в жизни. Посмотрев на Машу, он слабо улыбнулся и пробормотал:
– Слава богу… Я рад…
– Чему это он рад? – услышала Маша знакомый бас.
«Я знаю этот голос», – пронеслось у нее в голове.
Потом она почувствовала, как обрываются последние нити, связывающие ее с реальностью, и в ту же секунду потеряла сознание.
Но на этом все не закончилось. Маша видела тысячи огненных точек, вспыхивающих во тьме, видела людей, марширующих строем, с факелами, вскинутыми над головой, видела пляску огня и тьмы, и из этой тьмы, прорезанной огненными всполохами, выплывали лица жителей поселка… Кто-то что-то кричал, кто- то пел, кто-то смеялся, потом вся эта толпа, размахивая факелами, двинулась к одиноко стоявшему дому – прямо под нависшим над ним меловым утесом.
Раздались крики, смех стал неистовым, оглушающе громким, потом факелы полетели в стены дома, подобно огромным огненным стрелам, и стены эти занялись пламенем. Маша услышала крик, увидела мечущихся по комнатам людей – мужчину и юношу… А вокруг все смеялись и кричали что-то радостное, и кто-то тушил корчащегося на песке молодого бизнесмена, забрасывал его пылающее лицо песком… А потом все кончилось – резко, словно кто-то включил в темной комнате свет.
И Маша открыла глаза.
– Марусь, ты как?
Она увидела склонившегося над ней Толю Волохова. Рядом стоял с сигаретой в зубах Стас Данилов, осунувшийся, с горящими глазами. Чуть в стороне Маша увидела полковника Жука. Высокий, старый, в длинном светлом плаще, рука в кармане, а глаза с невозмутимым спокойствием смотрят на Машу. Его морщинистое лицо было задумчивым и строгим. Толя склонился над ней еще ниже и взволнованно прошептал:
– Старик попал этому гаду в лоб с тридцати метров, представляешь! И это на сильном ветру!
– Как вы себя чувствуете, Мария Александровна? – спросил полковник Жук вежливым голосом, лишенным, впрочем, какого бы то ни было участия.
– Я в норме, – слабо проговорила Маша.
– Они вовремя успели, – громко сказал Стас. – Еще бы чуть-чуть и…
– Они тут что, – спросил Толя, – все ненормальные?
Маша улыбнулась:
– Что-то вроде этого. – Она перевела взгляд на полковника и хрипло спросила: – Значит, расследования не будет?
Он сдвинул брови и ответил со своей обычной невозмутимостью:
– Поживем – увидим, Мария Александровна.
4
Москва была мокрой, пасмурной, но в то же время полной неизъяснимой прелести контрастов. Черный асфальт и огненные листья, мокрые крыши и красные кроны деревьев. Осень полностью вступила в свои законные права.
За окном кабинета накрапывал дождь, ветер и дождевые капли шевелили желтые листья клена, склонившиеся к самому стеклу. Ритмичный стук дождя действовал успокаивающе и навевал дрему.
– Что же все-таки с ними произошло? – спросил полковник Жук. – Я понимаю, что под влиянием излучения этих людей стали посещать галлюцинации. Но почему они вообразили, что прокляты? И почему стали поклоняться каким-то духам?
– Страх превратился в религиозный культ, – сказала Маша. – Это часто бывает. Быть может, только так и бывает.
Старик задумчиво повертел в пальцах карандаш, потом нахмурился и произнес:
– Не скажу, что меня устраивает это объяснение. Впрочем, данным феноменом должны заниматься не мы, а психологи. Наше дело – поймать преступников и посадить их в тюрьму.
– Об этом я и хотела сказать, – в тон начальнику проговорила Маша. – Андрей Сергеевич, что будет с Рутбергом?
– Точно не знаю, – ответил он.
– Но его не посадят, верно?
– Да. Вероятней всего. Он слишком ценный кадр.
Маша вздохнула и хмуро посмотрела на чашку с кофе, стоявшую перед ней на столе.
– Все в мире меняется, но одно остается неизменным: сильные не тонут, – грустно произнесла она.
– Как дерьмо, – простодушно заметил Толя Волохов.
Стас, сидевший рядом с Машей, хмыкнул и сказал:
– Анатоль, как вы можете так вульгарно выражаться?
Волохов показал Стасу кулак. Тот отвел взгляд и вздохнул, как бы поражаясь несовершенству мира, в котором живут настолько грубые и вульгарные типы.
Полковник Жук посмотрел на Машу и проговорил:
– Он уже не будет жить так раздольно, как прежде. «Старший брат» не прощает серьезных проколов и ошибок. Скорей всего, его запрут на каком-нибудь закрытом объекте, где он проведет остаток жизни, передвигая пробирки. Мечтам о власти придет конец, но удовлетворения от работы у него никто не сможет отнять.
– Что ж… Мы можем утешать себя тем, что сделали все, что могли, – сказала Маша.
– Слабое утешение, – заметил Стас. – Но ты права: другого у нас нет. Хотя нет, есть еще одно.
– Какое?
– Знаю, ты скажешь, что я не прав и что нельзя быть таким кровожадным, но я рад, что майора Воробьева постигла такая страшная участь.
Машу передернуло при одном воспоминании.
– Кстати, выяснилось, пса этого купил и вырастил сам Воробьев, – произнес Стас. – Одно непонятно – какого дьявола пес напал на своего хозяина?
– Наверное, взбесился, – простодушно предположил Толя Волохов. – А красивый был пес. Порода называется «канне корсо», итальянский мастиф. Я раньше о такой даже не слышал.
– Чего ж ты его застрелил, такого красивого?
– Я спасал человека, – пожал плечами Толя. – И действовал строго по закону.
– Не человека, – возразил Данилов, – а майора Воробьева. Это разные вещи.
– Тогда я еще не знал его имени.
Старик и Маша молча слушали их перебранку. Когда Стас замолчал, полковник Жук вежливо спросил:
– Вы закончили?
– Да, – сказал Стас. – Продолжайте, товарищ полковник.
– Спасибо, Станислав. Мария Александровна, вам удалось узнать, как свадебные фотографии Илоны Сафроновой попали в Москву?
