рока неразрешимые узлы развязываешь,411 судьбы ослабляешь гонения, зловещих звезд отводишь соединения. Ты кружишь мир, зажигаешь Солнце, управляешь Вселенной, попираешь Тартар. Тобою водят хор созвездия, времен наступает чередование, радуются небожители, стихии — твои служители. Мановением твоим огонь разгорается, тучи сгущаются, поля осеменяются, посевы подымаются. Силы твоей страшатся птицы, в небе летающие, звери, в горах скитающиеся, змеи, по земле ползущие, киты, в океанах плывущие. И я для воздаяния похвал тебе нищий разумом, для жертв благодарных бедный имуществом, — нет у меня дара речи, чтобы выразить, что я о твоем величии чувствую! ведь тысячи уст не хватило бы для того и нескончаемого ряда языков, неустанных в велеречии, — то единственно, что может сделать неимущий благочестивец, то и я сделаю: лик твой небесный и божественность святейшую в глубине моего сердца запечатлею на веки вечные.
Помолившись таким образом великой богине, я бросаюсь на шею Митре жрецу, сделавшемуся для меня вторым отцом, и, покрывая его поцелуями, прошу прощения, что не могу отблагодарить его как следует за его благодеяния.
26. Я долго и пространно изливал ему свою благодарность, наконец расстался с ним и прямо отправился, чтобы вновь увидеть отеческий дом после столь долгого отсутствия. Но пробыл я там всего несколько дней, потому что, по внушению великой богини, я внезапно собрал свой багаж и, сев на корабль, направил свой путь к Риму. Вполне благополучно, при содействии попутных ветров, я быстро достигаю Августовой гавани412 и, пересев там в повозку, к вечеру, накануне декабрьских ид,413 прибываю в пресловутый святейший град. Там главным моим занятием были ежедневные молитвы верховной богине Исиде-владычице, которая там весьма чтилась под названием Сельской,414 от местоположения ее храма; был я усердным ее почитателем, в данном храме хотя и пришлец, но в учении свой человек.
Вот солнце, совершив свой круг Зодиака, уже заканчивало год, как покровительница моя во время сна предвещает мне новые испытания, новое посвящение. Я очень удивился, в чем дело, почему она говорит про будущее, так как я считал себя уже до конца посвященным.
27. Покуда я религиозные сомнения эти отчасти своим умом разбирал, отчасти подвергал рассмотрению священнослужителей, я узнаю совершенно неожиданную для меня новость: что посвящен я был только в таинства матери богов, но обрядами Осириса непобедимого никогда просвещен не был и что хотя сущности этих божеств и их обрядов тесно соприкасаются между собою и даже едины, но в испытаниях и посвящениях имеются огромные отличия. Вследствие этого наставление богини приходится понимать в том смысле, что мне надлежит сделаться служителем и великого бога. Дело недолго оставалось в неопределенном положении. В ближайшую же ночь мне приснилось, будто ко мне приходит какой-то человек в жреческих одеждах, неся в руках тирс, плющ415 и еще нечто, что я не имею права называть; все это он кладет на мой домашний алтарь, а сам, заняв мой стул, говорит мне, чтобы я приготовлял обильную священную трапезу. И как будто для того, чтобы я лучше его запомнил, отличался он одной особенностью, а именно: левая пятка у него была несколько искривлена, так что при ходьбе он немного прихрамывал. После такого ясного выражения божественной воли всякая тень неопределенности исчезла, и я, после утреннего богослужения богини, стал с большим вниманием наблюдать за каждым жрецом, нет ли у кого такой походки, как та, что я видел во сне. Ожидания мои оправдались. Вскоре я заметил одного из пастофоров, у которого не только походка, но и весь облик точь- в-точь совпадал с моим ночным видением; звали его, как я узнал, Азинием Марцеллом, что тоже звучало намеком на мои превращения.416 Не медля я подошел к нему; предстоящий разговор его не удивил, так как, подобно мне, он был предупрежден свыше, что речь пойдет о посвящении в таинства. Накануне ночью ему приснилось, что, когда он возлагал венки на статую великого бога, тот ему изрек, что послан будет к нему некий уроженец Мадавры,417 человек бедный, которого сейчас же нужно посвятить в таинства, так как, по его промыслу, и посвящаемый прославится своими подвигами, и посвятитель получит высокое вознаграждение.
28. Предназначенный таким образом для священного посвящения, я не мог приступить к нему из-за недостатка средств. Остатки моего наследства были истрачены на путешествие, да и столичные издержки значительно превышали прежние мои расходы, когда я жил в провинции. Так как глубокая бедность связывала меня по рукам и по ногам, а побуждения божества все настойчивее меня торопили, то я очутился, по пословице, «между молотом и наковальней». Все чаще и чаще побуждаемый, я приходил в расстройство, наконец убеждения перешли в приказания. Тогда я, распродав свой скудный гардероб, наскреб кое-как требуемую небольшую сумму. На это мне было особое увещевание: «Неужели бы ты, — так говорилось мне, — хоть одну минуту пожалел бы о своих платьях, если бы дело шло о каком- нибудь предстоящем удовольствии? Теперь же, на пороге таких церемоний, ты колеблешься предаться нищете, в которой не будешь раскаиваться?»
Итак, все уже было приготовлено, снова я десять дней не вкушал животной пищи, заново выбрил голову и был допущен на ночные бдения главного божества. Со всею доверчивостью предался я святым обрядам этой родственной религии. Она не только служила мне большим утешением в моем положении чужеземца, но даже доставила мне средства к пропитанию. Ведь то, что я имел некоторый заработок от ведения дел на латинском языке в качестве адвоката, можно было рассматривать как действие благодетельной Удачи.
29. И вот прошло всего несколько дней, как неожиданно, к немалому моему удивлению, я снова получаю повеление свыше, приказывающее мне в третий раз подвергнуться посвящению. Обеспокоенный немалой заботой и придя в сильное волнение, я крепко задумался: куда клонится это новое и неслыханное намерение небожителей? что еще осталось неисполненным, хотя я подвергался дважды посвящению? может быть, и тот и другой жрецы что-нибудь не так сделали или чего не доделали? И, клянусь Геркулесом, я начал уже менять свое мнение об их честности. Благостное видение ночным вещанием вывело меня из этих беспорядочных мыслей, которые чуть не довели меня до безумия.
— Нечего тебе, — сказано было мне, — опасаться многочисленного ряда посвящений и думать, что в предыдущих было что-нибудь опущено. Неотступным этим доказательством божией к тебе милости ты в радости должен веселиться и скорее гордиться, что трижды назначено тебе то, чего другие едва единожды удостаиваются. Ты же из самого числа посвящений должен почерпнуть уверенность в предстоящем тебе блаженстве. В конце концов предстоящее тебе посвящение вызвано крайней необходимостью. Вспомни только, что священная одежда, в которую облечен ты был в провинции, там во храме и осталась лежать, и в Риме ты не сможешь, если понадобится, участвовать в торжественных богослужениях, ни покрываться блаженнейшею этою ризою. Посему надлежит тебе радостно приступить для блаженства и спасения с помощью богов великих к третьему посвящению.
30. Затем божественное видение с величественною убедительностью перечисляет мне все, что необходимо сделать. После этого, не откладывая в долгий ящик, без всякого промедления, я сейчас же сообщаю жрецу обо всем виденном, принимаю на себя ярмо божественного воздержания, добровольным усердием продлив десять дней поста, предписанных вечным законом, и в приготовлениях не жалею издержек, руководствуясь более благочестивым рвением, чем требуемыми размерами. И, клянусь Геркулесом, не пожалел я о хлопотах и издержках; по щедрому божиему промыслу у меня увеличилась плата за мои выступления на суде. Наконец, через несколько деньков бог среди богов, среди могучих могущественнейший, среди верховных высший, среди высших величайший, среди величайших владыка, Осирис, не приняв чуждого какого-либо образа, а в собственном своем божественном виде удостоил меня своим посещением. Он сказал мне, чтобы я бестрепетно продолжал свое славное занятие в суде, не боясь сплетен недоброжелателей, которые завидуют трудолюбивым стараниям в моей профессии. А чтобы я, не смешиваясь с остальной толпой, мог ему поклоняться, избрал меня в коллегию своих пастофоров, назначив даже начальником клира. Снова обрив голову, я вступил в эту стариннейшую коллегию, основанную еще во времена Суллы,418 и хожу теперь, ничем не покрывая своей плешивости,419 радостно смотря в лица встречных.420
