– Домну новую пустили. И на селе успехи отмечаются. Товарищ Брежнев вручил награды Родины группе ученых. Правда, американская военщина снова мутит воду, но мы в случае чего способны дать достойный отпор проискам империалистов.
Ферапонькин осторожно принюхался. Запаха спиртного не было.
– Я что-то не пойму тебя, – признался он.
Дядя Слава оглянулся по сторонам. Вокруг никого не было, кроме членов нашей съемочной группы, да и те попрятались так, что не сыщешь, даже зная, что они где-то здесь.
– Я с мужиком одним познакомился, – жарким шепотом сказал дядя Слава. – Мужик просто уникальный! Доктор наук! А может быть, и профессор! Секретный профессор!
– Секретный-то почему? – удивился Ферапонькин.
– Потому что засекретили. Он в какой-то лаборатории работал, и они там такие вещи вытворяли, брат, что не передать. А что потом – сам знаешь. Перестройка началась, зарплату не платили, он оттуда и ушел. Теперь калымит, свое изобретение применяет на практике, чтоб хоть чем-то на жизнь подхалтурить.
– А что за изобретение-то?
Дядя Слава еще раз оглянулся и только после этого произнес сдавленным шепотом:
– Машина времени!
Ферапонькин засмеялся. Не зло, но все равно обидно.
– Ну ты загнул! – сказал он. – Ну и придумал!
– Придумал?! – взвился дядя Слава, будто в жизни ему еще не наносили большего оскорбления. – А это вот откуда?
Взмахнул перед носом собеседника газетой, на первой странице которой Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Брежнев Л. И. вручал ордена героям Родины.
– А это откуда? – вопрошал дядя Слава, демонстрируя свой новехонький костюм. – Ты знаешь, сколько я за него вчера в магазине заплатил?
– Сколько?
– Шестьдесят восемь рублей ноль-ноль копеек!
– Сколько?! – дрогнул Ферапонькин.
– Да, Миша, да! – зашептал дядя Слава. – Я был там вчера! Говорю же – уникальный мужик, светлая голова, у него эта машина времени только и знает себе – вжик, вжик. Хочешь, отведу к нему? – И он заглянул Ферапонькину в глаза.
А тот уже поплыл. Я из своего укрытия его видел и уже понял: он пока не верит до конца, но еще немного, и согласится. Все идет по плану.
– Я на работу иду, – проявил нерешительность Ферапонькин.
– К черту работу! Зарплату небось уже три месяца не платят, а там, – дядя Слава махнул рукой в неопределенное далёко, – пиво по двадцать две копейки! Сигареты «Прима» по шестнадцать! Неужели ты не хочешь взглянуть на ту жизнь хотя бы одним глазком?
Черт побери, как же он был убедителен! Я подумал, что надо бы выплатить дяде Славе премию за мастерство.
– А это далеко? – заинтересовался Ферапонькин.
– Здесь рядом, Миш! Вон в том сарае! – Дядя Слава уже тянул собеседника за собой.
В сарае действительно обнаружился мрачного вида мужчина в очках и с лысиной. Настоящий профессор, если кто понимает. В углу сарая перемигивался лампочками металлический агрегат.
Сбоку у него была ручка, как у игрального автомата.
– Вот! – доложил дядя Слава. – Привел.
Профессор долго рассматривал гостя.
– Хочет? – неожиданно резко спросил он.
– Да! – ответил дядя Слава. – Очень!
– А платит кто?
Вышла маленькая заминка.
– Человек зарплату несколько месяцев не получает, – попытался надавить на жалостливость дядя Слава.
«Профессор» молча кивнул. Эта ситуация была ему близка.
– Хорошо, – сказал он. – Но только один разок. И ненадолго.
Ферапонькин не протестовал. Он до сих пор, кажется, не понимал, что происходит.
– Сюда! – распорядился «профессор», указывая на кресло в углу. – Отклонений в психике нет? Боткина в детстве не болели? Стул нормальный?
Михаил Петрович пожирал глазами «профессора» и молчал, начисто лишившись дара речи, а тот, похоже, и не ожидал ответов на свои вопросы. Усадив Ферапонькина в кресло, склонился над ним, заглядывая своему подопечному в глаза.
– Так… Глаза закрыть! Все в порядке? По моей команде будем засыпать. Готовы? Поехали потихоньку. Спите… Спите… Спите…
Голос «профессора» становился все тише, и Ферапонькин постепенно отключился. Через минуту гипнотизер распрямился и негромко сказал:
– Готово!
Тотчас тесный сарай заполнился людьми. Ферапонькина вынесли наружу и поместили в карету «Скорой помощи». Он, казалось, спал.
– Скорее! – поторопил гипнотизер. – Не надо затягивать!
Место, где должны были развиваться дальнейшие события, находилось не так уж далеко, и через двадцать минут Ферапонькина внесли в небольшой кабинет, уложили прямо на стол. Гипнотизер вышагивал по кабинету, нервно потирая руки.
– Ну что? – спрашивал он время от времени. – Готово?
Когда ему сообщили о том, что можно приступать, он выгнал всех из кабинета и подступился к Ферапонькину. Через несколько мгновений после этого наш: герой открыл глаза. Он лежал на столе, прямо перед ним на стене висел портрет товарища Брежнева, грудь которого украшали многочисленные геройские звезды. Ферапонькин долго рассматривал этот портрет, будто что-то вспоминая, наконец вспомнил, повернул голову и увидел «профессора».
– Что? – хриплым голосом осведомился Ферапонькин. – Получилось?
«Профессор» утвердительно кивнул. Ферапонькин судорожно вздохнул и затих.
– У вас на все про все полдня, – сказал «профессор» и посмотрел на часы. – Ровно в двенадцать я жду вас здесь.
С этими словами он вышел из кабинета и плотно прикрыл за собой дверь, так что его пациент даже не успел ни о чем его спросить.
Михаил Петрович сел на столе, свесив ноги, и осмотрелся. Это был обычный кабинет маленького, совсем крохотного начальника из ушедшей в прошлое эпохи. Старый, видавший виды канцелярский стол. Несколько колченогих стульев. Шкаф в углу. Под шкаф для пущей надежности с одной стороны подложен кирпич. На столе телефон. В мутном и запыленном графине – позеленевшая от времени вода. И портрет генсека на стене. Еще в кабинете было два больших зеркала – мы из-за них и снимали ничего не подозревающего Ферапонькина.
Он наконец решился выглянуть за дверь. Здесь был полутемный коридор, в одном конце которого Ферапонькин увидел распахнутую настежь дверь и дальше, за этой дверью, – каких-то людей. Люди были заняты своими делами, и это, похоже, придало нашему герою смелости. Он прошел по коридору и обнаружил, что место, где толпятся и шумят люди – не что иное, как магазин. А он, Ферапонькин, как бы входит в торговый зал со служебного входа, хотя и не имеет на это никакого права. Чтобы не навлечь на себя гнев толстой продавщицы в грязном халате, Ферапонькин торопливо юркнул в торговый зал, мгновенно смешавшись с толпой, и только после этого решил осмотреться.
Это был обычный продовольственный магазин. Не универсам с огромным залом и секциями самообслуживания, а небольшая торговая точка, где стояли захватанные жирными пальцами стеклянные прилавки «Таир», пол был покрыт выщербленным кафелем, уложенным желто-коричневым шахматным узором, а с потолка свешивались полосы липкой ленты, усеянные дохлыми мухами. По лицу Ферапонькина
